— Признаём! Признаём! Император подъехал к предводителю разбойников почти вплотную и вдруг стремительным движением выдернул полуторный бастард[34],висевший справа перед седлом. С грозным свистом оружие описало сверкающую кривую, которая закончилась хлопком по правому плечу коленопреклонённого: — Благородный Сину Папалазо, первый этого рода, я принимаю твою службу, твоё сердце и твою кровь за тебя и за твоих людей! Служи верно, служи крепко и не посрами свой род и своего сюзерена! И знай, что ты, твой род и твои люди под защитой и покровительством Империи и Императора! Дорант в который раз поразился тому, как же хорошо учили и воспитывали детей покойного Императора. Старинные слова, которыми по традиции Император возводил во дворянство, прозвучали естественно, будто Йорриг Седьмой их только что извлёк из своей души. И неспроста очень непростые разбойники Сину Папалазо тут же грохнули дружным кличем «Харра!», с которым древние предки имперцев, пришедшие из далёких восточных степей, кидались на превосходящие силы врага и побеждали. И неспроста те из спутников Императора, кто стоял ближе и мог наблюдать всю сцену, чувствовали слёзы умиления на глазах и восторг в сердце… Бывшего разбойника представили Доранту, как главнокомандующему (он уже перестал морщиться при этом слове) и прочим ближникам Императора. Его команду построили и влили в колонну, только пришлось подождать, пока они подведут своих коней — их прятали в недальнем овраге. И движение к побережью продолжилось. 3 От Сайтелера до Фианго можно было, в принципе, добраться по воде: из Сайтелерского озера вытекала полноводная Маррана, устье которой выходило в океан примерно на трети пути от Фианго до Акебара. Беда только в том, что река эта шла вначале на юг, то есть почти в противоположную от Фианго сторону, огибая южный отрог Хаганского хребта. Из-за этого путь по воде выходил едва ли не на неделю дольше, чем сушей. К тому же в нижнем течении из-за огромного количества ила, которое несли мутные воды Марраны, она сильно мелела и становилась почти несудоходной: плавать по ней можно было лишь на плоскодонных прамах. Их, правда, было там огромное множество, так как по берегам реки располагались обширные плантации чокло. Его разведением славились ещё до Империи воинственные аламоки. Как раз чокло и возили в Империю из Фианго корабли кумпанства, в котором была доля у Доранта. Поэтому в порт постоянно заходили то один, то другой из кумпанских кораблей, а сейчас, воспользовавшись голубями, Дорант вытащил туда два из тех трех, которые были выстроены и снабжены на его личные средства (третий был в Империи). Давние коммерческие связи с Фианго как раз и давали Доранту уверенность в том, что брать порт на меч не придётся. Правда, для этого надо было ему появиться там лично, поэтому примерно в половине дня пути до порта Дорант прихватил с собой Калле, гильдмайстера Ронде, имевшего в Фианго свои дела, десяток конных гаррани, объяснился перед Императором и двинулся вперёд быстрым маршем. Переговоры с наместником Фианго не заняли много времени: больше всего ушло на рассказ о подробностях битвы при Сайтелере и взятия самой крепости. У каваллиера Гасетта не было никаких причин ссориться с Дорантом и его кумпанством, делавшим треть доходов города (и половину доходов самого каваллиера), в отсутствие поблизости сколько-нибудь сильных войск вице-короля. Тем более, что Дорант скромно умолчал о своих потерях, но весьма красочно расписал присоединившиеся к Императору силы Сину Папалазо, хорошо известного в этих местах. Так что Императора в широко открытых воротах города ждала торжественная встреча: разодетый в лучшее каваллиер Гасетт, его гуасил со всеми восемью сотнями городской стражи и гарнизона в начищенных кирасах, и, разумеется, Дорант с гильдмайстером Флоаном Ронде, он же министр торговли и финансов, оба некстати в походной одежде. Вместе с ними Императора встречали капитаны обоих дорантовых кораблей, а немного в стороне — кучка вычурно и странно одетых гальвийцев, смотревших, впрочем, по сторонам довольно высокомерно. Гальвийцев привёл гильдмайстер, отделившийся от Доранта сразу же, как только их малый отряд въехал в город. Уже ставшая привычной церемония принесения присяги Императору отняла не больше времени, чем обычно. Затем солдат распустили, пообещав к ужину хорошую порцию вина от щедрот Его Величества (оплаченную из сайтелерской добычи, между прочим — в крепости нашлась почти вся казна дуки Таресса, весьма не маленькая; странно, что он не держал её в своём имении — возможно, больше надеялся на сайтелерские укрепления), а знать во главе с Императором пригласили в местный Дом Приёмов, где были уже накрыты столы. Размещением пришедшего с Императором