Карис слышала, как кто-то ходит по лестничной площадке снаружи, но этот проход из обшарпанного дерева и облупившихся обоев лежал через непреодолимые проливы, далеко от ее Острова. Там она была в полной безопасности. Потом кто-то снаружи постучал в дверь – осторожно, по-джентльменски. Сначала она не ответила, но, когда стук повторился, сказала: – Уходите. После нескольких секунд колебания ручка двери слегка дернулась. – Пожалуйста, – сказала она как можно вежливее, – уходите. Марти здесь нет. Ручка снова задребезжала, на этот раз сильнее. Она услышала, как мягкие пальцы возятся с деревом; или это плеск волн о берег Острова? Карис не могла найти в себе силы испугаться или хотя бы встревожиться. Марти принес хороший хмурый. Не самый лучший – такой она получала только от папули, – но он избавил ее от всех страхов. – Ты не можешь войти, – сказала она незваному гостю. – Тебе придется уйти и вернуться позже. – Это я, – попытался сказать Пожиратель Бритв. Даже сквозь дымку солнечного света она узнала этот голос. Как Брир мог шептаться у двери? Ее разум играл злые шутки. Карис села на кровати, в то время как давление на дверь усилилось. Внезапно, устав от тонкостей, Брир толкнул. Один раз, второй. Замок поддался слишком легко, и он ввалился в комнату. В конце концов, это была не игра ума, он был здесь во всей своей красе. – Нашел тебя, – сказал он, идеальный принц. Брир осторожно прикрыл за собой дверь и предстал перед ней. Она недоверчиво посмотрела на него: сломанная шея, поддерживаемая каким-то самодельным приспособлением из деревяшек и бинтов, одежда в лохмотьях. Он попытался снять одну из своих кожаных перчаток, но она не поддавалась. – Я пришел повидаться с тобой, – сказал он прерывающимся голосом. – Да. Он потянул за перчатку. Послышался тихий, тошнотворный звук. Она посмотрела на его руку. Бо`льшая часть кожи слезла вместе с перчаткой. Он протянул ей это сочащееся лоскутное одеяло. – Ты должна мне помочь. – Ты один? – спросила она его. – Да. Это уже что-то. Возможно, Европеец даже не знал, что он здесь. Судя по жалкой попытке проявить вежливость, он пришел ухаживать за ней. Его флирт заставил вспомнить о той первой встрече в парилке. Она не кричала и не блевала, чем завоевала его беззаветную преданность. – Помоги мне, – простонал он. – Я ничем не могу тебе помочь. Я не знаю, как это сделать. – Позволь мне прикоснуться к тебе. – Ты болен. Рука все еще была протянута. Он сделал шаг вперед. Неужели он думает, что она икона, талисман, который – стоит прикоснуться – излечивает все болезни? – Милашка, – сказал он. Его запах был невыносим, но ее одурманенный наркотиком мозг бездействовал. Она понимала, что бежать очень важно, но как? Возможно, в дверь, окно? Или просто попросить его уйти: пусть придет завтра снова? – Ты не мог бы уйти, пожалуйста? – Только прикоснуться. Рука была в нескольких дюймах от ее лица. Отвращение овладело ею, преодолевая навязанную Островом летаргию. Она оттолкнула его руку, повергнутая в ужас коротким контактом с его плотью. Он выглядел оскорбленным. – Ты пыталась причинить мне вред, – напомнил он ей. – Так много раз. Я ни разу не причинил тебе вреда. – Ты этого хотел. – Он, но не я. Я хочу, чтобы ты была со всеми моими друзьями, где ничто не может причинить тебе боль. Рука, которую он было опустил, вдруг метнулась вверх и схватила ее за шею. – Ты никогда меня не бросишь, – сказал он. – Ты делаешь мне больно, Энтони. Он притянул ее к себе и наклонил голову, насколько это было возможно, учитывая состояние его шеи. На клочке кожи под его правым глазом она заметила какое-то движение. Чем сильнее он приближался, тем отчетливее она видела жирных белых личинок, которые