– Ну что вы, барышня, – конфузливо приговаривал Шматов, пытаясь помочь пышнотелой горничной и при этом не схватить её ненароком за какое-нибудь особенно выпуклое место. – Всё хорошо, ничего страшного не приключилось… – Легко вам говорить, – куксилась та. – А я слабая женщина, меня всякий обидеть может… – Да ладно тебе, Глаша, – прервал поток жалоб Семён. – Тебя конка не всякая переехать сумеет, где уж тут… – Ах ты негодный мальчишка! – с полуоборота завелась Глафира. – Да я тебе… – Что здесь происходит? – спросила привлеченная шумом хозяйка дома, с недоумением разглядывающая развернувшуюся перед ней драму. – Доброго вам утречка, Паулина Андреевна, – радостно, будто родную матушку, поприветствовал её мальчик. – А мы вот с Дмитрием Николаевичем к вам зашли, а Глаша, значит, от радости чуть не упала! – Это правда? – удивилась мадам Барановская и перевела взгляд на ошарашенную таким наглым заявлением горничную. – Конечно, правда! – продолжал нимало не смутившись юный гальванер. – А вы, простите, кто? – обратила она внимание на топчущегося рядом Федю. – Шматовы мы, – сконфуженно отвечал тот. – Барышня, вишь, упала, так я пособляю… – Это сослуживец Дмитрия Николаевича, – поспешил к нему на помощь Сёмка. – Приехал из деревни. – Очень приятно. – Ага, душевно рад. – Вот что, господа, – решительно заявила хозяйка дома, сообразив, что правды тут не добьется. – Немедленно раздевайтесь и идите в гостиную, а Глаша подаст нам чай. Я же пойду к Владимиру Степановичу и поговорю с ним. Паулина Андреевна была женщиной решительной, а потому немедля выполнила своё намеренье, но, войдя в кабинет супруга, не обнаружила там ни малейших беспорядков. Напротив, Владимир Степанович и его гости беседовали самым мирным образом. Точнее, говорил больше Будищев, а инженер и студент внимательно слушали его. – Для того чтобы увеличить дальность передачи, – уверенно вещал Дмитрий, – нужна длинная антенна. – Что, простите? – переспросил Попов, тщательно записывающий всё в записную книжку. – Колебательный контур, – вспомнил правильный термин «изобретатель». – И что эта самая антенна из себя представляет? – Стальную проволоку, натянутую между… да чем угодно! В лесу можно на деревьях, на корабле между мачтами. В городе можно рамку деревянную сделать и поднять повыше. – А какие размеры? – Чем больше, тем лучше. А вот форму рамки и сечение проволоки нужно будет подбирать. – Определить экспериментом, – понятливо кивнул будущий профессор физики. – И на какое же расстояние можно будет установить связь? – Неограниченное! – почти прошептал Дмитрий с таким видом, будто доверял собеседнику величайшую тайну. – Господа, у вас всё в порядке? – прервала поток красноречия хозяйка. Все присутствующие тут же встали, приветствуя её, а Будищев вдобавок отвесил ещё и церемонный поклон, который в иных обстоятельствах можно было бы назвать шутовским. – Паулина Андреевна, – почти искренне извинился он. – Простите великодушно. Ворвался тут к вам, как хан Батый, Глашу перепугал, молодого человека оконфузил, а все оттого… – Полно, Дмитрий Николаевич, – мягко прервала покаянную речь мадам Барановская. – Мы всегда рады вас видеть. – Это правда, – поспешил подтвердить её слова хозяин дома. – В таком случае, если вы закончили, то, быть может, соблаговолите попить с нами чаю? – С плюшками? – жалобным тоном спросил Дмитрий, придав своему лицу максимально умильное выражение. – Разумеется, – сдерживая смех, отвечала Паулина Андреевна. – Мне, право, неловко, – попытался отказаться студент, но его никто не стал слушать. Хотя