Ночь в квартире Будищева прошла спокойно, а на утро все, казалось, позабыли про недавний разговор и после завтрака дружно направились по своим делам. Первыми были готовы, разумеется, мужчины. Фёдор с Сёмкой уже оделись и ждали Дмитрия, которому Геся помогала завязывать галстук. – Ну вот, – удовлетворенно отозвалась девушка. – Теперь тебя можно выпустить на улицу. – Гомосячий видок, – поморщился глава семьи, рассматривая пышный бант у себя под подбородком. – Глупости! Ты купец, промышленник и вообще серьезный человек, а посему должен выглядеть соответствующе. – А выгляжу как… – Как кто? – Как пудель с бантом на шее. – Прекрати. – Ладно, проехали. Стеша скоро? – Я попросила её помочь мне в одном деле, так что поезжайте одни. – В каком деле? – Что за несносный допрос?! – Опаньки, а что мы скрываем? – Право, ты невозможен. Ну хорошо, у меня сегодня будут важные посетители, несколько склонные к эмансипации. А Степанида просто икона этого стиля. Ничего сложного, подаст чаю, улыбнется, продемонстрирует твой подарок… кстати, ты знаешь, что мастер, у которого ты их заказывал, стал продавать подобные дамские часы? – Блин! – Вот именно. Крыть было нечем. Несмотря на умение Будищева зарабатывать на оригинальных идеях, частенько он их просто дарил окружающим его людям, не успев оценить коммерческую выгоду. С другой стороны, много ли выудишь с ювелира за идею? Не тот народ, чтобы зря раскошеливаться. Оказавшись на улице, их странная троица немедленно привлекла к себе повышенное внимание. Сам Дмитрий был одет в хорошее пальто с бобровым воротником и шапку «пирожок», и если бы не развязные манеры, его можно было бы принять за настоящего барина. Сёмка, в теплой куртке на вате и башлыке поверх картуза, тоже выглядел как мальчик из хорошей семьи, отчего-то не носящий гимназическую форму, а вот Федор, надевший поверх своего костюма всё тот же полушубок, выглядел на их фоне довольно чужеродно. – Куда прикажете, барин? – с сомнением в голосе поинтересовался случившийся рядом извозчик. – На Выборгскую сторону, – коротко отвечал Будищев, усаживаясь в экипаж. Семён тут же устроился рядом, а вот Шматов на мгновение замешкался, будто не зная как ему поступить. То ли моститься на господское место, то ли запрыгнуть на облучок к кучеру. – Чего столбеешь? – прервал его мыслительный процесс Будищев. – Давай сюда, а ты – шпингалет, дуй к водителю кобылы! – Это мерин… – Да хоть фольксваген, вали на облучок. Наконец все устроились, после чего извозчик махнул кнутом, и сани тронулись вперед, заскрипев полозьями по снегу. Некоторое время они ехали молча, но когда повернули на набережную, до них донеслись крики мальчишек, разносящих газеты: – Покупайте «Ведомости»! Покупайте «Петербургский листок»! Необычайные происшествия! Имущество Путилова собираются описать за долги! Разорение крупнейшего промышленника в России! Получены новые известия о союзе Австрии и Германии! Новый кризис в Европе! – Блин, тут недавно радио изобрели, – хмыкнул Будищев, – а они всякую хрень печатают! – Чего изобрели? – осторожно спросил Федя, но сидевший рядом с ним приятель внезапно насторожился. – Придержи своего мерина! – ткнул он извозчика тростью, после чего закричал разносчикам: – Эй, ребята, что там у вас про Путилова? – Разорение крупнейшего заводчика, – обрадованно завопил чумазый мальчуган в драной кацавейке и невозможно больших башмаках. – Держи, – сунул ему первую попавшуюся монету Дмитрий и буквально выдрал из рук газету. Тот ошарашенно посмотрел на серебряный рубль, но сообразив, что добрый барин не требует сдачи, тут же сунул свалившееся на него богатство за щёку и пустился наутек. – Случилось чего? – осторожно спросил Шматов. – Случилось, – скрипнул зубами тот и велел извозчику: – Эй, дядя! Разворачивай оглобли, да гони в Сампсониевский переулок! Уютная квартирка в Сампсониевском переулке не раз служила местом для дружных застолий и тихих семейных посиделок, но этим ясным морозным утром по ней прошел самый настоящий ураган, которого звали Дмитрий Будищев. Снеся на своем пути монументальную фигуру вышедшей ему открывать горничной, он вихрем пронесся в кабинет инженера, и, не обращая внимания на сидящего перед хозяином худосочного студента в потрепанной тужурке, грохнул кулаком по столу. – Ты это видел?! – Что тебя так возбудило, мой друг? – высоко поднял брови Барановский. – Возбудило?! Да я, блин, чуть не кончил, как меня это… – Да скажи, наконец, толком, что с тобой приключилось? – Со мной – ничего! – ответил молодой человек и бросил компаньону газету. – На, читай! Пожав плечами, Владимир Степанович углубился в чтение, которое заняло некоторое время, а немного успокоившийся Будищев плюхнулся в кресло, после чего протянул руку студенту. – Дмитрий, – буркнул он. – С-Саша, – немного заикаясь от волнения, робко ответил тот. – Понятно, – отложил в сторону печатное издание инженер. – Я думал, ты знаешь. – Что?! – Тихо! – в голосе Барановского прорезались стальные нотки. – Николая Ивановича наша, с позволения сказать, пресса, склоняет на все лады очень давно. Даже Некрасов не удержался и проехался по нему. Помнишь, «ты поклялся как заразы, новых опытов бежать, но казенные заказы увлекли тебя опять»?