– Привяжи его к кровати. Чед едва мог заставить себя прикоснуться к Бриру, хотя тот, по крайней мере, не сопротивлялся. Он подчинился игре в наказание с идиотской ухмылкой, от которой лицо продолжало морщиться. Его кожа – под рукой Чеда – казалась неровной, будто мышцы под ее натянутой глянцевой поверхностью превратились в желе и гной. Святой работал так эффективно, как мог, чтобы выполнить свой долг, в то время как заключенный развлекался, наблюдая за мухами, кружащимися вокруг его головы. Через три-четыре минуты Брир был связан по рукам и ногам. Мамулян удовлетворенно кивнул. – Прекрасно. Можешь пойти и присоединиться к Тому в машине. Я спущусь через несколько минут. Чед почтительно удалился, на ходу вытирая руки носовым платком. Брир все еще наблюдал за мухами. – А теперь я должен тебя покинуть, – сказал Европеец. – Когда ты вернешься? – спросил Пожиратель Бритв. – Никогда. Брир улыбнулся. – Тогда я свободен, – сказал он. – Ты мертв, Энтони, – ответил Мамулян. – Что? – Улыбка Брира начала увядать. – Ты мертв с того самого дня, как я нашел тебя висящим под потолком. Я думаю, ты каким-то образом знал, что я приду, и убил себя, чтобы спастись. Но я нуждался в тебе. Поэтому отдал тебе часть своей жизни, чтобы ты оставался на службе. Улыбка Брира исчезла совсем. – Вот почему ты так невосприимчив к боли – ходячий труп. Ухудшение состояния твоего тела, которое должно было произойти в эти жаркие месяцы, было сдержано. Боюсь, не совсем предотвращено, но значительно замедлено. Брир покачал головой. Было ли это чудом искупления? – Ты мне больше не нужен. Поэтому я забираю свой дар… – Нет! Он попытался сделать небольшой умоляющий жест, но его запястья были связаны вместе, и путы впились в мышцы, заставляя их сгибаться и морщиться как мягкая глина. – Скажи, как мне загладить свою вину, – предложил он. – Что угодно. – Никаких способов не существует. – Проси, о чем угодно. Умоляю. – Я прошу, чтобы ты страдал, – ответил Европеец. – Но почему? – За предательство. За то, что в конце концов стал таким же, как все. – …Нет… это была лишь маленькая игра… – Тогда пусть это тоже будет игрой, если она тебя забавляет. Шесть месяцев распада, втиснутых в столько же часов. Мамулян подошел к кровати и положил руку на рыдающий рот Брира, сделав резкий жест, будто что-то схватил. – Все кончено, Энтони, – сказал он. Брир почувствовал движение в нижней части живота, словно какая-то дрожащая тварь внезапно дернулась и исчезла там. Он проследил за уходом Европейца, подняв глаза. Материя, а не слезы, собиралась на их краях. – Прости меня, – умолял он своего спасителя. – Пожалуйста, прости меня. Но Европеец уже ушел, тихо прикрыв за собой дверь. На подоконнике произошла потасовка. Брир перевел взгляд с двери на окно. Два голубя поссорились из-за какого-то лакомства и теперь улетали. Маленькие белые перышки легли на подоконник, как снег в разгар лета. 66 – Вы мистер Галифакс, не так ли? Мужчина, осматривавший ящики с фруктами во дворе позади магазина, где в застывшем воздухе кружились осы, повернулся к Марти. – Да. Чем могу помочь? Мистер Галифакс загорал на улице, причем весьма неблагоразумно. Его лицо местами шелушилось и выглядело нежным. Ему было жарко, неудобно, и, как догадался Марти, он был не в духе. Если он надеялся завоевать доверие этого человека, следовало помнить о тактичности. – Как ваш бизнес? – спросил Марти. Галифакс пожал плечами. – Справляемся, – сказал он, не желая углубляться в тему. – Многие мои постоянные клиенты в это время года отдыхают. – Он пристально посмотрел на Марти. – А я вас знаю? – Да. Я был здесь несколько раз, – солгал Марти. – Приезжал за клубникой для мистера Уайтхеда. Именно за этим я и пришел. Как обычно. Галифакс ничего не заметил; он поставил ящик с персиками, который держал в руках. – Простите, среди моих клиентов нет никакого мистера Уайтхеда. – Клубника, – подсказал Марти. – Я слышал, что вы сказали, – раздраженно ответил Галифакс, – но я не знаю никого с таким именем. Вы, должно быть, ошибаетесь. – Вы меня помните? – Нет, не помню. В общем, если хотите сделать покупку, Тереза обслужит вас. – Он кивнул в сторону магазина. – Я хотел бы закончить здесь, прежде чем сварюсь на этой проклятой жаре. – Но я должен забрать клубнику. – Берите, сколько угодно, – сказал Галифакс, разводя руками. – У нас ее завались. Просто спросите Терезу. Марти видел надвигающуюся неудачу. Мужчина не собирался уступать ни на дюйм. Он попробовал сделать последний шаг. – У вас нет фруктов для мистера Уайтхеда? Обычно они упакованы и готовы для него. Эта существенная деталь, казалось, смягчила выражение пренебрежения на лице Галифакса. Закралось сомнение. – Послушайте… – сказал он. – Мне кажется, вы не совсем меня поняли… – Он понизил голос, хотя во дворе больше никого не было. – Джо Уайтхед мертв. Вы что, газет не читаете? Большая оса села на руку Галифакса, с трудом передвигаясь по рыжим волосам. Он позволил ей спокойно ползать. – Я не верю всему, что пишут в газетах, – спокойно ответил Марти. – А вы? – Не понимаю, о чем вы говорите, – ответил тот. – Его клубника, – сказал Марти. – Это все, что мне нужно. – Мистер Уайтхед мертв. – Нет, мистер Галифакс, Джо не умер. Мы оба это знаем. Оса поднялась с руки Галифакса и закружилась в воздухе между ними. Марти отмахнулся от нее; она вернулась, жужжа еще громче. – Кто вы такой? – спросил Галифакс. – Телохранитель мистера Уайтхеда. Я уже говорил вам, что бывал здесь раньше. Галифакс снова наклонился к ящику с персиками; еще больше ос собралось над ушибленным фруктом. – Извините, но я ничем не могу вам помочь, – сказал торговец. – Их уже забрали, да? – Марти положил руку на плечо Галифакса. – Верно? – Я не имею права ничего вам говорить.