Барановскому почти удалось развеять опасения своего компаньона, душа того была неспокойна. Будищев привык доверять своим инстинктам, а сейчас они просто кричали, что дело нечисто. Однако как узнать, справедливы ли опасения? Самые свежие новости, разумеется, у газетчиков. Другой вопрос – правдивы ли они, но тут Дмитрий надеялся разобраться, и потому, выйдя из дома инженера, решил отправиться в одну знакомую ему редакцию. – А нам куда же? – робко спросил Фёдор. – Поезжайте в мастерскую. Хотя… вот что, дружище. Не в службу, а в дружбу, пойди к Путиловскому заводу, типа работу ищешь, да потолкайся среди мастеровых. Поспрашивай, как там дела? – Хорошо. А зачем? – Нужно узнать есть ли заказы, вовремя ли платят жалованье, и вообще, чем люди дышат? – Понятно. – Может, лучше я? – недоверчиво глядя на Шматова, спросил Семён. – У меня среди тамошних учеников приятели есть. Я разом все разведаю! – Эх ты, разведчик, – скупо усмехнулся разом переменившийся Фёдор и, посмотрев на армейского товарища, твердо сказал: – Сделаю, командир. – Давайте оба, – решил Дмитрий. – Ты пацанву расспросишь, ты со взрослыми поговоришь, а я тоже поинтересуюсь тут в одном месте. Вот вам трояк на расходы. Мелким пряников купите, взрослым косушку, чтобы разговорить. Протянув своим «агентам» деньги, Будищев свистнул извозчика и отправился прямиком в редакцию «Петербургского вестника». А те дружно зашагали в сторону завода. По дороге они сосредоточенно молчали. Шматов обдумывал, как ловчее выполнить данное ему поручение, а Сёмка – обидевшись на снисходительное отношение к нему. – А почему ты его командиром назвал? – не выдержал первым мальчишка. – Командир и есть, – пожал плечами занятый своими мыслями Фёдор. – Мы ить с ним на войне были. – Он же не офицер? – И что с того? Их благородие господин поручик Линдфорс без совета с Графом ничего никогда не делал. Может, потому мы и живы остались. Почти все. – Он что, вами командовал? – А то! Он, брат, унтером был, а это такое дело… им иной раз услужить важнее, чем ротному. Потому как у господина капитана забот много, а тут… – И вы вместе турок били? – Мы, Сёмушка, охотниками были. Разведчиками. Вот и сейчас в поиск идем. Понял? – Ага. – Тогда шагай и не мешайся. – Это мы посмотрим, кто мешаться будет, – недовольно пробурчал про себя мальчишка, но в открытую возражать не посмел. Ещё недавно «Петербургский вестник» был совсем уж заштатной газетенкой, лишь по недосмотру Божьему именуемой печатным изданием. Но за последний год дела пошли веселее, и теперь… нет, респектабельной газетой вроде «Ведомостей» или «Русского инвалида»[26] она не стала, но финансовое состояние её значительно улучшилось. Во всяком случае, Ефим Иванович Нарышкин – один из старейших сотрудников издания – именно так и думал, заказывая у разносчика свежую кулебяку. А ведь были времена, когда и дрянному бутерброду с заветренной ветчиной радовался! – Мосье Постников, вы будете что-нибудь заказывать? – обернулся он к молодому коллеге. – Пожалуй. – Что изволите, барин? – Пирог с вязигой, если можно. – Отчего же нельзя, со всем нашим удовольствием! – Благодарю, любезный. – А водки не желаете? – Увы, – грустно заметил молодой человек. – Тот самый случай, когда желание есть, а возможности за ними не поспевают. – Всё философствуете, Николай Николаевич, – поморщился Нарышкин, втайне надеявшийся, что его коллега окажется более платежеспособным. – А что же остается в таком случае, – начал тот, но застыл на полуслове, заметив идущего в их сторону по коридору посетителя. – Каком случае?