– Я просто друг. Галифакс бросил на Марти косой взгляд. – Я поклялся, – сказал он с решительностью опытного торговца. Марти продумал весь сценарий вплоть до этого тупика: Галифакс признается, что ему что-то известно, но отказывается сообщить подробности. И что теперь? Пустить в ход кулаки, выбить из него правду? – Джо в большой опасности. – О да, – пробормотал Галифакс. – Думаете, я этого не понимаю? – Я могу ему помочь. Галифакс покачал головой. – Уайтхед был ценным клиентом в течение многих лет, – объяснил он. – Он всегда получал клубнику от меня. Я не встречал другого человека, который бы так ее любил. – В настоящем времени, – прокомментировал Марти. Галифакс продолжал, словно его не прерывали: – Он приходил сюда лично, пока не умерла его супруга. Потом перестал приходить. Он все еще покупал фрукты. Поручал кому-нибудь их забирать. А на Рождество всегда был чек для детишек. Если на то пошло, он все еще есть. До сих пор присылает им деньги. Оса села на тыльную сторону его ладони, где высох сладкий сок какого-то фрукта. Галифакс дал ей насытиться. Марти он нравился. Если Галифакс не захочет добровольно поделиться информацией, Марти не сможет выбить ее из этого человека. – И вот ты пришел и назвался его другом, – сказал Галифакс. – Откуда мне знать, что ты говоришь правду? У людей есть друзья, которые перережут им глотки. – У него таких особенно много. – Воистину. Денег полным-полно, а людей, которые тревожатся за него, мало. – У Галифакса был грустный взгляд. – Мне кажется, я должен хранить тайну его убежища, не так ли? Иначе кому еще он может доверять во всем мире? – Да, – согласился Марти. Сказанное Галифаксом было логичным и полным сострадания – он не был готов предпринимать какие-то шаги, чтобы заставить этого человека изменить свою позицию. – Спасибо, – сказал Марти, напуганный жизненным уроком. – Простите, что оторвал вас от работы. Он направился обратно к магазину, сделал несколько шагов, когда Галифакс сказал: – Ты здесь уже бывал. Марти резко повернулся на каблуках. – Что? – Это ты приходил за клубникой. Я тебя помню. Только тогда ты выглядел по-другому. Марти провел рукой по отросшей за несколько дней бороде: бритье в эти утренние часы стало забытым ремеслом. – Дело не в щетине, – сказал Галифакс. – Ты выглядел жестче и не понравился мне. Марти с нетерпением ждал, когда Галифакс закончит прощальную проповедь. Его разум перебирал другие варианты. И только когда он снова обратился к словам Галифакса, понял, что тот передумал. Он собирался рассказать; поманил Марти обратно через двор. – Ты думаешь, что сможешь ему помочь? – Возможно. – Надеюсь, кто-нибудь сможет. – Вы его видели? – Я тебе скажу. Он позвонил в магазин и спросил меня. Забавно, но я сразу узнал этот голос, даже спустя столько лет. Он попросил принести ему клубники, сказал, что не может прийти сам. Это было ужасно. – Но почему? – Он так напуган. – Галифакс помедлил, подыскивая нужные слова. – Я запомнил его крупным, понимаешь? Впечатляющим. Он приходил в магазин, и все расступались перед ним. Сейчас же? Сжался до нуля. Это сделал с ним страх. Я видел, как это происходит. С моей невесткой случилось то же самое. У нее был рак. Страх убил ее за несколько месяцев до того, как это сделала опухоль. – Где же он? – Говорю тебе, я вернулся домой и никому не сказал ни слова. Просто взял и выпил полбутылки скотча. Никогда в жизни такого не делал. Я хотел выбросить из головы то, как он выглядел. У меня все внутри сжималось от того, что я видел и слышал. Я имею в виду – если такие, как он, боятся, какие шансы у остальных? – Вы в безопасности, – сказал Марти, моля Бога, чтобы месть Европейца не настигла поставщика клубники. Галифакс был хорошим человеком. Марти поймал себя на том, что цепляется за эту мысль, глядя на круглое красное лицо. Вот она, доброта. Пороки тоже, без сомнения: возможно, целая охапка грехов. Но добро стоило чествовать, сколько бы изъянов ни было у этого человека. Марти захотелось вытатуировать на ладони дату этого озарения. – Есть один отель, – говорил Галифакс. – Раньше он, видимо, назывался «Орфей». Это на Эджвер-роуд, в Стейпл-корнер. Ужасное захудалое место. Не удивлюсь, если оно ждет команды подрывников. – Он там один? – Да. – Галифакс вздохнул, думая о том, как пал великий. – Может, – предложил он, помолчав, – возьмешь ему персиков? Торговец зашел в магазин и вернулся с потрепанным экземпляром «Атласа улиц Лондона от А до Я»; пролистал пожелтевшие от времени страницы в поисках подходящей карты, неустанно выражая смятение от нового поворота событий и