Таким сказочным везением мы, конечно, обязаны маме. Она поддерживает самые сердечные отношения с нашей портнихой госпожой Стивенс, чей супруг служит старшим помощником капитана Броуди. Она была так добра, что предупредила маму о прибытии драгоценного товара, и нас пригласили на склад – таким образом мы получили возможность осмотреть эти чудесные шелка в тот самый день, когда их выгрузили из трюма. Признаюсь: от красивейших тканей и ковров меня отвлекало другое зрелище – фигура самого капитана Броуди, вошедшего на склад спустя некоторое время после нашего с мамой приезда. Я услышала его разговор со складским работником в тот момент, когда склонилась над ящиком с шелками. Подняв глаза, я увидела капитана – он стоял на пороге в сиянии света, что лился из дверей, и я была так потрясена, что, наверное, походила на треску с разинутым ртом. Не думаю, что он сразу меня заметил, поэтому я позволила себе немного поглазеть на него. Когда он в последний раз отплывал из бухты Такера, мне было всего лишь тринадцать лет. С тех пор минуло три года, и теперь я в полной мере могу оценить, как хороши эти широкие плечи и красив квадратный подбородок! Думаю, я пялилась на него примерно минуту, прежде чем он увидел меня и улыбнулся. А писала ли я тебе, дорогая Эллен, что он не женат? Если бы он заговорил со мной, я наверняка не смогла бы произнести в ответ ни единого слова. Однако именно в эту минуту мама взяла меня за руку и тихо произнесла: «Мы сделали покупки, Иония. Пора ехать». Как же мне не хотелось уходить! Я могла бы целую вечность стоять на этом холодном складе, глядя на капитана и наслаждаясь теплом его улыбки. Мама настойчиво напоминала, что нужно торопиться, и у меня было всего несколько бесценных мгновений, чтобы полюбоваться им. Я искренне поверила, что он ответил на мой взгляд с той же симпатией. Но стоило заикнуться об этом, как мама напустила на себя строгость и велела не тешиться подобными иллюзиями. «Ради всего святого, не теряй рассудка, – сказала она мне. – Ты всего-навсего неопытная девушка. Если повести себя неосторожно, мужчина может воспользоваться тобой». Признаться, сама идея мне не особенно претит – неужели с моей стороны это так дурно? На следующей неделе в Вахте Броуди состоится ужин для командного состава. Нас пригласили, однако мама наотрез отказалась! Моя подруга Женевьева поедет туда, да и Лидия тоже, но мама настаивает, чтобы я провела вечер дома за вязанием – очевидно, привыкая к роли старой девы, которой мне наверняка суждено остаться! Я почти того же возраста, что и другие девушки, и уж точно достаточно взрослая, чтобы присутствовать на званом ужине с джентльменами, однако мама запретила мне ехать. Какая несправедливость! Она говорит, что я слишком невинна и ничегошеньки не знаю о подпорченной репутации капитана. Мол, до нее дошли слухи о том, что творится в этом доме по ночам. Когда я потребовала рассказать подробности, ее губы сомкнулись, словно завязки кошелька, и она не произнесла больше ни слова. Ах, Эллен, как печально пропускать все самое интересное в жизни! Я думаю об этом великолепном доме на холме. О девушках, которые улыбаются капитану (и даже хуже – о том, что он улыбается им в ответ). Я живу в ужасном предчувствии, что вскоре объявят о свадьбе. А вдруг он выберет себе в жены Женевьеву или Лидию? Это будет мамина вина. Что же это за слухи? Что настолько возмутило маму Ионии и почему она запретила своей шестнадцатилетней дочери общаться с Броуди? Разумеется, помимо всего прочего, это разница в возрасте. В тот год, когда было написано письмо, Джеремии Броуди исполнилось тридцать восемь и он был более чем вдвое старше девушки; если верить ее описанию, при этом он отличался высоком ростом и статью. Мужчина в расцвете сил! Я вспоминаю портрет, который видела в зале исторического общества, и прекрасно понимаю: наверняка капитан заставил трепетать сердце не одной юной красавицы. Он был умудрен опытом, командовал парусным судном и владел великолепным домом на холме. А еще он был холост – ну какой же молодой даме не хотелось его внимания? Воображаю ужин в Вахте Броуди. В кухне, где я сейчас сижу, суетились поварихи и слуги. А в столовой, освещенной