войска и пленных занялись люди наместника. В Доме Приёмов пришлось терпеть обычный церемониал взаимных представлений, поскольку при въезде в город Императору представлены были только наместник и гуасил, с которых положена была присяга. Теперь они по очереди называли Императору городскую знать, причём каждый выходил вперед, кланялся, клялся и тому подобное. Знати, не в пример Кармону, было за сотню человек, и к концу церемонии Император уже с трудом сдерживал нетерпение. Наконец, городские кончились, и настала очередь Доранта показать Его Величеству своих капитанов. — Ваше величество, разрешите вам представить ньора Иллара Ходэуса. Сей ньор происходит из благородного, древнего аллирийского рода. Его отец поступил на морскую службу вашего батюшки тридцать лет назад, командовал кораблём и участвовал в несчастном деле при Уллате, когда маркомес Грассиардос погубил войско и себя, приказав атаковать морскую крепость в лоб без разведки. Дорант терпеть не мог сановных идиотов, берущихся командовать войсками, а тут ещё добавилось личное: двое его дядьёв пали в этой битве, без славы и почёта, под ядрами и картечью неподавленных фортов. — Отец Иллара потерял в той битве ногу и глаз, но был в числе командиров тех пяти кораблей, которые высадили остатки десанта на пристани Уллата. За то ваш батюшка пожаловал ему имение и пенсион, а Керрар Ходэус обратил их в два корабля, коими начал торговать с Заморской Маркой. Мы с ним и ещё двумя достойными людьми составили кумпанство, кое располагает ныне семью кораблями, и Иллар Ходэус сей флотилией командует. Ныне флагманом у него мой личный корабль «Прекрасная Саррия», в честь супруги моей именованный, самый крупный из всех, в кумпанстве используемых. Император любезно поприветствовал Ходэуса, впрочем, не обратив на него особого внимания. Его куда больше интересовали гальвийцы, приведённые гильдмайстером Ронде. Дорант, между тем, сделал знак второму капитану: — Каваллиер Сентар Содер, ваше величество, заслуженный воин, много послуживший Империи. Вышел в отставку после сокращения военного флота, когда ваш батюшка изволил завершить победою войну с мальберерскими пиратами. Участвовал в битве при Телламине, командуя сорокапушечным «Имперским Соколом». Взял на абордаж галеру мальберерского бана и привёз его в столицу пленного, за что получил каваллиерство. Император тут будто проснулся: — Позвольте, как же случилось, что столь заслуженный и ещё не старый каваллиер ушёл с военной службы? Содер, получив молчаливое одобрение Доранта, объяснил: — Ваше величество, я человек небогатый, четвёртый сын в семье. Ваш батюшка при сокращении флота повелел, чтобы капитаны, кои хотят остаться на службе, вновь покупали бы себе патенты. Мне негде было взять денег, так как полученную за битву при Телламине награду пришлось мне потратить на приданое моей младшей сестре. Я нанялся на торговый корабль шкипером, но по дороге в Акебар корабль сей потрёпан был штормом сверх возможности восстановления, мы едва дошли до порта. Хозяин корабля его продал на слом, и я оказался на берегу, где и познакомился с каваллиером… кхм… извините… комесом Агуиры, который назначил меня на свой новый корабль капитаном. — Каваллиер Содер командует у меня кораблём «Прекрасная Лони». Это самый новый из кораблей кумпанства и самый быстрый. Император доброжелательно кивнул и снова потерял интерес к людям Доранта, переключившись на гальвийцев. Гильдмайстер понял, что настал его черёд, и подтолкнул их поближе к середине зала: — Ваше императорское величество, разрешите мне рекомендовать вам представителей Всеобщей торговой компании и короля Гальвии Эктоберга Третьего, приплывших на четырёх прекраснейших и мощных боевых кораблях специально для того, чтобы оказать вашему величеству всяческое содействие в восстановлении справедливости и обретении принадлежащей вашему величеству законной короны Империи. Граб элс Штесшенжей, — самый расфуфыренный из гальвийцев учтиво поклонился, — визенграб элс Зейсшенсен, — ещё один учтивый поклон, — стаунлафер элс Жерресшерзер. — Последний из представленных гальвийцев был одет почти по-человечески, без многочисленных бантиков, торчащих изо всех швов. Дорант мысленно перевёл: граб — комес, визенграб — между комесом и обычным дворянином, стаунлафер — просто дворянин. «Элс» значило всего-навсего «из» и говорило о принадлежности дворян к семье, происходящей из конкретного владения, или же о правах данного дворянина на конкретное владение: у гальвийцев с этим было не меньше путаницы, чем у имперского благородного сословия. Имена представителей Всеобщей торговой кумпании комес Агуиры даже не попытался запомнить, поскольку были они явно южногальвийские, а там язык, и так непростой, осложнялся