[24] – Я его ещё со школы терпеть не могу, – недовольно буркнул изобретатель, вызвав недоуменные взгляды собеседников. – А в чем конфликт интересов? – Какое интересное словосочетание, – оценил инженер. – И весьма верное. А конфликт вот в чем. Создав практически с нуля современный машиностроительный завод, Путилов столкнулся с проблемой завоза сырья и вывоза продукции. Дело в том, что Финский залив чрезвычайно мелок, и все грузы, следующие в Петербург и обратно, приходилось сначала доставлять в Кронштадт, а уже там перегружать. Всё это, разумеется, занимало немалое время, да к тому же и стоило недешево. Деятельная натура Николая Ивановича не могла с этим смириться, и он быстро нашел выход. Нужно прокопать канал… прямо в море! И тогда корабли с большой осадкой смогут проходить в Петербургский порт и разгружаться там, что самым благоприятным образом должно было сказаться на стоимости транспортных расходов. Казалось бы, всем от воплощения этого в высшей степени амбициозного проекта будет сплошная выгода, но не тут то было! Существовало огромное количество посредников, крупных и мелких оптовиков, привыкших работать и зарабатывать в сложившихся условиях. И вот для них этот план был смерти подобен. И началась травля. Подкупались газетчики, давались взятки чиновникам, ставились всевозможные препоны. В конце концов, противникам канала удалось добиться отказа государства от финансирования стройки. Но Путилов был не тем человеком, чтобы сдаться, и взял кредит. Однако, как это часто бывает, предварительные сметы оказались заниженными, а проект требовал все новых и новых вливаний. И перед одним из ведущих промышленников России медленно, но верно вставала перспектива банкротства. – Однако не стоит беспокоиться раньше времени, – поспешил успокоить компаньона Барановский. – У нашего друга большие связи и ему наверняка удастся решить эти проблемы. – Ты думаешь? – Конечно. Давай лучше поговорим о твоем изобретении. – А что о нем говорить, – отмахнулся Дмитрий. – Все заняты скандалом с Путиловым и на демонстрацию новых приборов никто не обратил внимания. – А вот тут ты не прав. Посмотри на заметку на последней полосе. – Что там? – Александр Степанович, – обратился инженер к студенту, – сделайте одолжение, прочтите. – Извольте, – отозвался тот и, схватив газету, прочел срывающимся от волнения голосом: – Вчера в помещении Минной офицерской школы в Кронштадте известный изобретатель Барановский продемонстрировал новинку – беспроволочный телеграф собственной конструкции. Хотя многие авторитетные ученые полагают изобретение не более чем техническим курьезом, последняя представляет немалый научный интерес… – О, блин, а я и не заметил! – удивился Дмитрий. – Отзыв, правда, так себе, но все же. – Да и бог с ним, – отмахнулся Владимир Степанович. – Тем более что в «Кронштадтском вестнике» и заметка побольше, и полоса первая, и ты, мой друг, назван изобретателем. Так что упоминание в прессе есть, осталось сделать доклад на физико-математическом факультете Петербургского университета. Собственно, этот молодой человек и прибыл сюда, чтобы привезти приглашение для нас с тобой. Вы, кажется, уже познакомились? – Александр Степанович Попов, – представился студент, вогнав Будищева в ступор. Дело в том, что он совершенно не помнил, как звали настоящего изобретателя радио. Ни Гильермо, ни Никола, ни Генрих Рудольф[25], ни другие имена ничего ему не говорили. В памяти осталось только «профессор Попов». А сколько их, Поповых, в России? – Я считаю, что вы должны подать на газету в суд, – убежденно продолжал новый знакомый. – Написать о таком важном изобретении и не упомянуть его настоящего создателя… это свинство! – Базара нет, – машинально согласился Будищев. – Не стоит так кипятиться, – примирительным тоном заявил Барановский. – Надо обратиться в редакцию, и они опубликуют заметку с опровержением. Таким образом, будет второе упоминание в прессе, которое опять-таки не будет ничего стоить. Пока Владимир Степанович утихомиривал разбушевавшегося Дмитрия, отставшие от старшего товарища Фёдор с Сёмкой помогали подняться и привести себя в порядок Глафире. – Охти мне, – причитала она, – как есть убил, разбойник!