— Кэти, да что же такое с тобой случилось? Положив кольцо рядом с часами, она открыла сумку и тут же отшатнулась от мерзкого запаха: — Фу-у-у… — Одежда жутко воняет, — отозвался из кухни Сэм. — Забыл вас предупредить. — Пахнет кошками! — А по-моему, нашатырем. — Господи! — Сара вытряхнула вещи из сумки на пол. Мягко выражаясь, одежда была самой обыкновенной. Приталенный красный жакет, две видавшие виды стариковские рубашки — белая и голубая, кашемировый джемпер, две пары джинсов, носки, белье — все хлопчатобумажное, поношенное, но чистое, и пара кроссовок. Четвертый размер. Отодвинув вещи в сторону, Сара разложила на столе жакет, рассматривая пятна от нашатыря, оставшиеся на его шерстяной ткани. — Как-то он сюда не вписывается. — Вы так думаете? Сара взяла жакет в руки: отлично сшитая вещь, бархатный воротник, шелковая подкладка, пуговицы, похоже, из настоящего черного дерева. — Ну, не сочетается с остальной ее одеждой. А где те вещи, что были на ней… в тот день. — В полицейском участке. — Сэм поставил перед Сарой кофе и сел на диван напротив. — Это вещественные доказательства. Кажется, на ней было длинное платье и сапоги. Сара внимательно осмотрела одежду, прочла все этикетки и проверила карманы. Там не оказалось ничего, кроме пыли и одинокой пуговицы. — Документы при ней были? — Нет… Ни бумажника, ничего. — Странно как-то. — Деньги были… Пятьсот наличными. Сара опять посмотрела на одежду: — Фунтов или евро? — Евро. Сара еще раз прочитала этикетки на рубашках: — «Торнтон» — как на жакете. Бутик, наверное. — Не знаю такого. — Я тоже, но постараюсь разыскать, где их могли купить. По крайней мере, не массовая продукция. — Правильно. Значит, можно… — Его внезапно прервал звонок мобильника. Сэм взял трубку и недовольно нахмурился, увидев номер. — Извините, я на секунду. — Да-да, конечно. Он вышел на балкон и прикрыл за собой дверь. Сара видела, как он нервно ходит взад-вперед. Собеседник явно действовал ему на нервы. Даже со своего места Сара видела, как у Сэма на шее вздуваются жилы. Вскоре он захлопнул телефон и вернулся в комнату. Вид у него был обеспокоенный. — Что-то не так? — спросила она. — Репортер. — А… — Так вы думаете, одежда может помочь? — Все помогает. Вопрос в том, что из неизвестного удастся восстановить, оттолкнувшись от того, чем мы располагаем. Сэм собрался с духом: — В полиции сказали, что ваше агентство — это несерьезно. — Мы знаем свое дело. — Ну и хорошо. Сара подняла бровь: — Не обращайте на них внимания. Нам и раньше доводилось пересекаться с ними. У них это пройдет. Сэм, можно, я задам вам один вопрос? Хотела спросить вас еще вчера, но… я понимаю, вопрос глупый. — Задавайте. — Вы рады, что ваша сестра жива? Казалось, прошла вечность, пока Сэм наконец со вздохом произнес: — Конечно рад. Послушайте, Сара, скажу вам откровенно, я больше не знаю, как к чему относиться. Такая головоломка… Вы только представьте: живешь, чего-то добиваешься, строишь планы, а потом вдруг — раз, и такой удар в спину из прошлого. — Его синие глаза пристально смотрели на нее, и Саре стало по-настоящему жалко его. — Что я, монстр после этого, да? — спросил он. — Вовсе нет. — Моя сестра, которую я считал мертвой, которую оплакивал столько лет… Я вдруг узнаю, что она жива, но совсем не чувствую ни признательности, ни радости. Я… я не знаю, что чувствовать. — А разве должны знать? Он растерянно заморгал: — Как вы сказали? — Разве должны вы это знать? Вы же не робот. В нас не заложена программа, чтобы заранее знать, как реагировать в той или иной неординарной ситуации. Иногда нельзя позволить себе такую роскошь, как чувства. Надо просто идти дальше, и все. Сэм прищурился: — Инстинкт самосохранения. — Без этого нельзя. Он склонил голову набок: — Так что же вы скрываете, Сара? Сара вздрогнула: — Я ничего… и вообще, разговор ведь не обо мне… — Ну да. У вас просто дар, умеете представить себе, каково оно — в шкуре другого, — ответил он с озорной искоркой в глазах. — Правильно, — ответила Сара с улыбкой. Начал накрапывать дождь. Джон перебежал дорогу и поднялся по ступенькам самого задрипанного здания на всей улице — гостиницы «Эрин», где Кэти Джонс прожила почти десять дней. Он прошел мимо двух скучающих нигерийцев, которые, сидя на ступенях, по очереди затягивались одной сигаретой. Ни один не взглянул в его сторону, но Джон спиной почувствовал, что они исподтишка следят за каждым его движением. — Здорово, парни, — сказал он, задержавшись у двери. Они медленно поднялись и пошли прочь по улице. Джон толкнул замызганную дверь. За ней оказалась другая, заклеенная огромным плакатом: «КРЕДИТНЫЕ КАРТЫ НЕ ПРИНИМАЮТСЯ. С ЖИВОТНЫМИ НЕ ВХОДИТЬ. РАСЧЕТНЫЙ ЧАС — 12.00». К этой внутренней двери снизу была приколочена доска, — видно, какой-то постоялец засадил в нее ногой. Наверное, не каждому нравится, что ему предписывают, когда приходить и когда уходить. В прокуренном сыром вестибюле было темно. У одной из казенно-зеленых стен стояла коричневая кушетка. Джон заметил растение, удивительно пышное для такой нездоровой обстановки. Рядом с ним находилось небольшое стеклянное окошко с отверстиями для разговора. За стеклом была комната. На потемневшей латунной табличке было написано: «Администратор». Джон побарабанил пальцами по стеклу. Когда-то в этой комнате, похоже, был склад, но затем его превратили в офис, такой грязный, какого Джон уже давно не видел. За столом в гигантском кресле-качалке сидел толстяк с изрытым оспинами лицом. Он смотрел мыльную оперу и жевал жирный бутерброд. — Чего надо? — спросил он, вскользь глянув на Джона.