множеством шипящих, заимствованных у завоёванных когда-то ульшиатов, чью знать гальвийцы после завоевания приравняли к своей. Южная Гальвия была самой богатой частью страны, производила оружие и высококачественные ткани, строила многочисленные корабли, беспощадно истребляя когда-то сплошные дубовые леса, и умела эти корабли использовать. Оттого её знать была близка к трону, ибо короли Гальвии ценили богатство едва ли не больше, чем благородство. Может быть, они были правы. Граб элс Штес… в общем, какая разница? — вышел вперед, расшаркался правой ногой так, будто хотел нарисовать носком сапога карту Гальвии, и зашипел что-то длинное на южногальвийском диалекте. Дорант, которого учили в юности языку врага, успел его хорошо забыть — но и без этого понимал бы с третьего слова на пятое, потому что учили его классическому среднегальвийскому, а эти, с кашей во рту, говорили вовсе не так, как ему было знакомо. Но на сей случай был гильдмайстер Ронде, который привёл это змеиное кубло: — Ваше императорское величество, граб элс Штесшенжей свидетельствует вам своё величайшее почтение и нижайше просит от лица Всеобщей торговой кумпании и лично его величества короля Эктоберга принять скромную помощь в составе четырех сорокапушечных кораблей с экипажами и полутора тысяч воинов, как знак поддержки законных интересов законного Императора и стремления к взаимовыгодному взаимодействию. Вот ведь как умеют завернуть! На самом деле, говоря простыми словами, юноше, имеющему даже здесь, в Заморской Марке, чисто символическую поддержку нескольких не самых важных городов, предлагали корабли и войско — явно имея в виду, что за них придётся рассчитываться, причём не разовым платежом, а долгосрочными уступками… Император благосклонно кивнул, встретился взглядом с Дорантом, потом с гильдмайстером, кивнул ещё раз и произнёс: — Доблестный граб элс Штесшенжей! Мы благодарим Всеобщую торговую кумпанию, его величество короля Эктоберга и лично вас за любезное предложение помощи в восстановлении наших законных прав. Вопрос сей, однако, требует серьёзного обсуждения, для коего я вас и ваших людей приглашаю присоединиться ко мне и моим министрам, как только это станет удобно, по окончании сего приёма. Соблаговолите присутствовать здесь до его окончания и дождаться соответствующего приглашения. Дальше последовали ещё представления, но местная торговая элита Императора не заинтересовала вовсе. Он был вежлив, доброжелателен, но явно скучал. 4 Когда утомительный приём, наконец, закончился, Император (которому по-прежнему больно было наступать на правую ногу), опершись на плечо неизбежного Нери, тяжело поднялся и, прихрамывая, перешёл в отдельный кабинет, отведённый ему заранее гостеприимным наместником. Туда, не ожидая приглашения, проследовали за ним Дорант, гильдмайстер Ронде, наместник Гасетт и каваллиер Горжи. Последних деликатно выдворили, отправив по каким-то надуманным, но весьма правдоподобным и срочным поручениям. Дорант в очередной раз поразился тому, сколько всего умеет юный Император. Наконец, в кабинет завели гальвийцев. По этикету в помещении сидел только Его Величество, что Дорант счёл очень мудрым, ибо в ногах правды нет, и отстоявшие уже несколько часов на приёме гальвийцы устали и должны быть более покладистыми. Сам он тоже не был свеж, но ему-то переговоры не надо было вести. Он незаметно облокотился о дубовую консоль[35] и приготовился внимать. Внимать оказалось особо нечему. Основные условия, которые интересовали гальвийцев (и от которых, как они ясно дали понять, зависела их поддержка нового Императора) были уже от гильдмайстера известны: прямой доступ к товарам Заморской Марки (на что Император, сделав недовольную мину, как бы со скрипом согласился), возможность для гальвийцев участвовать в колонизации Заморской Марки (что было мягко отвергнуто под предлогом необходимости сначала взять власть в этой самой Марке). Взамен второго пункта Император предложил включать корабли гальвийцев в свои конвои, что вызвало бурный обмен выразительными взглядами между членами гальвийской делегации и было в конце концов благожелательно принято. Сюрпризом оказалось требование доступа к железным рудникам Империи, «буде Император достигнет удовлетворения своих законных требований и прострёт руку свою над той частию Империи, коя в Старом Свете размещается». Гальвийцы, впрочем, ничего особо наглого не просили: их интересовали неограниченные закупки железной руды без заградительных пошлин, и только. Дорант аж проснулся, потому что вообще ничего не понял. Это требование, на котором гальвийцы настаивали чуть ли не с ножом у горла, было ему в принципе непонятно: Гальвия свободно покупала у Империи сталь и стальные изделия (ну да, в