– Нет, спасибо. Нам для себя, а не для окружающих, – с холодной вежливостью сказал брат и закатал левый рукав. – Здесь. – Имей в виду, православным нельзя надписи бить, – заботливо предупредил мастер. – Религия не позволяет. Вы крещёные? – Понятия не имею. Детдомовские мы. Там вообще крестят? – Дело твоё. Может, тогда иероглифы? Или на латыни что-нибудь? Татуировщик намётанным движением переключился на вкладку с Google Translator и приготовился стенографировать. Герман ощутил запоздалое беспокойство: – А что там насчёт религии? – Не надо никаких надписей, – перебил их обоих Сергей. – Сделай нам сову. Как в мультфильме «Время приключений». Дорога, вымощенная жёлтым кирпичом, оказалась совсем не такой, как представлял Герман. Она была разбитая, пыльная, изжелта-серая, как проходящий синяк, но всё-таки привела в волшебную страну, если можно так выразиться. «Вот так и разбиваются детские иллюзии», – подумал Герман, ступая на территорию Дома Солнца. Вокруг, насколько хватало взгляда, расплескались маки. Возник двухскатный шатёр цвета выгоревшей травы. Над входом горел золотой символ – солнце в когтях у орла. Тряпичные створки приглашающе трепетали. После Кукольного театра Герман испытывал к шатрам здоровое недоверие. Но поскольку другого приёма не предполагалось, пришлось войти. Через стенки шатра проникал рассеянный свет. Пахло так, будто где-то жгли палую листву. Появилось музыкальное сопровождение, как обычно, отдалённое и ускользающее – долгое низкое дрожание попеременно двух струн. Оно наводило отрешённость. На плетёном ковре по-турецки сидела девушка в хиджабе и рваных джинсах и мастерила куклу-мотанку из длинных небелёных волокон, похожих на эластичные бинты. – Приветствую тебя, странник, – сказала девушка. Герман кивнул, и она подняла на него глаза – такие тёмные, что зрачок сливался с радужкой, дурманящие и сладкие, как южное вино. – Что привело тебя сюда? Чего ты ищешь? – Скажите, вы слышали о наркотике-головоломке? Девушка смотрела сквозь него, но Герман знал, что перед её внутренним зрением проносятся десятки наименований и характеристик, идёт напряжённая работа. – Непростой выбор. Из дальних краёв доходят сказания, что… Девушка запнулась и продолжила по-человечески, вероятно, цитируя из каталога: – Механизм действия строго индивидуален и потому не может быть воспроизведён в полном объёме. Но есть два трипа в записи. Ммм… – Она подбросила в голос специй и вновь перевоплотилась из продавца-консультанта в гурию: – Не желаешь ли отведать? – Для начала я бы хотел посоветоваться. – Есть человек, чья мудрость настолько велика, что он готов просветить тебя. Он ждёт у выхода. Это был Кай. Одетый в футуристическом стиле, с глазами, холодными, как лёд, администратор не вписывался в степной колорит Дома Солнца, о чём Герман ему и сообщил. – Наверное, всё дело в том, что мне в сердце попал осколок дьявольского зеркала, – бесстрастно ответил Кай. – Ты сказок не читал, что ли? Они шли по полю, и с их приближением маки покрывались изморозью. – Значит, наркотик-головоломка… Очень сильный диссоциатив. Родом откуда-то из Южной Азии. – Кай неодобрительно поцокал языком. – Вызывает долговременные нарушения памяти и восприятия. – Это обратимо? – спросил Герман. – Если говорить практически, то нет. – Но почему? Ведь любую головоломку можно решить… – Если знать алгоритм, – закончил за него администратор. – Но ты не знаешь, имеет ли место какой-нибудь алгоритм, то есть, схема приёма. И возможно ли её осуществить раньше, чем наступит мозаичная шизофрения. Проще говоря – не лезь, куда не просят. Но ты ведь, кажется, из тех, кто именно это и любит, а? У Германа кровь застыла в жилах. Он уставился на администратора. Его аура представляла собой пересекающиеся синие и серебристые линии, подобные кристаллам льда, от которых исходило небесное сияние, заметное невооружённому глазу. – Не стоит так напрягаться, – успокаивающе сказал Кай. – Любой, кто сюда приходит – наш дорогой гость. Твои личные дела никого не касаются – до тех пор, пока не угрожают безопасности Дома Солнца. Рассказывай, что хотел. Стараясь не обращать внимания на намёки, вонзающиеся в сердце, как дьявольские осколки, Герман продолжил: – Мне говорили, что последствия можно одолеть силой воли. Когда я подключаюсь, моя воля достаточно сильна. Думаю, если бы я мог засыпать и просыпаться в Эйфориуме… – Не лучшая идея. Как ты сможешь быть уверен, что действительно спал, а не внушал себе, что спишь? Полноценный сон это не заменит. Как не заменит полноценный обед воспоминания различных вкусов. Не забывайся. Здесь всё иллюзорно. – Иногда мне кажется, что ещё чуть-чуть – и я смогу вернуть всё как было, – упрямо сказал Герман. – Отчасти ты прав. Достоверно известно, что привыкание к этому наркотику – чисто психологическое. В попытках вернуть всё как было, человек принимает ещё и ещё дозу. Подумай над этим. – Ладно. – Герман остановился. – Сколько я должен? Смешок Кая прозвучал, как хрустнувший под ногой лёд. – За что? Лучше скажи, что я могу для тебя сделать. Хочешь, накурю тебя? – Не надо, спасибо. Проводив Германа до границы с публичным пространством, Кай произнёс на прощание заученную фразу: – И помните, дорогой гость, если у вас вдруг возникнут желания, от которых вы не сможете отказаться – Дом Солнца к вашим услугам. 