— Понимаете, брат… он не… то есть он невероятно умный и одаренный человек, но он может сорваться, если на него давить. Вы же начнете расспрашивать его… когда он узнает, что Кэти в коме, он разволнуется. — Думаю, он сможет взять себя в руки, — заверил ее Джон. — В любом случае мне необходимо с ним поговорить. — Поговорите со мной — я отвечу на все ваши вопросы. Только не впутывайте его. — Вы смеетесь? — Ну, может, тогда чуть позже? «Чего она тянет?» — удивился про себя Джон. Ему всего-то и нужно было, что поговорить с ее братом. — Иоланда, я здесь ненадолго, и у меня нет времени на пустые разговоры. Почему вы не хотите, чтобы я поговорил с вашим братом? Вы что-то скрываете? — Нет. — Сколько ему лет? — Тридцать. — Вы как будто защищаете его. — Ничего подобного. — Тогда что? — Не хочу, чтобы брат расстроился. Он очень ранимый. — Обещаю, я расспрошу его очень тактично. Ее глаза потемнели. — Вы не понимаете… У Дрейка талант, он художник. — Знаете что, — ответил Джон, — талант у него или нет, но вы сейчас же позвоните ему и скажете, что я приперся из самого Дублина, хотя терпеть не могу летать, и мне нужно с ним поговорить. В противном случае я просто сообщаю его имя в полицию, и там с ним будут говорить уже по-другому. Иоланда нагнулась под прилавок и достала блокнот. — Ладно… Не надо никому звонить. Я дам вам наш адрес. — Он живет с вами? — Да. Но подождите, пожалуйста, до вечера. Днем Дрейк работает и не любит, когда его беспокоят. Отложите визит, скажем, до половины восьмого. Она написала адрес на фирменном бланке и протянула его Джону. — Кэти поправится? — Не знаю. — Джон взял листок, сложил его и спрятал в карман. — Но кома… как же это? Несчастный случай? — Нет. Иоланда нахмурилась: — Так что же с ней произошло? — Замечательно, что вы спросили. Она пыталась застрелиться. Казалось, все силы вмиг покинули Иоланду. Она привалилась к стене: — Боже мой! Это убьет бедного Дрейка! — Ну да, — бросил Джон. — Девушка в коме, попытка самоубийства, но кто здесь, оказывается, самый бедный — так это Дрейк. — Вы не имеете права говорить со мной в таком тоне. Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о брате. Он просто боготворил Кэти! — А вы или ваш брат обратились в полицию, когда потеряли с ней связь? У Иоланды едва заметно дернулась щека. — Нет. У нас не было оснований вмешивать полицию. Джон нахмурился: — Так… Получается, обожаемая подруга вашего брата пропала вот уже как две недели, и ни вы, ни он не заявляете в полицию? — Я не обязана ничего объяснять вам. Я даже не знаю, кто вы такой! — Конечно, не знаете, да я и спросил просто так, из любопытства. Как-то все это странно. — Мы решили, что она уехала навестить отца, ну, что-то в этом роде. Джон понял, что она врет, и у нее это плохо получается. Что-то сильно напугало ее. — Значит, в семь-полвосьмого? — Да. — Тогда я пошел. Едва Джон вышел, Иоланда схватила трубку. Дрожащими пальцами она набрала номер и прижалась лбом к стене. Неожиданно голову пронзила острая боль. — Гарри! Я оставляю тебе уже пятое сообщение. Надоело! — Она подошла к окну и стала смотреть, как Джон переходит улицу. Прижав основание ладони ко лбу, она сказала: — Позвони мне сразу, как прослушаешь это сообщение. Это очень серьезно, Гарри. Мне нужно поговорить с тобой. 18 Джон вовсе не собирался болтаться без дела до половины восьмого, как сказала ему Иоланда. Выйдя из магазина, он тут же отправился по адресу, который она ему дала. Когда он через весь город вернулся в Кенсингтон и нашел нужный дом, опустились сумерки, а от холодного ветра уши совсем замерзли. Наступал мрачный вечер, и Джон, с трудом застегивая молнию, чтобы хоть как-то защититься от дождя, вдруг отчаянно захотел назад, домой: «Господи, да что же я за человек такой? Ведь и суток не прошло, как прилетел из Дублина. Почему у меня все не как у людей?» Он разыскал Онгар-стрит и приятно удивился, что это совсем недалеко от его отеля. Дом оказался солидным трехэтажным зданием в эдвардианском стиле. Может, он и был едва ли не самым обшарпанным на всей улице, но уж точно стоил целое состояние, а ведь Иоланда никак не походила на мультимиллионершу. Взбежав по ступенькам к входной двери, Джон чуть задержался, удивленно присвистнув при виде старомодного бледно-голубого «мерседеса» на тротуаре, небрежно уткнувшегося носом прямо в живую изгородь. Он нажал кнопку звонка, в ответ зазвучала классическая музыка, которую Сара наверняка бы узнала. Вспомнилась Сара, и снова захотелось домой. Дверь открылась, и Джону сразу стало ясно, что Тилли Гайд-Данвуди нисколько не ошиблась в своих описаниях, дай ей бог здоровья. Перед ним стоял худощавый человек лет тридцати или около того, одетый точно подросток. «Задержка развития», — сказала бы Сара. «Недоделанный», — выразился бы Джон. И все его движения были какие-то дерганые. На нем были черные обтягивающие джинсы, майка с изображением группы «Рамонс» и кроссовки «Конверс». Обесцвеченные волосы, доходившие сзади до плеч, выглядели, будто их подрезали кухонным ножом. Левую руку от кисти до локтя закрывали пластиковые и кожаные браслеты. Темно-карие глаза едва заметно косили, пальцы левой руки были запачканы синими чернилами. — Дрейк Воэн? — Допустим, да, — чуть встревоженно ответил он. — Джон Квигли, — представился Джон и показал свое удостоверение. Молодой человек самым тщательным образом изучил его. — Здесь написано, что вы детектив. — Я в курсе. Хочу поговорить с вами о Кэти Тодд. — Это он вас послал? — Кто? Дрейк подмигнул ему: — На его месте я бы тоже так сделал.