– Вы знамениты, – улыбнулась Стратт. – Скорее, печально известны, – строго поправила Локкен. – Ваша по-детски наивная статья стала пощечиной всему научному сообществу. Он работает на вас? – спросила она у Стратт. – Какая нелепость. Все его гипотезы о внеземных формах жизни оказались неверны. – Моя гипотеза заключалась лишь в том, что для развития внеземной жизни не требуется вода. И тот факт, что обнаруженные нами организмы нуждаются в воде, еще не доказывает мою неправоту, – парировал я. – Еще как доказывает. Две разных формы жизни, развивавшиеся независимо друг от друга, нуждаются в воде… – Независимо? Вы в своем уме?! – вспылил я. – Вы искренне полагаете, будто нечто, столь сложное, как митохондрия, могло сформироваться одинаково дважды?! Ясно, что это результат панспермии![91] Локкен отмахнулась от моих слов, словно от назойливого насекомого. – Митохондрия астрофага очень отличается от земной. Очевидно, что они развивались независимо друг от друга, – заявила она. – Но они на девяносто восемь процентов идентичны! Стратт деликатно кашлянула. – Не знаю, из-за чего вы спорите, но давайте… – Эта идиотка, – я направил обвиняющий перст на Локкен, – считает, будто астрофаги возникли независимо от земных организмов, хотя совершенно очевидно: обе формы жизни связаны между собой!!! – Очень увлекательно, но… – попыталась вмешаться Стратт. Локкен грохнула кулаком по столу. – И как, по-вашему, их общий предок умудрился преодолеть межзвездное пространство?! – Так же, как его преодолевают астрофаги! – выкрикнул я. Локкен подалась вперед, нависая над столом. – Тогда почему мы до сих пор не встречали живые организмы из других звездных систем? – Понятия не имею! – Я даже привстал со стула. – Может, всему виной случайность. – Как вы объясните разницу в строении митохондрии? – Четыре миллиарда лет эволюции, шедшей своим путем. – Хватит, – негромко произнесла Стратт. – Вы что здесь устроили? Научными знаниями меряетесь? Мы собрались не для этого. Доктор Грейс, доктор Локкен, пожалуйста, сядьте! Я шлепнулся на стул и скрестил руки на груди. Локкен тоже уселась на место. – Доктор Локкен, – начала Стратт, вертя шариковую ручку, – вы изводили правительства разных стран назойливыми требованиями, чтобы мне вставляли палки в колеса. Снова и снова. Изо дня в день. Я в курсе, что вы мечтаете участвовать в проекте «Аве Мария», но не допущу разжигания международного конфликта. У нас нет времени на политические интриги и имперские амбиции, которые всегда сопровождают крупнейшие проекты. – Я тоже не рада нашей встрече, – призналась Локкен. – Я здесь, к своему и вашему огромному неудовольствию, только потому, что у меня нет иного способа указать вам на конструктивный недостаток «Аве Марии». – Мы выслали предварительные чертежи, ожидая в ответ общие комментарии. А вместо этого нас в приказном порядке вызывают в Женеву, – со вздохом сказала Стратт. – Ну так запишите мои слова под грифом «общие комментарии». – Можно было ограничиться электронным письмом. – Вы бы его удалили. Вам придется выслушать меня, Стратт. Это важно. Стратт еще немного покрутила ручку. – Ладно, я здесь, – сказала она. – Говорите. Прочистив горло, Локкен произнесла: – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но «Аве Мария» – прежде всего лаборатория. Лаборатория, которую мы можем послать на Тау Кита, дабы выяснить, почему эта звезда – и только она – не подверглась заражению астрофагами. – Верно. – Тогда, полагаю, вы также согласитесь, что бортовая лаборатория – важнейшая часть корабля? – Да, – кивнула Стратт. – Иначе миссия бессмысленна. – В таком случае у нас серьезные проблемы, – Локкен выложила на стол несколько листов бумаги. – У меня здесь список аппаратуры, которую вы хотите установить на борту. Спектрометры, секвенаторы ДНК[92], микроскопы, стеклянная тара для химических исследований… – Я знаю, что в списке, – перебила Стратт. – Собственноручно его подписывала, давая добро. – Большинство из перечисленного, – Локкен бросила листы на