19. Муниципальные власти действительно заинтересовались Елисеевым. Проверив его областную вотчину и не обнаружив там ничего, кроме халатов, полотенец и унылых залежей того, что Сергей называл «базовым гардеробом», они выделили средства на реконструкцию фабрики, но – взамен на бремя управляющего этим кадавром текстильной промышленности. Сергей сломал голову в попытках постичь логику и подводные камни этого события, но догадался лишь после того, как на счёт ИП пришло первое отчисление из бюджета. Кто-то успел его, как минимум, ополовинить, для чего всё и затевалось. Елисеев-старший, далёкий жестокий бог, позвонил Шуре, чтобы это растолковать. Распрощались отец и сын ещё более недовольные друг другом, чем раньше. Шура до обеда вёл мстительный счёт причинённым в детстве обидам, а в обед выпил полбутылки коньяку и лёг спать. Проспавшись, Шура взял себя в руки. Он закатил ремонт, перевёз из области половину станков и отщипнул от государственных средств ещё чуточку. Но не присвоил, нет! Шура нанял на эти деньги вице-мисс Пятигорск. Сам Герман вице-мисс не видел, но относил на её счёт безмолвные разборки, которые то и дело вспыхивали в мессенджере у брата. Вроде как Елисеев сначала взалкал какую-то другую мисс – румяную, пышущую здоровьем, из категории «плюс сайз», – но пал под градом Серёжиных контраргументов. Сомнительный успех с фабрикой приписали Сергею. Отныне Даша посвящала его в сметы. Ухаживал за криптопрядами тоже он – кормил целлюлозой, поил красителями, заправлял нити в прядильный станок. А летом, когда первые образцы коллекции снимали для промо грядущего каталога, позвонил Елисеев и нажаловался на продолжительность фотосессии (битый-пятый час), фотографа (хам и посредственность), моделей (деревянные умом и телом) и, традиционно, эту грёбаную погоду. Словом, не мог бы Серёжа приехать и сделать что-нибудь? Это звучало так отчаянно, что Серёжа приехал. Экскаватор проложил дорогу до фабрики, вычерпав ковшом мусор, а следом пустили асфальтоукладчик. Асфальт просох, но ещё не выцвел, и пахнул одурманивающе. Герману не терпелось, чтобы прошёл дождь. Лучше запаха свежего асфальта может быть только запах мокрого асфальта. Пространство по обе стороны новенькой дороги так и осталось пустырём. На его освоение не хватило денег. После захода солнца Шура, Даша и близнецы облачались в тряпки «для дачи», которыми щедро снабжала Дашу местная родня, и выносили с пустыря мусор. Вскоре из района пропали бомжи, разуверившись, что в здешних баках можно найти что-то, кроме битой и мятой тары и отходов строительства. С бомжами исчез и их естественный враг – патруль ППС, бороздивший квартал. Иногда Герману казалось, что в целом мире остались лишь они четверо, и разлагающаяся фабрика, и беззвёздное небо… Приближаясь к зданию, затянутому в леса, как в ортопедический корсет, Сергей надел капюшон. Над головой проплыли гортанные трели строителей. Брат пробежал, балансируя, по бортику опалубки – туда, где его встречал Шура Елисеев. – Ты прям ниндзя, – заявил он Сергею и сдёрнул капюшон с потных макушек близнецов. – Привычка. Если бы тебя всю жизнь пытались снять на телефон, ты бы вёл себя точно так же. Герман фыркнул. – Ты видел у кого-нибудь из рабочих телефон? Не удивлюсь, если они ходят на почту, когда им нужно позвонить к себе в Среднюю Азию. – Это тоже вряд ли, – подхватил Шура. – Языковой барьер. Знаешь, что делали раньше, чтобы строители не болтали лишнего? Ну, типа того, где потайной ход находится, или что барин велел замуровать в стену неверную жену? Нанимали глухонемых. В современных реалиях их заменяет бригада гастарбайтеров. – Ты сказал моделям о нас? – спросил у него брат. – Или они у тебя тоже глухонемые? – Не исключено. Они мычат и не воспринимают обращённую к ним речь, – отшутился Шура. – Ладно, будем надеяться, что немного шоковой терапии пойдёт им на пользу, – пробормотал Сергей. Они поднялись в лофт. Елисеев чуть не наступил на удлинитель. К удлинителю были подключены фен, плойка, сравнимая по количеству насадок со швейцарским ножом, и планшет с развёрнутой на экране программой управления освещением. Когда на стройке заводили бетономешалку, планшет гас, и роботы-рефлекторы, облепившие стены, тоже гасли. Раздавался сдерживаемый, но то и дело прорывающийся смех. И отчего-то – звон колокольчиков. Одна из девушек-моделей бродила с завязанными глазами, а другие, с пристёгнутыми к одежде колокольчиками, бросались врассыпную.