– Может, упустили? – Они-то? Если тебе все же не показалось, то его либо хотят спровоцировать на выплеск, либо на нем защита. – Либо и то, и то, – девушка хватает тонкими пальцами, выскользнувшую из бургера котлету и аккуратно возвращает ее на место. – В смысле? – За ним могли начать слежку до защиты. – Хм, – Арн расправляется с остатками чизбургера. – В любом случае, это не наше дело. И без него забот хватает. На лет двадцать вперед… К ним вдруг подбегает рыжая пухлощекая девочка лет пяти и смотрит на Арна. На его длинную косу. Большие голубые глаза полны восторга, а ее рот расплывается в улыбке – одного переднего зуба нет. – Дядя! Мозно васу косу потлогать? – не выговаривая половины букв, выдает она. Арн удивлен и спешно жует. Глотает. – Конечно, можно! Чего завис? Дай ребенку косу! – Инга пихает мужчину ногой под столом. – А… Да, вот… – он растерянно наклоняется. – Ух ты… Когда я выласту, то у меня будет есе длиннее! – девочка сжимает маленькими ручками косу, перебирает вплетенные кожаные полоски и, хихикая, убегает. – Забавные эти дети человеческие, – Арн закидывает в рот один за другим кольца халапеньо. – Ага, – Инга грустнеет и отодвигает в сторону тарелку с недоеденным бургером. – Чего поникла? – Потому что… Не вырастет она… – девушка осматривает людей в заведении. – Никто из них. Мы пьем – Сеня! Сеня, ты чего?! – мужской голос звучит отдаленно, неуловимо, но этого хватает, чтобы меня разбудить. Холодно. Голова кругом, а в горле пересохло настолько, что, кажется, с нёба вот-вот посыплется песок. Открыть глаза получается с большим трудом. Я пытаюсь на чем-нибудь сфокусировать взгляд – выходит не сразу. Перевернутая бутылка из-под рома на столике, распахнутые окна лоджии, через которые бесцеремонно врывается ветер, и Варя, задумчиво смотрящая вдаль. Я все там же. Заснул посреди «диалога». Шумно выдыхаю и жду, пока два дверных проема сольются в один. Осуждение. Я не могу ничего ответить – слишком сухо во рту. Если скажу хоть слово, то выкашляю рассыпавшийся на мельчайшие частицы язык. Губы полетят следом. Слюны совсем нет. Дверные проемы соединяются. Я плетусь на кухню, беру стакан и наблюдаю, как он наполняется ледяной водой из-под крана. Полный. Выпиваю залпом, и становится значительно легче. Умываю лицо и шею – свежесть. – Сеня, прекращай! Не смешно! – тот же самый голос, что меня разбудил, доносится с улицы. Часы на запястье: маленькая стрелка на единице, а большая на двенадцати – время для ночных криков и потасовок. Конечно. Естественно. Под моими окнами. – И не говори, что тебя это не бесит! – я возвращаюсь на лоджию и перегибаюсь через ее край. Варя молчит. Дождя нет, ветер стих, воздух наполнился отрезвляющей прохладой. На безлюдной улице тускло горят фонари – грязный оранжевый свет. Неоновая вывеска магазина мигает одной буквой. Из соседнего дома приглушенно звучит музыка. По мокрому асфальту проезжает красная иномарка и скрывается за углом. Где-то вдалеке едет поезд. Гудит. Старые колеса стучат по старым рельсам. Никаких признаков «Сени» и его друга. – Думаешь, что показалось? – я поворачиваюсь к Варе. Очередной вопль возвращает меня на место. – Помогите! Я щурюсь. В свете фонаря появляется седобородый старик. На его глазу что-то похожее на черную повязку. Он выставляет руки перед собой, пятится назад и что-то тихо говорит второму человеку, который хрипит и приближается к нему. Медленно. По непонятной траектории. Не я один сегодня напился. Местные алкаши. Вопрос в глазницах. – Да, может и не местные, – я пожимаю плечами и нащупываю лежащую рядом пачку сигарет. Подцепляю одну и щелкаю зажигалкой. Упрек. – Не смотри на меня так. Я же не каждый день… Дым проходит через фильтр. Трахея, бронхи – залетает в легкие. Никотин попадает в альвеолы, всасывается в кровь и за считанные секунды добирается до мозга. Тем временем «Сеня» с седобородым катаются по асфальту, но не дерутся. Ни намека на драку, что весьма странно для ночных алкашей. Еще затяжка… Никотин стимулирует выработку дофамина. Пропадает чувство тревоги, наступает общее расслабление. – Какие-то они… – начинаю я, но меня прерывает душераздирающий вопль.