созревали у него на лице, ожидая крыльев. Знал ли он, что стал домом для опарышей? Может, это было предметом гордости – родство с мухами? Он собирался поцеловать ее, в этом она не сомневалась. Если сунет язык мне в рот, подумала она, я его откушу. Не позволю ему сделать это. Боже милосердный, я лучше умру. Он прижался губами к ее губам. – Тебе нет прощения, – произнес тонкий голос. Дверь была открыта. – Отпусти ее. Пожиратель Бритв отпустил Карис и отодвинулся от ее лица. Она сплюнула, чтобы смыть поцелуй, и подняла глаза. В дверях стоял Мамулян. Позади него – два хорошо одетых молодых человека, один с золотистыми волосами, и оба с обаятельными улыбками. – Нет прощения, – повторил Европеец и перевел отсутствующий взгляд на Карис. – Видишь, что случится, если ты покинешь мою опеку? Какие ужасы тебя настигнут? Она не ответила. – Ты одна, Карис. Твой бывший защитник мертв. – Марти? Мертв? – У себя дома, куда он отправился за твоим героином. Она была на несколько секунд впереди, понимая его ошибку. Возможно, это давало Марти преимущество перед ними, если они считали его мертвым. Но неразумно изображать слезы: она не была трагической актрисой. Лучше изобразить недоверие, по крайней мере, сомнение. – Нет, – ответила она. – Я тебе не верю. – Дело моих славных рук, – сказал белокурый Адонис за спиной Европейца. – Нет, – настаивала она. – Поверь мне, – сказал Европеец, – он не вернется. Поверь мне хотя бы в этом. – Поверить тебе? – пробормотала она. Это было почти смешно. – Разве я только что не предотвратил твое изнасилование? – Он – твое создание. – Да, и его ждет наказание, будь уверена. Теперь я надеюсь, ты ответишь мне добром на добро и отыщешь своего отца. Я не потерплю задержек, Карис. Мы вернемся на Калибан-стрит, и ты найдешь его, или, клянусь Богом, я выверну тебя наизнанку. Даю слово. Святой Фома проводит тебя до машины. Улыбающийся шатен прошел мимо светловолосого спутника и протянул Карис руку. – У меня очень мало времени, девочка, – сказал Мамулян. Изменившийся тон его голоса подтвердил это утверждение. – Так что, пожалуйста, давай покончим с этим несчастным делом. Том повел Карис вниз по лестнице. Когда она ушла, Европеец обратил внимание на Пожирателя Бритв. Брир не боялся его; он больше никого не боялся. В убогой комнате, где они смотрели друг на друга, было жарко; он мог сказать, что жарко, видя пот на щеках и верхней губе Мамуляна. С другой стороны, он был холоден; самый холодный человек в мире. Ничто не могло внушить ему страх. Мамулян наверняка это видел. – Закрой дверь, – сказал Европеец белокурому парню. – И найди что-нибудь, чем можно связать этого человека. Брир усмехнулся. – Ты ослушался меня, – сказал Европеец. – Я оставил тебя заканчивать работу на Калибан-стрит. – Я хотел ее увидеть. – Она не твоя, чтобы ты ее видел. Я заключил с тобой сделку, и, как все остальные, ты обманул мое доверие. – Я чуток сыграл, – сказал Брир. – Не бывает малозначимых игр, Энтони. Неужели ты провел со мной столько времени и не понял этого? Каждый поступок несет определенную значимость. Особенно в игре. – Мне все равно, что ты говоришь. Это все слова, только слова. – Ты презренный человек, – сказал Европеец. Оплывшее лицо Брира смотрело на него без тени беспокойства или раскаяния. Хотя Европеец знал, что он здесь главенствует, что-то во взгляде Брира заставляло его чувствовать себя неловко. В свое время Мамуляну служили куда более мерзкие создания. Бедный Константин, например, чей посмертный аппетит сводился не только к поцелуям. Почему Брир огорчил его? Святой Чед порвал несколько предметов одежды; их вместе с поясом и галстуком было вполне достаточно для целей Мамуляна.