том числе в ходе каждой очередной войны), зачем им сырая руда, которая, в пересчёте на изделия, получалась для них дороже? Император же явно понимал, в чём тут дело, и полез в дебри, которые Доранта оставили вовсе в недоумении. Когда он с сожалением понял, что окончательно потерял нить, переговоры вдруг завершились ко всеобщему удовольствию, судя по сияющим рожам гальвийцев и скупой вежливой улыбке Императора. Когда чужаки ушли, Дорант не преминул крайне учтиво и формально поинтересоваться у Императора результатами переговоров, под предлогом того, что ему надо знать: рассчитывать на корабли и десант гальвийцев или нет? Император повелел всем, кроме Доранта, покинуть помещение. Гильдмайстер прожёг в комесе Агуиры огромную дыру взглядом, но вышел вместе со всеми. — Дорант, ты не представляешь себе, чего мы добились! — Заявил Его Величество, возбуждённый едва ли до неприличности. — Они уступили по вопросу доступа к колонизации Марки, когда я согласился на закупки железной руды! — Йорре, — с трудом выговорил Дорант, которого до сих пор раздражали претензии Императора на неформальные отношения, — объясните мне, пожалуйста, для каких подземных червей нужна им наша руда? — Дорант, ты просто не учился у Сетруоса. Он очень подробно рассказывал мне, чем живёт Империя. Наша железная руда, которую копают в Илконских горах на севере, содержит примеси, дающие ей уникальные, поразительные свойства. Ты знаешь, например, что только из нашей руды можно делать пружины для замков пиштолей? Сталь из другой руды ломается, когда пружину закручивают десяток раз. А из нашей — остаётся целой, сколько её ни крути. И клинки из нашей руды получаются упругими и прочными, они перерубают мягкое железо, которое получают из своей руды гальвийцы. — Так что же, мы будем отдавать им нашу руду, чтобы они делали оружие не хуже нашего? — Возмутился Дорант. — А пусть себе покупают. Они не знают, что не вся имперская руда имеет одинаковые свойства. Мы будем гнать в Гальвию руду из южных болот, она там содержит больше железа, чем горная с севера, но не имеет нужных примесей. Пока гальвийцы сообразят, что к чему, они уже успеют нам помочь кораблями и людьми. Главное — кораблями! Вот ты знаешь, Дорант, сколько всего кораблей может выставить Заморская Марка? Дорант обескураженно промолчал. Он никогда не думал о Заморской Марке в целом. Его интересовали свои собственные дела — а Император, при своём малолетстве, имел достаточно образования, чтобы рассуждать о делах Империи и отдельных её частей. «Государственный ум, — подумал Дорант, — из него может действительно выйти хороший Император». И тут Его Величество Доранта разочаровал: — Не больше, чем три десятка! — Заявил он безапелляционно. Дорант же точно знал, что только у тех людей, с которыми он был знаком лично, кораблей намного больше. — Да простит меня его величество, — Император сморщился, будто разжевал кислейший зелёный плод лиммы, — но на самом деле Марка располагает куда более многочисленным флотом, чем вы обозначили. Только тех кораблей, кои находятся в её портах одномоментно — более пяти десятков, а если дождаться прибытия кораблей, принадлежащих здешним судовладельцам, плывущих сейчас в океане или же находящихся в Империи — то будет их около сотни. — Как такое может быть, комес? — Спросил Император, судя по титулованию Доранта, им недовольный. — Мне даже не Сетруос это рассказывал — Светлейший дука Санъер отцу моему докладывал об этом. — Да простит меня ещё раз его величество, — снова вызвал Дорант гримасу у Йорре, — но люди, зарабатывающие на перевозке грузов из Марки в Империю и из Империи в Марку, не все свои корабли регистрируют в портовых книгах как коммерческие корабли Марки. Из тех, что зарегистрированы в Империи — многие на самом деле имеют хозяевами здешних жителей, причём в основном из высшей знати. И особенно из высшей знати Заморской Марки. Здесь, в Марке, слишком высокие налоги на судовладельцев. — Так и ты тоже их не платишь? — Я как раз плачу. Плачу и плАчу. Но мне и моим кумпанионам нельзя подставляться, мы люди мелкие. Это вот родня вице-короля, как покойный дука Таресс, другие вельможи со связями в имперской столице могут, их никто не тронет, если что. А нас — сметут, дай только повод. И мы платим почти вдвое против того, что платят люди дома Аттоу или дружки вице-короля. У его зятя шесть кораблей ходят сюда три раза в год, и все занесены в книги имперского флота в Марриде. А ещё многие под аллирийским флагом ходят, аллирийцы за небольшие деньги кого угодно в свои книги внесут, лишь бы капитан был из тамошних, или шкипер. Один раз заплатил — и больше ни о чём не думай, хоть это и не разрешено по закону. И никого это не волнует, ни здесь, ни в Империи.