стол, – не будет работать в невесомости. – Мы об этом подумали, естественно. – Стратт раздраженно закатила глаза. – Компании по всему миру выпускают специальные серии этого оборудования, рассчитанные на невесомость. Локкен неодобрительно покачала головой. – Вы хоть представляете, сколько подготовительных исследований проводилось при разработке электронных микроскопов? Газовых хроматографов? И всего остального из списка? Столетие научного прогресса возникло как результат многих ошибок и просчетов. И вы сочли, будто оборудование, предназначенное для нулевой гравитации, сразу же заработает? – Не вижу иной альтернативы, если только вы не изобрели способ поддержания искусственной гравитации, – холодно отозвалась Стратт. – Мы его изобрели. И очень давно, – настаивала Локкен. Стратт кинула на меня изумленный взгляд. Безусловно, эти слова застали ее врасплох. – Видимо, доктор Локкен говорит о центрифуге, – подсказал я. – Я знаю, о чем говорит доктор Локкен, – огрызнулась Стратт. – Каково ваше мнение на сей счет? – Я об этом не задумывался. Пожалуй… может сработать, – медленно ответил я. – Нет. Такое не полетит, – запротестовала Стратт. – Не надо усложнять. Конструкция должна быть предельно проста. Большой цельный корпус, минимум движущихся частей. Чем больше наворотов, тем выше риск поломки. – В данном случае риск оправдан, – не унималась Локкен. – Тогда пришлось бы добавить «Аве Марии» громадный противовес, – Стратт поджала губы. – Прошу прощения, но у нас и так едва хватает энергии на выращивание астрофагов в расчете на нынешнюю массу корабля. Мы не можем ее удвоить. – Погодите! У нас есть энергия для производства топлива в полном объеме? И с каких пор? – не выдержал я. – Утяжелять корабль не потребуется. – Локкен шлепнула на стол еще один документ. – Если имеющуюся конструкцию поделить пополам между обитаемым отсеком и топливными баками, обе части будут иметь подходящее для центрифуги соотношение масс. Стратт впилась глазами в чертеж. – Вы хотите поместить все топливо с одной стороны? Это же два миллиона килограмм. – Нет, – тряхнул головой я. – Топливо израсходуется. Они обе уставились на меня. – Это самоубийственная миссия, – пояснил я. – К моменту прибытия на Тау Кита топлива уже не останется. Доктор Локкен выбрала точку разделения так, чтобы хвостовая часть корпуса весила в три раза больше носовой. Отличное соотношение масс для центрифуги. Идея может сработать. – Спасибо, – поблагодарила Локкен. – И как вы собираетесь разделять корабль пополам? – недоумевала Стратт. – Как он трансформируется в центрифугу? Локкен перевернула лист с чертежом обратной стороной, и мы увидели детальное изображение, на котором область между двумя половинами корпуса была обозначена как «Обтекатель кабеля». – Между обитаемым отсеком и хвостовой частью корабля находятся кабельные барабаны. Раздвинув обе части корпуса на сто метров, мы обеспечим ускорение силы тяжести в один g. Стратт задумчиво обхватила рукой подбородок. Неужели кому-то, наконец, удалось поколебать ее мнение? – Мне не нравятся сложности… – начала Стратт. – Мне не нравится риск… – Это исключает сложности и риск, – уверила Локкен. – Корабль, экипаж и астрофаги – лишь вспомогательные системы для лабораторного оборудования. Вам необходимо надежное оборудование. То, что проверено годами и миллионами человеко-часов коммерческого использования. В такой аппаратуре давно исправлены все возможные дефекты. Если вы обеспечите на борту ускорение в один g, следовательно, оборудование окажется в оптимальных условиях и будет исправно работать. – Хмм… – промычала Стратт. – Что скажете, Грейс? – По-моему… это неплохая идея. – Серьезно? – Да, – сказал я. – Мы в любом случае должны спроектировать корабль так, чтобы он выдержал четыре года постоянного ускорения в полтора g или около того. Придется делать особо прочный корпус. Стратт внимательно посмотрела на чертеж. – А не приведет ли искусственная гравитация к тому, что в обитаемом отсеке пол и потолок поменяются местами?