Кобрин скривился. Лисицын, украдкой наблюдающий за ним, мысленно усмехнулся. А чего ты хотел, мальчик? Правда – она такая, безжалостная. Зато по твоей реакции можно будет судить, насколько твои боссы заинтересованы в дальнейшем сотрудничестве. Ну, уйдешь, нет? Не ушел. Стало быть, его начальство и впрямь заинтересовано в будущем сотрудничестве. Теперь проверим твои мозги. Если начнешь разговор сразу – дурак. Если просто постараешься сохранить и развить сложившиеся в этой командировке приятельские отношения – значит, мозги у тебя есть и в будущем с тобой можно иметь дело. А можно и не иметь. – Наверное, ты прав. Молодой я. Ну да молодость – недостаток, который быстро проходит. Сам знаешь. – Я из этого состояния пока не вышел. Физически… А вот морально, честно говоря, не уверен, – сказал Лисицын чистую правду. – А вот сейчас проверим. Скажи, как бы ты отреагировал, если бы я, к примеру, решил приударить за Марией? – А в рыло? – без малейшего намека на шутку поинтересовался Сергей. – И мы имеем типичную реакцию подростка, – с победным выражением лица резюмировал Кобрин. – Так что не обольщайся, ты – такой же сопляк, как и я. – Ну-ну, знаток человеческих душ… И, главное, сам в это веришь, будто аватар какого-нибудь бога. Еще Библию мне процитируй. – Я что, дурак кругозор себе ограничивать? – В смысле? – Ну вот, смотри, – Кобрин отобрал у него прут, одним движением ботинка разровнял песок и кончиком деревяшки нарисовал круг. Получилось кривовато, но для не слишком требовательного зрителя сойдет. – Предположим, это наша Земля. Представил? – Ну… Дипломат нарисовал крест, аккуратно вписав его в границы круга. – Сколько места занимает? – Примерно треть. – И получается, что глядя на мир через символ христианства, ты видишь лишь его третью часть. Не переживай, с другими символами та же история. Хоть с полумесяцем, хоть со Звездой Давида. Да хоть с чем. Смотри на мир целиком, а не через трафарет. На ровном песке появились еще два круга с вписанными фигурами. Что же, похоже. Лисицын пожал плечами: – Ты забываешь, что я вообще не увлекаюсь какой-либо религией. – Все правильно. У тебя есть своя, персональная. Вот она, твоя вера… На песке добавился четвертый круг и вписанный в него автомат Калашникова. Та же треть площади. Даже, пожалуй, меньше. Демагогия, конечно, хотя, стоит признать, изящно выполненная. Лисицын усмехнулся: – Ты не прав. Вот мой мир. Еще один круг – и линии, его пересекающие. Как в перекрестье оптического прицела. Кобрин понял и рассмеялся. Небрежный жест – и вокруг нарисованной Лисицыным окружности добавилась вторая, куда большего диаметра. – В центре – твой мир. А вокруг – все остальное. Боюсь, с таким подходом тебе открыто даже меньше, чем приверженцам всевозможной мистики. – Зато стреляю я лучше. – Это да, умение владеть оружием твое несомненное достоинство. – Если я что-то умею, а вы нет, это не мое достоинство, а ваш недостаток. – Может быть. Но мыслишь ты все же узковато. Знаешь, ты мне напоминаешь одного исторического деятеля. Который в почете у наших желто-голубых соседей. Помнишь, был у них в истории такой гетман – Мазепа… – Чего-о? – Тихо-тихо-тихо. Исключительно стилем мышления, а не душевными качествами. Здесь вы антиподы. – А подробнее? – Знаешь, – Кобрин задумался на миг, – я когда-то увлекался этим вопросом, даже в курсовом его рассматривал. И перелопатил кучу литературы. Так вот, попадалась мне статья не очень авторитетного… потому как не дышащего в задницы мэтрам автора, которая шла вразрез с официальным мнением, тем не менее очень многое объясняла. Если хочешь… – Валяй, – махнул рукой Лисицын. – Считай, заинтриговал. – Так вот, Мазепа был незаурядным человеком. Да, гад, подлец и сволочь, этого никто не отменяет. Но – не серость, посредственность вряд ли добилась бы таких высот. Достаточно посмотреть, сколько народу он съел, пробиваясь к власти. И какого народу! – Это понятно. Но что с того? – А то, что он провернул шикарную, по его мнению, интригу. Под рукой Москвы он был не более чем одним из сановников. Да, уважаемым и важным, но таких хватало. И пусть его власть на Украине была велика, сместить его царь мог одним росчерком пера. А он был крут, Петр наш Алексеевич, и за незначительные иной раз прегрешения без особых смятений души скидывал с насиженных мест фигуры, позначительнее Мазепы. – Допустим. И что дальше? – А дальше… Гетман хотел быть хозяином Украины. И понимал: если он договорится со шведами, то их протекторат над его окраиной будет номинальным. Слишком далеко от метрополии, а армия, пусть и лучшая в Европе, немногочисленна. Соответственно, зависимость будет выражаться максимум в налогах, а традиция платить дань в тех местах была, скорее, нормой. С другой стороны, тех, кто под шведами, те же