Или это волновался Герман? – Даша сказала, ты шьёшь себе сам, – сказал Елисеев. – Толстовка твоя, да? И всё остальное, что на тебе сейчас надето – тоже? – Нет, – ответил брат, нервничая. – То есть… ещё футболка. – Ну, я бы хотел взглянуть на ещё какие-нибудь работы, если честно. Зазвонил телефон, избавив Сергея от необходимости отвечать. Герман извинился и вышел за дверь. Заметив на этаже островок благоустроенности, выложенный плиткой, Герман побрёл к нему. По краям плитка была уложена только для вида и ломалась под ногами на ровные куски, как шоколад. Герман забрался с ногами на подоконник и ответил на звонок. – Сегодня в пять в парке, как обычно? – сказала Лера. – Не знаю, успею ли я. Понимаешь, Серёже срочно понадобилось в одно место… – Надо же, какое совпадение. Я как раз его всё время посылаю именно туда, – натянуто пошутила девушка. – Он наконец-то меня послушался? – Лер, это серьёзно. – Как скажешь, – ответила она. Динамик зачастил гудками. Под оконной рамой теснились сплющенные сигаретные фильтры. Бетон в незатёртых щелях напоминал шоколад. Пористый. Сладенького бы… Могли бы хоть кофе предложить, бизнесмены сраные… Вместо сладенького Герман нагло закурил и понял, что прекрасно слышит, о чём говорят в «ИП Елисеев». – Ну не знаю. Я думал, у нас будет кто-нибудь крутой. А это просто мальчик. Без образования, вообще без ничего, кроме нескольких рисунков, – это Шура. – Я вынуждена унижаться, бродя по районным ателье и пытаясь нанять вчерашних пэтэушниц. Но никто не хочет иметь с нами дела. Вообще никто, Шура! А ещё у нас заканчиваются деньги, а я не могу материализовать их из воздуха, – это Даша. Герман раздавил окурок и без стука вернулся в кабинет. Шура и Даша повернулись к близнецам. Она была растрёпанная, словно разгорячённая любовной схваткой, а он – эффектно позолоченный падающим из окна светом. Между ними на столе в беспорядке лежали Серёжины эскизы. Герман подошёл и аккуратно сложил их обратно в папку. – Знаешь что, – сказал он Елисееву, стараясь вложить в слова всё презрение, которое к нему испытывал, – да, мой брат просто мальчик. Но он знал, чем ему больше всего нравится заниматься, ещё в десять лет, когда он украл у девчонок иголки с нитками и по видеоурокам с YouTube сшил из старой простыни футболку с двумя горловинами. Она и сейчас на мне, эта футболка. А ты в жизни ничего своими руками не сделал. И твоим Домом моды, которого нет, даже пэтэушницы брезгуют. Сунув папку под мышку, Герман направился к выходу. Уже у двери его догнал вопрос: – Какой там у вас график в клубе? – Чего? – с раздражением отозвался Герман. Папка чуть не выскользнула, и он перехватил её поудобнее. – Ну, график, – повторил Шура Елисеев. – Выходные и эти, как их… рабочие смены? Сможете приехать в понедельник на фабрику и закинуть документы в отдел кадров? Серёжу взяли в штат закройщиком. Во всяком случае, так теперь гласила его трудовая книжка. А неофициально… – Оформят модельером кого-нибудь, чисто так, – Сергей с пренебрежением махал рукой, – а всю работу буду делать я, конечно. Он смеялся над замешательством Германа, запрокидывая голову, своим нещадным смехом, таким, будто что-то разбилось на тысячи осколков. Вся работа свелась к бесконечной телефонной переписке, да пару раз в неделю они выезжали в офис с эскизами. Потому что у Елисеева, бестолочи, не было ни помещения, ни моделей. Ни денег – хотя тут вопрос спорный: у Германа сложилось впечатление, что того, что Шура называл «нет денег», близнецам бы хватило на год безбедного существования. С таким же успехом Сергей с Елисеевым могли играть в «Монополию» и радоваться друг на друга, какие они успешные бизнесмены. Но Германа очень скоро перестало это волновать. Лера не звонила. Тени становились длиннее, и деревья роняли листья, как слёзы. То, что составляло подоплёку жизни Германа, натянулось струной. Эта струна его удушала. Впервые он осознал, как мучительно ожидание. 