Я немного дезориентирован, но Мы – нет. Нас преследуют двое Диких из спортивного магазина. Еще немного и один из них падает. Хрипит, дергается и пытается разодрать себе горло. Багровая жижа… Куски мяса… Все повторяется. За его судьбой Мы не наблюдаем – до эскалатора буквально пара десятков метров. Четверо Диких лежат рядом с ним без движения. Мертвы… Выстрелы из автомата звучат гораздо ближе, чем в прошлый раз. Чьи-то вопли об эвакуации разносятся эхом по первому этажу. Мы перепрыгиваем через тела и спускаемся. Путь к выходу свободен от живых – лишь мертвецы устилают пол. – Эй ты! Стой! Полицейский с пистолетом в руке. Помятая форма испачкана кровью, стоит он неуверенно и озирается по сторонам. Смотрит на меня, затем на окровавленный скейт. Снова на меня… – Помогите!!! – из магазина косметики выскакивает заплаканная девушка. Судя по одежде – консультант. Она бросается к полицейскому, отвлекая его. Мы этим пользуемся и тут же вырываемся через входные двери на улицу. От яркости солнца и глотка свежего воздуха мне становится дурно. Взгляд ни на чем не фокусируется, живот скручивает, дыхание учащается. От внезапно атаковавшего уши звона я падаю на колени и хватаюсь руками за голову. Невыносимо. Эти вибрации… Звон разорвет барабанные перепонки… Голова раскалывается… Содержимое желудка поднимается и вылетает на землю. Я не могу различить цвет рвоты, но думаю, что это конец… Без сил я заваливаюсь набок. Выпущенный из рук скейт откатывается в сторону… Дикость Провод. Патрон. Лампочка не горит – днем включать свет не имеет смысла. Особенно когда шторы раздвинуты. Особенно когда окна выходят на солнечную сторону. Особенно когда ясная погода. За пять лет я так и не смог выбрать подходящую люстру. На потолке в дальнем правом углу раскинулась трещина в форме паутины. Восемь глаз невидимого паука всегда направлены на меня, а по ночам, он спускается на невидимой паутине и невидимыми лапками перебирает по моему лицу. Ночь. Комната. Паук. Аптека? Варя стоит у приоткрытой двери, которая ведет на лоджию. Пламя негодования бушует в глазницах. Совершенно точно это моя квартира. Гудит череп. Ленно сокращаются мышцы. С трудом поднимаю руки… Кисти и предплечья покрыты засохшими кровавыми брызгами: круглые, овальные, полосы и пятна… Из груди вырывается тихий стон, когда я сажусь на край кровати – болит буквально все, что находится в моем теле. Каждая клетка. Каждый атом. Кеды, штаны и футболка также в засохшей потемневшей крови. Ни слова не говорю Варе и иду в ванную, где в зеркале над раковиной вижу засохшую кровь на лице. Смешавшись с потом и грязью, она размазалась по лбу, щекам, носу, губам и подбородку. Я выжат. Как после изнурительной тренировки… Как после серии изнурительных тренировок с выжиманием из себя ВСЕХ сил. На пределе возможностей. Голова тяжелая, опускается, и я обращаю внимание на часы на левом запястье. 12:02 – день. Прошлый вечер и эту ночь я был в отключке… * * * Ни Артем, ни Ева не отвечают на звонки. Восьмой час безуспешные попытки связаться с ними укореняют во мне беспокойство. Нарастает раздражение от собственной беспомощности. Я сижу на лоджии и выкуриваю сигарету за сигаретой. Выкуриваю и не желаю смотреть на то, что происходит на улице. Не вижу, но прекрасно слышу: звуки просачиваются даже через закрытые окна. Тонкие стекла, щели – слишком громко. Страх порождает во мне отрицание. Я боюсь. Я не хочу верить. Осуждение. Если бы Варя могла, то давно бы выкинула все заначки «на случай срыва». Но Варя не может. Единственное, что сейчас в ее силах – пытаться сжечь взглядом почти пустую пачку на столике. Рядом со мной. Варя тоже рядом, как и всегда. Скрипит раскладной стул, на котором я раскачиваюсь. – Не нуди. Не до этого… Попытка обидеться.