поляки тронуть побоятся – Карл Двенадцатый нагибал их, как хотел. Ну и, вишенкой на торте, при удаче впоследствии шведов можно и бортануть, а сделать они ничего не смогут – чересчур далеко. – В общем-то, это понятно. Специально темой я не интересовался, но пока ничего нового. Все укладывается в рамки логики любого карьериста без моральных принципов. – А дальше пошла логика, на которую он опирался. Карл Двенадцатый – лучший полководец своего времени. Достаточно сказать, что этот сопляк ставит на уши всю Европу. А значит, если будет сражение, он победит. Ну а даже если проиграет, победит в следующий раз. Логичный ход мыслей? – Да, вполне. – А как тогда велась война? Быстро. Армии маленькие, с логистикой проблемы. Эпоха затяжных противостояний, растягивающихся на десятилетия, прошла. Одно-два генеральных сражения, и один признает себя побежденным, а второй его увлеченно грабит. И никто не подумал, что Петр, имея под рукой огромную державу, навяжет конкурентам войну на истощение. Вот ее-то шведы и не выдержали. Полтавская битва – эпизод, в глобальном плане мало что решающий. Потеряв армию под Нарвой, Петр создал ее снова и не торопясь отжал у шведов все ими захваченное, а заодно и территории, которые они изначально считали своими. Ну, проиграли бы русские еще одно сражение – так вытеснили бы шведов, чуть позже, как только их основные силы нашли бы новую цель и ушли. А того, что мир изменился и игра пошла по новым правилам, Мазепа понять не успел. И потерял всё. – Хорошо, а я тут при чем? – А у тебя наблюдается такое же неумение выйти за рамки. Да, ты крут и все такое, но… – А что это вы здесь делаете? – Машка, зараза, подкралась совершенно бесшумно. – Да вот, понимаешь, человек пришел, сделал умное лицо, постарался, чтобы я чувствовал себя дураком и между делом попросил твоей руки, – злорадно усмехнулся Лисицын. – Чего-о? Сереж, подержи, пожалуйста… Не дожидаясь его ответа, Маша сунула ему в руки коробку, в которой копошились изрядно растолстевшие за последние дни на халявной жратве котята, и без паузы зарядила Кобрину с ноги аккурат по причиндалам. Дипломат глухо хэкнул, сложился, как перочинный нож, и тихо стек на землю. Девушка лучезарно улыбнулась ему, забрала коробку и направилась к машине, а Лисицын, нагнувшись, проникновенно сказал: – Виталик, просто чтоб не было обид. Я, может, не имею достаточной широты кругозора, а вот ты не умеешь смотреть хотя бы на два шага вперед. Понты урежь, а то… Ну, ты понимаешь. Кобрин булькнул что-то нечленораздельное, но к продолжению диалога выглядел неготовым. Сергей пожал плечами и отправился спать в уже ставшее привычным кресло. Конечно, реакция сестры была не совсем обычной, но и так получилось неплохо. Вот только вопрос, с чего такая резкость? Минут через пять сзади бухнула, закрываясь, дверь, и Маша завозилась в своей… ну, исходя из габаритов машины, почти комнате. Выждав, когда она закончит подготовку ко сну, Лисицын поинтересовался: – И за что ты отбила ему… гм… хозяйство? – За непристойное предложение. – Вроде бы ничего такого… – Ну да. А вчера он назвал меня сорокой. – И что? – Ну, той сорокой из сказки: этому дала, этому дала, этому дала… – Тогда второй вопрос. Почему ты отбила ему только… гм… гениталии? Улыбка вредной девчонки была видна даже в темноте. – Знаешь, есть такая машина… Блин, не помню название марки. Лучшие в мире карьерные самосвалы делают… – БелАЗ, что ли? – Да-да, именно. Вот от него ты и тормоз. Если б я его вчера убила, у тебя случились бы неприятности. Тем более разговор был без свидетелей. А так… – А так будем надеяться, что он после твоего урока все-таки сможет иметь детей. Машка рассмеялась и вновь принялась крутиться, устраиваясь поудобнее. Лисицын же задумался. Сегодня Кобрин удивил его дважды. Во-первых, неожиданными познаниями и умением строить разговор, что для молодого, как ни крути, человека не особенно типично. А во-вторых, тем, каким говнюком оказался. И Машка тоже хороша. Сказала бы сразу… Хотя нет, в этом случае он бы точно закопал дипломата где-нибудь втихую, и делу конец. Нет, Маша поступила как раз умно, благо она не из тех куриц, что звонят в женскую консультацию уточнить, справа или слева педаль тормоза. Нет, сработала грамотно, четко спрогнозировав реакцию брата и сведя разборки к необходимому минимуму. На этой мысли Лисицын успокоился и завалился спать. Что будет завтра – непонятно, однако лишний час отдыха еще никому не мешал. И все же, чуть подумав, еще один вопрос он задал: – Маш, а вообще, почему ты постоянно одна? – Тебя это волнует? Ответ прозвучал довольно резко, но Лисицына тон сестры не смутил. – Откровенно говоря, да. Как-то это не совсем… – он неопределенно покрутил в воздухе пальцами. – Нормально? – Скорее, не вполне стандартно.