Джон вынул бумажник и показал удостоверение: — Джон Квигли, частный детектив. — И чего? — совершенно равнодушно буркнул здоровяк. — Мне нужен хозяин этого милого заведения. — Перед тобой. — Могу я узнать ваше имя? — Пит Бакли. — Так вот, Пит, я расследую дело, к которому имеет отношение один из ваших постояльцев. — Да у меня этих постояльцев… Вон, дверь не закрывается. — Меня интересует только один, вернее — одна. Она здесь жила несколько дней. Кэти Джонс, зарегистрировалась как Кэти Тодд. — Джон прижал к стеклу фотографию, сделанную накануне вечером. Бакли мельком взглянул на нее: — Девчонка, про которую полицейские расспрашивали? — Да. — Все ее пожитки у них. — Ясно, — ответил Джон. Он нагнулся над стойкой и увидел, что из-под кресла Бакли торчит конец монтировки. — Может, расскажете мне о ней? Что-нибудь, о чем копы не знают? — О чем это? — Ну, не знаю… как она себя вела? Как расплачивалась? Одна всегда была? Звонила куда-нибудь? Всякое такое. Бакли дернул плечом: — Платила наличкой, вела себя тихо, не высовывалась. — К ней кто-нибудь приходил? — Мамка я ей, что ли? Джон широко улыбнулся: — В таком случае она вся в папу. — Слушай, я тебе все сказал, что знаю. — Точно? — Точно. — Сколько она у тебя прожила? — Десять дней. — Когда приехала? Бакли посмотрел на Джона, как смотрят на дерьмо, когда его никак не удается смыть. Он угрюмо раскрыл книгу записей и повел по списку толстым, как сосиска, пальцем: — Вот… Среда, двенадцатого. Джон открыл записную книжку: — Она к вам обращалась за чем-нибудь, пока жила здесь? — Нет. — Может, такси вызывала? Карту города искала? Спрашивала, как проехать? Бакли доел бутерброд и, довольно рыгнув, вытер руку о свои засаленные серые брюки. — Слушай, чего пристал? Я копам уже все сказал, ничего нового ты не узнаешь. Они приходили сюда, спрашивали, где ее комната, и я послал моего носильщика Джимми показать им. Мне проблемы не нужны. Я сказал им: тихая, заплатила вперед наличкой. Я ничего не спрашивал, они тоже особо ничем не интересовались, только спросили, когда поселилась и кто к ней приходил. А к ней никто не приходил. — Она упоминала какие-нибудь имена? Или… — Ну достал! — с досадой произнес Бакли. — Да не говорила она ни с кем! Я ж сказал, она была не-раз-го-вор-чи-ва-я. — Откуда вы знаете? — Чего? — Ну, откуда вы знаете, что она неразговорчивая, если она ни с кем не говорила? — Джимми разок попробовал с ней пошутить. Она так на него посмотрела, что он тут же отвалил. Она себе на уме была, эта девчонка, ну и я не лез. У нас тут так, — ответил Бакли и сделал телевизор погромче. — Он сегодня работает, этот ваш Джимми? — Да вроде. Работа-то не бей лежачего. — Можно, я заодно и с ним поговорю сейчас? Не хочу потом перезванивать и надоедать вам. Бакли мотнул головой в сторону вестибюля: — Последняя дверь направо. — Спасибо. Бакли не ответил. Джон прошел через другую двойную дверь и направился вглубь гостиницы. Если стойка администратора была обшарпанной, то коридор напоминал клоаку. Протертая до дыр ковровая дорожка, дешевые обои и лампы дневного света создавали похоронное настроение. Нехорошее место. Джон толкнул дверь запасного выхода и оказался в небольшом внутреннем дворе, заваленном ящиками из-под бутылок и мусорными ведрами. Маленький жилистый паренек курил, опираясь на ручку тележки, какими обычно пользуются уборщики. Услышав, что кто-то идет, он бросил окурок и загасил его каблуком, затем быстро заправил свою белую рубашку в черные брюки. Что-то в нем показалось Джону знакомым. — Сейчас иду, Пит. Докурю только. — Не торопись. Парень обернулся и отбросил со лба сальную челку. Увидев Джона, он машинально отступил, и дежурная улыбка слетела с его лица. — Вот принесла нелегкая… Джон широко улыбнулся: — Кого я вижу! Джимми Данн! Вот повезло так повезло! Давно не виделись! — Как же, давно, — буркнул Джимми. — Он что, послал вас следить за мной? — Энди-то? Да нет! По-моему, если б он знал, где ты, лично зашел бы проведать. — Вы ведь не скажете ему, что я тут, а? Вы же знаете, он меня повесит, если найдет. — После того, что я слышал, не повесит, а прямо четвертует. В этом году Джимми успел с полгода проработать у друга Джона, завзятого бильярдиста Энди Косгроува. Энди поддался на уговоры жены (Джимми — сын ее лучшей подруги) и взял его на работу после того, как тот бросил школу. Потом он не раз проклинал этот день. Семнадцатилетний красавчик Джимми оказался весьма безответственным малым, да к тому же еще отъявленным лодырем, бессовестным вруном и вообще скользким типом. Все полгода он постоянно опаздывал, отпрашивался то на обед, то покурить, то в туалет, то чайку попить и смывался при первой же возможности. Каждую неделю он клянчил, чтобы его кто-нибудь подменил, а заставить его работать можно было только пинками. Все это сводило Энди с ума. Чаша терпения переполнилась, когда жена Энди нашла в спальне дочери, пятнадцатилетней Беки, ее Беки, фотографии совсем не невинного свойства. После этого песенка Джимми была спета. Он как раз сонно перемешивал цемент и прикидывал, как можно растянуть и без того не маленький перерыв, когда рядом резко затормозил джип Энди. Энди вылетел из машины в такой ярости, что после у него от надсадных воплей еще неделю болело горло. Те, кто видел это, говорили, что Джимми улепетывал от Энди так, что только пятки сверкали. — Ты помнишь Кэти Тодд? Она жила здесь несколько дней? О ней еще полицейские спрашивали? — Ну, видел я ее, — уклончиво ответил Джимми. — Ты с ней говорил? — Не-а. — Не говорил? — Джон удивленно покачал головой. — Такая хорошенькая, блондинка, да еще совсем одна? И ты к ней не подвалил? Ну да, это ведь тебе не безмозглая девчонка.