12. Лера снова возникла в жизни Германа, когда он уже перестал ждать. Это случилось в мастерской, где брат в последнее время пытался что-то соорудить на манекене. Сооружение топорщилось нитками, манекен всё больше напоминал пугало, Сергей ползал по полу с телефоном, пытаясь поймать нужный кадр. Стоило Герману, изнывая от скуки, закурить, как брат заорал не своим голосом: – Мало того, что ты куришь эту дрянь в моё тело! Давай ещё подожги мне тут что-нибудь! И тут зазвонил телефон. Увидев, кто звонит, Сергей едва его не выронил, будто в руках затикала бомба. Но к разговору прислушивался, и когда Лера положила трубку, спросил: – Что, побежишь к ней? Он крутил натяжитель швейной машины, ослабляя нитку в последний момент перед тем, как она готова была лопнуть. – А у тебя с этим какие-то проблемы? – вызывающе спросил Герман. – Куда я от тебя денусь, – ответил брат с непонятной интонацией. – Какие тут могут быть проблемы. Герман вызвал такси через приложение, разработанное для персонала «Сна Ктулху». Он не очень любил им пользоваться, потому что в районе об этом такси ходили сплетни, как о замаскированной психиатрической «Скорой». Но сейчас ему было всё равно, лишь бы побыстрей. Он рванул в актовый зал «очертя голову», как дядя Толя выразился вслед. Если бы понадобилось, Герман пополз бы туда по битым стёклам. Через полчаса он взбежал по лестнице на второй этаж типовой высотки, затерянной на недружелюбной окраине большого города, и постучал в дверь. Та, скрипнув, отворилась сама по себе. – Проходи, – крикнула Лера из комнаты. Положив ногу на приставной стол-тумбу, Лера красила ногти. Для этого ей пришлось сильно наклониться вперёд. Герман видел русые корни её волос и россыпь родинок в вырезе футболки. – Я боялся, что ты больше не позвонишь. – Тьфу на тебя, Герман! Просто не отменяй больше встречу в последний момент. Я ведь на тебя рассчитываю, понятно? Лера сосредоточенно ввела кисточку в пузырёк с лаком и закрутила крышку. Босиком подошла к окну и отодвинула самый край шторы, чтобы выглянуть наружу. – Мне не нравится, когда мои планы идут на хрен. Особенно если из-за этого мне приходится срочно искать, куда вписаться на ночь, чтоб ты понимал. Сергей без спроса перенял тело и устроился в кресле эйфона. Зацепил повязку для глаз, покрутил на пальце. – Не пора ли внести кое-какую ясность в наши отношения? Слишком уж ты раскомандовалась, – заявил брат. – Боюсь, мы ещё мало знакомы для того, чтобы говорить о каких-то отношениях, – в тон ему ответила Лера. – Мы подключаться будем или нет? Сергей со злостью отшвырнул повязку. – Не думал, что когда-нибудь это скажу, но с удовольствием! Что угодно, лишь бы вас обоих не видеть! Лерино раздражение проявлялось во всём. Она затянула ленты слишком туго, и они врезались близнецам в запястья. Ткнула штекером наугад и попала не сразу. Подключение прошло жёстче, чем обычно. На секунду Герман почувствовал себя так, словно все его внутренности слиплись в ком где-то в животе, как бывает, когда слишком сильно раскачаешься на качелях. После того, как Герман неопрятно шлёпнулся в пустыню, Леры рядом не было. А сам он не понимал, как её искать, хотя и знал, что раз они подключаются с одной точки доступа, то их не может разбросать далеко друг от друга. Герман сплюнул и, не сводя глаз с плевка, с упорством стеклодува вырастил из него зеркало. Посмотрелся в него. Тщетно. Вдохновиться постановочными фотографиями – всё равно, что возбудиться на них. У Германа никогда не выйдет! Ему не ступить под узорчатые своды за стенами Оазиса, как никогда не стать таким, как богатенький бездельник Елисеев. Судьба издевается над Германом, подсовывая недостижимые идеалы. Воплотившись, Лера без единого слова встала напротив Германа. Между ними словно натянулся невидимый трос, и зеркало повисло на нём. Мысли лились свободным потоком, который вдруг разделился на три извилистых русла, и начали протекать параллельно. Герман вспомнил, с чего начиналось каждое пробуждение близнецов. Предчувствие того, что сейчас он откроет глаза и увидит со стороны, как они с братом лежат, будто мёртвые. Ещё Герман вспомнил ЛжеИвана и его состояние, которое Кукольник принял за приступ, с холодным любопытством заглядывая в закатившиеся глаза. И, наконец, в памяти возник момент из детства, очень похожий на нынешний по напряжению. Близнецам было два года. Они, едва пришедшие к опорно-двигательному согласию, учились подниматься по лестнице, а им подставили подножку… Воспоминание об этом шлёпнулось на натянутые нервы, почти осязаемое, и Герман стряхнул его с себя. Сознание стало чётким и собранным, как чисто вымытое стекло. Все три мысли преломились через него одновременно. Лера вскрикнула и упала. В зеркале ненадолго отразился ЛжеИван, в искажённых чертах которого Герман узнал себя. Из зеркала вырвался столб света и ударил в небо.