мерцающими свечами, собрались члены экипажа и юные дамы, разодетые в поблескивающие шелка, которые были доставлены из Китая на борту «Минотавра». В доме наверняка звучал смех, вино лилось рекой и гости обменивались влюбленными взглядами. Во главе стола восседал Джеремия Броуди, и его «подпорченная репутация» сделала его недоступным по крайней мере для одной юной леди. Стремясь узнать больше о его дурной славе, я переворачиваю страницу. К моему разочарованию, на обороте – последний абзац письма, написанного Ионией. Прошу тебя, поговори с мамой от моего имени! Спроси, можно ли мне исполнить свое желание? Времена изменились, и мы больше не тепличные цветочки, какими они были в наши годы. Если я не могу пойти на ужин, мне придется изыскивать другую возможность увидеть капитана. «Минотавр» нуждается в починке и останется в порту по крайней мере до мая. Наверняка мне выпадет счастливый случай, до того как мой капитан снова уйдет в плавание! Всегда твоя, Иония Я не знаю ни фамилии Ионии, ни того, что с ней сталось, однако мне известно, что спустя три месяца после написания этого письма капитан Броуди отправился в свой последний, злосчастный рейс. Опускаю папку на стол, размышляя над строками: «Она говорит, что я слишком невинна… До нее дошли слухи о том, что творится в этом доме по ночам». Я вспоминаю, как капитан стоял в моей спальне. Вспоминаю его руку на своей груди. И слова: «Ты покоришься?» Сердце застучало быстрее, и меня словно опалило жаром. Нет, такой мужчина не подходит невинным Иониям. Он знает, чего хочет, а хочет он женщину, которая согласна вкусить запретный плод. Женщину, которая готова участвовать в темных играх, где верховодит он сам. Где настоящее наслаждение начинается с полного подчинения. Я готова играть в эту игру. 13 Этим вечером я потягиваю вино и долго отмокаю в ванне с ножками в виде когтистых лап. От горячей воды я разрумянилась, даже тело порозовело. Растираю легкий крем по рукам и ногам и натягиваю полупрозрачную ночную сорочку, словно готовлюсь встретить возлюбленного, хотя не знаю, появится он или нет. Я не знаю даже, на самом ли деле он существует. Лежу в темноте на своей кровати и жду, когда в воздухе повеет морским ароматом. Именно так я пойму, что капитан здесь, по запаху забравшего его моря, в котором он теперь покоится. Ганнибал свернулся клубком рядом со мной, и бедром я ощущаю вибрацию: кот довольно мурлычет. Сегодня луны нет, лишь звезды мерцают в окне. Во мраке я с трудом различаю очертания комода, прикроватной тумбочки, лампы. Ганнибал вскидывает голову, и меня обволакивает холодный бодрящий аромат – словно волна накрывает комнату. В этот раз – никакого предвестника в виде завитков тени или медленно возникающего силуэта. Я поднимаю взгляд и сразу вижу капитана: он стоит у моей постели, как живой. Броуди хранит молчание, однако его взгляд будто разгоняет разделяющий нас мрак, и я чувствую себя совершенно незащищенной. Он тянется к моей руке. Ощутив его прикосновение, я поднимаюсь с кровати, словно вдруг, по волшебству, стала невесомой, – и оказываюсь перед ним. Поскольку на мне лишь ночная сорочка, я вздрагиваю и от предвкушения, и от влажного морского воздуха. – Закрой глаза – велит он. Я покоряюсь, ожидая новой команды. И того, что произойдет, – чего угодно! Да, я готова. – Смотри, Эйва! – шепчет он. Открыв глаза, я восхищенно вскрикиваю. Наверное, мы все еще в моей спальне, однако я не узнаю́ ее: бархатные зеленые шторы, обои в китайском стиле, кровать с четырьмя столбиками. В очаге потрескивает огонь, и его отсветы пляшут на стенах, заливая комнату золотистым сиянием. – Как так? – бормочу я. – Это сон? Капитан прижимает палец к моим губам: – Хочешь увидеть больше? – Да. Да! – Пойдем. Все еще держа меня за руку, он ведет меня прочь из спальни. Бросив взгляд на наши сплетенные руки, я вижу кружева на своем запястье. И только теперь я понимаю, что полупрозрачная сорочка исчезла – на мне синее переливающееся платье. Наверное, оно сшито из шелка, который когда-то был привезен на борту «Минотавра»! Разумеется, все это сон. Неужели я сейчас сплю в своей кровати, а из комнаты выводят другую Эйву – женщину из сна? В коридоре тоже все