— Интересно, что полгода спустя я решил не стирать с лица земли самую редкую, самую загадочную и замечательную вещь. Я знал, что убить тебя будет ошибкой, потому что тогда я не удовлетворил бы свою потребность узнать что-то непостижимое для всего остального на этой планете, кроме меня. Ветерок усилился. — Не убить тебя, – это было самое важное решение, которое я когда-либо принимал, Элизабет, — заявил он, словно желая закрепить слова в моей душе. Это было еще не все. Я знала это. Мое тело напряглось. Но этого будет недостаточно, чтобы выдержать шторм. Его глаза не отрывались от моих. — В начале этого… — он замолчал, словно не был готов произнести слова. Ужас змеей обвился вокруг моего горла. Вокруг сердца. — Я позволил тебе кое-что предположить, — продолжал он, потом замолчал. — Предположить что? — подсказала я. — Личность человека, ответственного за контракт, — сказал он. Змея сжалась еще крепче. — Кристофер, — уточнила я. — Это был он. Больше никто не мог. Я недостаточно важна для других… — я наблюдала за его глазами, приходя к ужасному выводу. — Ты солгал мне? Он наблюдал за мной. Услышал боль в моем голосе. — Нет, я позволил тебе предположить, что ложь – это правда. Я усмехнулась. — В обмане нет ни подзаголовков, ни лазеек, Лукьян. Это все равно обман, неважно каким способом. Он посмотрел вниз, выглядя почти… стыдливо? Нет, виновато. — Я не возражаю, — тихо сказал он. — Но вначале мне было проще позволить тебе принять то, что ты хочешь, потому что я не планировал, что ты будешь рядом так долго, чтобы узнать правду. Меня не задели ни его слова, ни его деловой тон. Но именно эта вина, эта эмоция, запечатленная на его лице, заставила меня напрячься. Потому что я знала, что мне будет больно. Скоро. Если Лукьян выдавал хоть каплю вины, этот обман, скорее всего, уничтожит меня. — А после? — подсказала я. — После того, как стало ясно, что я останусь? Куда же тогда делась правда, Лукьян? — я не спрашивала эту правду, потому что не была к ней готова. Мне нужна была изоляция «почему», прежде чем я доберусь до «кто». — Потому что если бы ты узнала правду, то не осталась бы, — сказал он. — Я не хотел, чтобы эта правда обременяла нас. Обременяла тебя. Я поджала губы. — Значит, вместо этого ты отягощал меня ложью, а я отдавала тебе всю себя? Он сжал кулак. — Это была ошибка. Напитанная моими чувствами к тебе. Моей любовью к тебе. У меня перехватило дыхание. — Ну, значит ошибки, совершенные во имя любви, – это нормально, — сказала я с сарказмом в голосе. Он не ответил, только сжал кулаки. — Так кто же виноват, Лукьян? — я задала вопрос, на который не хотела получить ответа. — Я, — быстро ответил он, как будто это было бы не так больно. Мое сердце остановилось. — Ты? — я поперхнулась. — Но ты даже не знал меня. Он кивнул. — Я не знал тебя лично, но знал, кто ты. Знал, что ты – бывшая жена Кристофера Атертона, — он помолчал. — И моя семья тоже знала, что он не возьмет другую жену, пока жива его нынешняя. — О нет, — поправила я. — Я бы не назвала тот период жизнью. Он не двигался, но продолжал говорить. — Да, но мы знали, что Кристофер еще не закончил с тобой. Он строил… планы. Слова ударили меня, как ножи. Как пули. Разрывая плоть, раны, которые только что покрылись струпьями после гноения в течение многих лет. Мне не нужно было спрашивать Лукьяна о деталях этих планов. Я знала. Следы, покрывающие мое тело, знали. Он смотрел на меня пристально, даже пристальнее, чем его обычный Лукьяновский взгляд, как будто боялся, что скелет Кристофера может ворваться в дверь и вырвать мое сердце из груди. Ему не стоило волноваться – Лукьян с этим отлично справлялся. — Он был близок к осуществлению этих планов, и это не помогало нашим интересам, — сказал он. Я прикусила губу. — Каковы ваши интересы? — Посадить рядом с ним мою младшую сестру, — сказал он. — Дать ему новую жену. Я сглотнула. — Понимаю. Его глаза блестели, лед таял в них, показывая мне человека внутри монстра. Слишком поздно. Слишком поздно. Все его тело напряжено. Не эта гранитная манера держаться, как обычно, а неуклюже напряженно, как будто он не знал, что делать со своими конечностями. Он чего-то ждал. Может быть, больше вопросов от меня, больше реакции, чем пустой фасад, который скрывал кричащую боль внутри меня. Он ничего не получит. Он уже забрал все, и этими словами забрал у меня то, о чем я даже не подозревала. — У меня нет никаких отношений с семьей, кроме тех, которые я вынужден иметь. Я в долгу перед ними, но не питаю к ним никакой привязанности, — сказал он, как будто это могло как-то улучшить ситуацию. Он не любил свою семью, но работал с ними, чтобы разрушить мои руины жизни. — Мы с ними работаем вместе, чтобы получить власть. Раньше это меня не очень беспокоило. Речь шла только о проблемах и их решении. — И то, что твоя младшая сестренка пойдет к психопату, – решение конкретной проблемы? — прошипела я. У меня зачесались ладони. — Да, — сказал он. — И не утруждай себя мыслью, что она слаба и позволит себе стать жертвой. Она знала, во что ввязывается. Я кивнула, переживая за его безликую сестру, которую я ненавидела без всякой логики. — Да, значит, ты должен был устранить старую жертву? Он коротко кивнул. — А… значит она была готова к насилию? Изнасилованию? Разрушению? — я сделала паузу. — Хотя, о чем я говорю, конечно, была готова. Потому что ты следил за мной, пока все это происходило. Пока он делал это со мной. Да? Я была уверена в ответе, потому что была уверена в том, каким человеком является Лукьян. Он должен знать своего врага. Но я все равно надеялась, молилась богу о другом ответе. Хотела, чтобы из него вышел какой-то герой. Но это все неправильно. Ведь я влюбилась в этого негодяя и должна быть готова к тому, что он поступит как злодей и уничтожит меня. — Да, — сказал он голосом, которым произносил это единственное слово болью. Я не двигалась. Он почти отчаянно вглядывался в мое лицо, ища что-то. Может быть, какое-то понимание. Прощение. Какую-то мягкость, какую-то нежность. Возможно, я влюбилась в этого негодяя. Он был и всегда будет таким. Возможно, он влюбился в жертву.