надежду, что все еще может обернуться хорошо. – Вокруг отеля сровняли с землей много улиц, – объяснил он. – Боюсь, эти карты сильно устарели. Марти уставился на страницу, которую выбрал Галифакс. Облако, несущее дождь, который уже промочил Килберн и предместья на северо-западе, закрыло солнце как раз в тот момент, когда грязный указательный палец Галифакса прочертил маршрут по карте от оживленных улиц Холборна до отеля «Пандемониум». XIII. В отеле «Пандемониум» 67 Ад переосмысливается каждым поколением. Его местность исследуется на предмет абсурдности и переделывается в более свежую форму; его ужасы тщательно изучаются и, если необходимо, заново изобретаются, чтобы соответствовать нынешнему климату жестокости; его архитектура перестраивается, чтобы ужаснуть глаз современных про`клятых. В более ранние времена Пандемониум – первый город ада – стоял на лавовой горе, в то время как молнии разрывали облака над ним, а маяки горели на его стенах, призывая падших ангелов. Теперь такое зрелище принадлежит Голливуду. Ад изменился. Ни молний, ни огненных ям. На пустыре в нескольких сотнях ярдов от эстакады шоссе он находит новое воплощение: обшарпанное, выродившееся, покинутое. Но здесь, где воздух густой от испарений, мелкие ужасы обретают новую жестокость. Рай ночью будет иметь все конфигурации Ада. Не меньше чем отель «Орфей», который в дальнейшем будет называться «Пандемониум». Когда-то это было впечатляющее здание, и оно могло бы снова стать таким, если бы его владельцы захотели вложить в него деньги. Но задача восстановления и реконструкции большого и старомодного отеля, вероятно, была финансово несостоятельной. Когда-то в прошлом здесь бушевал пожар, опустошивший первый, второй и третий этажи, прежде чем его потушили. Четвертый этаж и те, что выше, были испорчены дымом, оставив нетронутыми лишь смутные признаки былого очарования отеля. Капризы департамента городского планирования еще сильнее снизили шансы здания на реставрацию. Как и описывал Галифакс, земля по обе стороны от отеля была расчищена для какой-то планируемой реконструкции. Однако ничего не было предпринято. Отель стоял в гордом одиночестве, посреди лабиринта подъездных путей, ведущих к М1 и обратно, не более чем в трехстах ярдах от одного из самых оживленных бетонно-асфальтовых участков на юге Англии. Тысячи водителей каждый день поглядывали в эту сторону, но убогое великолепие стало настолько привычным, что они, вероятно, едва замечали его существование. Умно́, подумал Марти, скрыться в таком видном месте. Он припарковал машину как можно ближе к отелю, затем проскользнул в дыру в гофрированном железном заборе вокруг участка и пошел через пустошь. Инструкции на заборе – «Посторонним вход воспрещен» и «Не выбрасывать мусор» – явно игнорировались: черные пластиковые мешки, набитые мусором, были свалены в кучу среди обломков и старых кострищ. Многие мешки разорваны детьми или собаками. Вывалился бытовой и производственный мусор: под ногами валялись сотни лоскутов ткани – обрезков из потогонных мастерских; гниющая еда, вездесущие жестяные банки, подушки, абажуры и автомобильные двигатели – все брошено на ложе из щебня и серой травы. Некоторые собаки – дикие, догадался Марти, – оторвались от поисков еды, когда он приблизился: их бледные бока были грязными, а глаза желтыми в сумерках. Он подумал о Белле и ее блистательном семействе: эти дворняги едва ли принадлежали к тому же виду. Когда он смотрел в их сторону, они опускали головы и исподтишка наблюдали за ним, как неумелые шпионы. Он подошел к главному входу в отель: над дверью все еще красовалось слово «Орфей»; по обе стороны ступеней стояли псевдодорические колонны, а сам порог выложен причудливой плиткой. Но дверь заколочена досками, а таблички предупреждали о скором наказании любого нарушителя границы. Оно казалось практически невыполнимым. Окна второго, третьего и четвертого этажей заколочены с той же тщательностью, что и дверь; окна первого этажа – полностью замурованы. В задней части здания имелась дверь, которая не была заколочена, но оказалась заперта изнутри. Вероятно, именно здесь Галифакс вошел в здание, но Уайтхед, вероятно, дал ему доступ. Без взлома и проникновения внутрь не было никакого пути. Только на втором витке своего путешествия по отелю Марти всерьез задумался о пожарной лестнице. Она зигзагами поднималась вверх по восточной стороне здания: внушительное сооружение из кованого железа, теперь сильно ржавое. Еще больше его искалечила предприимчивая фирма, которая, видя выгоду в металлоломе, начала отрезать лестницу