по-другому. На ковре переплетаются узоры из виноградных лоз, а на стенах висят портреты неизвестных мне людей, освещенные свечами в медных канделябрах. Мы с капитаном молча проходим мимо всех этих картин, а затем он открывает дверь на лестницу, ведущую в башенку. Здесь царит полумрак, однако из-под двери наверху пробивается серебристый свет. Шагнув на первую ступень, я жду, что сейчас раздастся знакомый скрип, однако все тихо – скрип появится позже, через столетие. А сейчас мы в прошлом. Я слышу лишь шепоток шелка, касающегося моих ног, и стук сапог – капитан поднимается впереди. Зачем мы идем в башенку? Даже если мне захочется отстать, я не смогу этого сделать: его пальцы крепко сжимают мою руку, вырваться невозможно. Выбор сделан – теперь я в его власти. Мы оказываемся в помещении, залитом светом свечей. Я зачарованно оглядываюсь. На каждой стене висят зеркала, и я одно за другим вижу свои отражения – множество моих двойников в синих платьях растянулись бесконечной чередой. Много раз стояла я в этой комнате и видела беспорядок и плотницкие инструменты. Я даже и представить себе не могла, что это помещение может быть таким – сияющий свет, зеркала и… Альков. Красные бархатные занавески скрывают помещение, которое еще недавно в современном доме было отгорожено стеной. Что там, за этими занавесками? – Ты напугана, – замечает капитан. – Нет. – Я тяжело сглатываю, а потом признаюсь: – Да. – Но все равно покоришься? Я поднимаю на него изучающий взгляд. Вот мужчина, которого я видела на портрете: разметанные ветром волосы, лицо, словно высеченное из гранита. Но теперь мне видно куда больше, чем может открыть портрет. В его глазах горит голодный огонек, предупреждающий об опасных аппетитах. Я еще могу отступить. Могу выбежать из этой комнаты, из этого дома. Но я этого не делаю. Мне хочется узнать, что будет дальше. – Я покорюсь, – отвечаю я. От его улыбки меня пробирает дрожь. Теперь вся власть у него, я перед ним так же наивна и беспомощна, как шестнадцатилетняя Иония, девственница в руках человека, чьи желания и страсти вот-вот прорвутся наружу. Он гладит мое лицо тыльной стороной ладони, и прикосновение это настолько нежное, что я закрываю глаза и вздыхаю. Опасаться нечего. Можно ждать и предвкушать. Подтолкнув меня к алькову, он отодвигает занавеску, открывая то, что прячется за ней, – кровать, застеленную черным шелком. Но мое внимание привлекает не она, а то, что висит на каждом из четырех дубовых столбиков. Кожаные манжеты. Капитан хватает меня за плечи – и я навзничь падаю на кровать. Мое платье разметалось по белью – шелк на шелке, синее на переливающемся черном. Не говоря ни слова, Броуди оборачивает один кожаный наручник вокруг моего правого запястья, затягивает его настолько крепко, что у меня нет никакой надежды выскользнуть и освободиться. Он обходит кровать, чтобы зафиксировать мое правое запястье, и двигается с неумолимой быстротой. В первой момент я напугана, потому что его глаза горят неистовым огнем. Я полностью в его власти и не в силах его остановить. Он приближается к изножью кровати, откидывает подол моего платья и так внезапно хватает меня за ногу, что я вскрикиваю. Через несколько секунд кожаная манжета уже крепко обвивает мою лодыжку. Теперь у меня свободна только одна нога. При всем желании я не смогла бы вырваться. Я связана и беспомощна – и тут он надевает последнюю манжету мне на лодыжку и прикрепляет ее к столбику кровати. Я распростерта на кровати – сердце барабанит в груди – и жду, что произойдет дальше. Мгновение он просто стоит у изножья, наслаждаясь зрелищем. Его возбуждение очевидно, однако он не спешит просто-напросто воспользоваться моей беспомощностью, а вместо этого пожирает глазами мое связанное тело и смятое платье. С его губ не слетает ни единого слова, и само по себе молчание – изощренная пытка. Он наклоняется и вытаскивает из сапога нож. Я в страхе наблюдаю за тем, как Броуди разглядывает лезвие в свете свечи, всматривается в слабый отблеск на металле. Без всякого предупреждения капитан берется за горловину моего платья и разрезает ткань до самой юбки. Затем разрывает испорченное платье, обнажая мою плоть, и отбрасывает в сторону нож. