– Про бабочек, – уточнил я. – У нас ведь никогда секретов между собой не было. – Ну так, – дернула плечиками Санька. – Думала, это такое девчачье, что тебе неинтересно. Вот это была новость! Мне даже захотелось самому попытаться вспомнить какую-нибудь такую мечту, которой я с сестренкой не делился… Но времени не было. – Ладно. Короче, мы домой едем, – передал я сестренке. – Классно! – кивнула она. И я вернулся в машину. И мы поехали. И заехали прямо в тыл Загривок. Прямо на поле за нашим домом! – Прибыли на место посадки! – сообщил дядя Аббас. – Почти на месте мы все. Искандер, я твоим родителям звонил и предупредил, чтобы они нас уже тут ждали. Я знаю, что с ними случилось. Но теперь им не надо будет ничего такого в себе и перед другими стыдиться. Другие будут все свои люди. Люди, всё очень хорошо знающие и понимающие. А потом дядя Аббас обратился к моему другу и даже немного голову повернул к нему: – А ты, прекрасный и лучший друг моего родственника, сбегай и приведи сюда твоих самых родных и близких. – У меня только мама, – пролепетал Славка. – Мама – это чудесно! – вдохновенно воскликнул дядя Аббас. – Одной мамы на всю жизнь хватает. Мама все сразу поймет. Маму долго уговаривать не придется… И вот что, мои дорогие ребята! Если есть у вас кто еще очень близкий, совсем близкий, то позвоните такому и позовите сюда… У нас времени еще есть примерно один час. Вспомнили кого-нибудь такого совсем близкого? – Туря! – выдохнул я. – Кто? – удивился дядя Аббас. – Артур Сааков, наш друг, – пояснил Славка. – Вот звоните ему, – почти строго повелел дядя Аббас. – И пусть сюда вместе с родителями быстро приезжает, если у них имеется автомобиль. Или же пешком, но очень быстро пусть тогда идут. – Он, наверное, в школу собирается, – пришла мне в голову странная отговорка для нашего друга. – Сегодня школа для родных и близких друзей отменяется, – безоговорочно сообщил дядя Аббас. – Не нужна сегодня будет школа. Звоните… Так, стоп! Распределим наши большие и великие дела. Ты, прекрасный друг Искандера, иди за мамой и звони на ходу вашему другу Артуру. А ты, Искандер, беги за чудесным мудрецом Дедгерой. Его мы не имеем права оставить. Алла, вы же просто сидите здесь. Такой жемчужине небес, как вы, задания давать стыдно. И… и вы же – сирота, как я догадываюсь. – Пришлось такой с тринадцати лет быть, – вздохнула Алла. – Есть один чудесный плюс: вам, ослепительная моя Алла, солнце небес, теперь хлопотать ни о чем не требуется, – сказал дядя Аббас и повелел уже другим, суровым голосом, как султан: – Мальчикам – выходить! Мы со Славкой вылезли из внедорожника, заехавшего прямо на отдыхавшее в тот год от сева поле, и, хотя сами были уже такие все из себя призомбированные, все же остолбенели от увиденного – того увиденного, какого мы не успели заметить из машины, потому что вообще уже не замечали происходящего снаружи. Поле, на стороне ближе к лесу, которого уже вообще не было, то есть он совсем исчез весь, поле было загружено огромной-преогромной деревянной лодкой или кораблем, но скорее все же по виду лодкой – только размером с морской контейнеровоз. Больше ста метров она была в длину! А высотой, наверное, метров пятнадцать. А наверху ее была видна надстройка, похожая на большущий сарай… На борт этого судна вел очень широкий и длинный, поэтому пологий трап. А наверху перед трапом были открыты ворота того сарая-надстройки. И вот туда, в его темную утробу, стремилось всякое зверье! Бескрылое по трапу! А крылатое – без всякого трапа, по воздуху! Каждой твари – по паре! На поле прямо из ничего, из воздуха какой-то немыслимой телепортацией с разных точек земного шара, а может, и из зоопарков переносились и возникали пары кого только не… Пара слонов, пара жирафов, пара белых медведей и пара бурых тоже, пара анаконд вилась по скошенной траве, а потом и по трапу… Летели попугаи, бакланы, пеликаны… Все, как по глобальной телепатической команде, – прямо в ворота сарая! – Вот блин! Об этом я же читал в Библии! – прошептал Славка. Мы посмотрели друг на друга. Потом невольно посмотрели на небо. Черная туча на востоке казалась уже не мрачным небесным пологом, а сплошной стеною – с небес до земли! – Что делать-то? – бессильно не то чтобы простонал, а почти проплакал Славка. – Свободен! Возвращайся пешком в больницу! – услышали мы команду дяди Аббаса. И увидели, как зомбированный водитель «скорой» как-то неестественно выпрямился-подтянулся и почапал от нас по полю в обход Загривок. Я невольно стал осматриваться панорамно. Наши с Санькой двойная мама и маленький папа робко жались у задней калитки нашего участка. Метрах в сорока от нас. Подходить они как будто робели… и помахали мне рукой – тремя руками. Я, как заводная игрушка, помахал им ручкой в ответ, а голова моя поворачивалась дальше… пока глаза мои не увидели деда Геру, тоже стоявшего поодаль – у задней калитки своего участка. И тут меня сорвало! Я рванул к нему со всех ног! Подлетел… И только выдохнул, запыхавшись: – Деда Гера! Деда Гера крепко взял меня рукой за плечо, тоже выдохнул тяжело, будто пробежал, как мог, стометровку, на своих больных ногах, и хрипло проговорил: – Это кто же этого пузана так обидел в детстве в его пустыне! Это кто ж ему пить не давал, а? Раз его заветная мечта – такой вот второй Ноев ковчег построить и новый потоп всем устроить… Утопить всех, а самому выплыть. Со зверями… А? Я похлопал глазами… и вспомнил наконец: – Деда Гера, он и вас зовет. Он хочет нас с собой забрать. Ветер усиливался, метал редкие седины деда Геры из стороны в сторону, будто его мысли. Глаза деда Геры горели. – Нет уж. Я со всеми тут останусь. – И добавил нечто таинственное, в ту пору мною не понятое: – Меня Бог не оставит, со дна заберет. Я даже надолго забыл эти его слова, потому что мне очень жалко стало деда Геру, а еще очень стыдно за то, что мы все – эдакие избранные – поддаемся спасению, принесенному нам на блюдечке дядей Аббасом, который, похоже, на самом деле психопат настоящий. А еще забыл потому, что деда Гера внезапно вцепился в оба мои плеча коряжистыми руками, чуть пригнулся и вперился в меня своим пылающим взором: – Александр! Ты должен вспомнить ее! Должен вспомнить! Генерала Траву! Она – единственное спасение! Беги к этой заячьей девчонке, упроси ее просто сделать так, чтобы ты вспомнил… вспомнил, что было! Давай беги, пока этот бес «скорую» на свой ковчег заводит. С Богом, парень! Он резко развернул меня от себя и толкнул в плечи. Я отскочил от его толчка на пару шагов – и на несколько мгновений тормознул на месте, похолодев от увиденного. «Скорая» с моей сестрой Санькой неторопливо въезжала по трапу на ковчег. А Павлины – папа с двумя мамами – уже тихонько-зомбированно направлялись к трапу. И тогда я рванул! Я подлетел к внедорожнику, задние двери которого оставались открытыми, и схватил роковую зайчишку за руку, свободную от чупа-чупса… и взмолился к ней: – Ариша, Ариша! Ну, выйди, пожалуйста! Не силой же выволакивать ребенка наружу! Ариша сунула чупа-чупс в рот, развернулась ко мне и выпросталась из машины, очень мило придержавшись за мое плечо другой ручкой. Вид у нее и правда был теперь, как у зайчишки, набившего рот вкуснотой. Чупа-чупсова палочка торчала из него угрожающе. Я вперился во всемогущую малышку, наверное, так же, как минутой раньше в меня вперился деда Гера. – Ариша, прошу тебя, спаси нас всех! Всех-всех! – первое, что вырвалось у меня из души. Аришка деловито вынула сильно уменьшившийся шарик чупса из рта и проговорила беззаботно: – А водички не будет… – Чего?! – обомлел я. – Водички не будет, – повторила Ариша и дала разъяснение: – Сегодня же холодно. Не все купаться захотят. Где этот ветер шумел – снаружи или в моей голове? – А туча?! – спросил я, преступно теряя время… но не мог не спросить. – А тучка понарошку, вот как, – ответила Аришка. – Она только кажется отсюда. Черная туча еще висела вдали, было сумрачно, но в голове у меня прояснилось, как солнечным утром… и не просто прояснилось – а осенилось свыше! Так не говорят, конечно, но тут в рифму и кстати именно так, как я себя почувствовал. На меня нашло страшное и прекрасное прозрение! Я взял как можно ласковее Аришку за плечики и изо всех сил попросил ее… попросил мысленно, потому что предчувствовал: если буду произносить слова вслух, то сила души ослабнет. Вот что я попросил: «АРИША, ЭТО Я ТЕБЯ СЮДА ПОЗВАЛ! Я ОЧЕНЬ ХОЧУ УВИДЕТЬ ТВОЮ СТАРШУЮ СЕСТРУ!!! ОЧЕНЬ! ОЧЕНЬ! ОЧЕНЬ!» Ариша выпучила глазенки – каждый стал со стеклышко очков перед ним. – Ой, что сейчас бу-у-дет! – испуганно и притом как-то восторженно протянула она. И я увидел, как жилы на моих руках начинают светиться. Меня всего стало охватывать жаром – сначала несильным, а через несколько секунд уже нестерпимым. И вдруг… Вспышка боли была адской, но продолжалась она какую-то микродолю секунды. Боль просто запомнилась мне потом, как вспышка молнии… Наверное, она была адской. И я вдруг увидел мир передо мной как-то слишком широко… Увидел, что справа от меня… и слева от меня… стою я сам… но нас не трое, а двое… Я знал, что делать! Я развернулся спиной к спине самому себе… и побежал. Да-да – побежал в разные стороны, как делала она – та, о которой воспоминания все сильнее прояснялись, будто туман развеивался под легким усилием утреннего солнца. С каждым шагом бежать становилось труднее и труднее – воздух становился все плотнее, как застывающий гель. И я уперся в невидимую, обжигающую стену… И тотчас развернулся. Лицом к лицу с собой! И помчался навстречу самому себе. Мелькнула, помню, мысль: «А он из антивещества?! Большой взрыв! Большой взрыв!» Мы – я и я – столкнулись лбами и не столкнулись. Мы просто вошли друг в друга, как два встречных выдоха, как две сталкивающиеся галактики! Ослепительная вспышка – страшная, молниевая резь в глазах… И ослепляющая тьма! И я открыл глаза. Я увидел синее-пресинее небо и на фоне синего-пресинего неба – ЕЕ! Вику Ковылину… Генерала Траву, совсем недавно спасшую нас с сестрой от опасных пришельцев. Милое, круглое лицо, пронзительные глаза, переливающиеся всеми оттенками утреннего моря… И да – такие до боли знакомые очки в черной оправе, такие же, как у… Ее темные-претемные, с отливом вранового крыла длинные, прямые волосы раскачивались прямо перед моим лицом…