от стены, но бросила это занятие, достигнув второго этажа. Нижний пролет отсутствовал, а усеченный хвост пожарной лестницы висел в десяти-одиннадцати футах от земли. Марти изучил проблему. Двери пожарных выходов на большинстве этажей заколочены, но одна, на четвертом, демонстрировала следы взлома. Может, именно так старик добрался сюда? Вероятно, ему помогли: возможно, Лютер. Марти осмотрел стену под пожарной лестницей. Она была испещрена граффити, но поверхность оказалась гладкой. Никаких упоров для рук или ног, чтобы преодолеть первые несколько футов и приблизиться к ступенькам. Он повернулся к пустырю, ища вдохновения, и через несколько минут поисков в сгущающихся сумерках обнаружил груду выброшенной мебели, среди которой был стол, трехногий, но вполне пригодный. Марти оттащил его к пожарной лестнице и засунул под него кучу мешков с мусором вместо отсутствующей конечности. Когда он вскарабкался на эту опору, она качнулась; но даже тогда его пальцы не дотянулись до нижней части лестницы. Пришлось подпрыгивать, чтобы ухватиться за перекладину; с четвертой попытки это удалось, в результате чего он повис на нижней ступеньке, раскачиваясь на вытянутых руках. Морось ржавых чешуек осыпала лицо и волосы. Лестница заскрипела. Он собрал всю свою волю и подтянулся на несколько жизненно важных дюймов, затем выбросил вперед левую руку, чтобы ухватиться за более высокую ступеньку. Его плечевые суставы ныли, но он тянулся вверх, перемещая руки, пока не смог поднять ногу достаточно высоко, чтобы забраться на ступеньки всем телом. Разобравшись с первым этапом, Марти постоял на лестничной площадке, пока не отдышался, а затем начал подниматься. Сооружение отнюдь не было устойчивым; очевидно, сборщики металлолома работали над тем, чтобы снять его со стены. Каждый шаг сопровождался скрежещущим визгом, будто предвещая капитуляцию пожарной лестницы. – Держись, – прошептал он ей, поднимаясь по ступенькам так легко, как мог. Его усилия были вознаграждены на четвертом этаже. Как он и предполагал, дверь была открыта совсем недавно; с немалым облегчением он шагнул с пожарной лестницы сомнительной безопасности в отель. Здесь еще пахло пожаром, который все уничтожил: горький запах горелой древесины и обугленных ковров. Внизу, в скудном свете, проникавшем через открытую пожарную дверь, виднелись выгоревшие дотла этажи. Стены обгорели, краска на перилах покрылась волдырями. Но всего в нескольких шагах отсюда движение огня было остановлено. Марти начал подниматься по лестнице на пятый этаж. Перед ним открылся длинный коридор с комнатами справа и слева. Он побрел по коридору, небрежно заглядывая по пути в каждый номер. Пронумерованные двери вели в пустые помещения: мебель и предметы обстановки, которые можно было спасти, вывезли много лет назад. Возможно, из-за своего изолированного положения и сложности проникновения в здание не превратилось в сквот и не было разрушено вандалами. Комнаты оставались почти абсурдно чистыми, их бежевые ковры с длинным ворсом – очевидно, слишком громоздкие, чтобы их убрать, – пружинили под ногами, как дерн на утесе. Марти проверил все номера на пятом этаже, прежде чем вернуться к лестнице и подняться еще на один пролет. Здесь все было так же, хотя люксы, из которых, возможно, когда-то открывался хороший вид, оказались просторнее и малочисленнее на этом этаже, а ковры, если на то пошло, роскошнее. Это было странно – подниматься из обугленных глубин отеля в это нетронутое, затаившее дыхание место. Вероятно, люди умирали в коридорах внизу, ослепшие, задохнувшиеся или сгоревшие заживо в своих халатах. Но здесь, наверху, не было никаких следов трагедии. Оставался еще один этаж, который нужно исследовать. Когда Марти поднялся на последний лестничный пролет, освещение внезапно усилилось и стало почти таким же ярким, как днем. Источником света было шоссе, чье сияние пробивалось сквозь световые люки и плохо закрытые окна. Он как можно быстрее изучил лабиринт комнат, останавливаясь лишь для того, чтобы выглянуть в окно. Далеко внизу он увидел машину, припаркованную за забором; собаки занимались массовым изнасилованием. Во втором номере он вдруг заметил, что кто-то наблюдает за ним через огромную приемную, и понял, что изможденное лицо – его собственное, отраженное в зеркале размером со стену. Дверь третьего номера на последнем этаже была заперта – первый запертый люкс, с которым столкнулся Марти. Что доказывало – если доказательства вообще требовались – чье-то присутствие внутри. Ликуя, Марти постучал в дверь. – Есть тут кто-нибудь? Мистер Уайтхед?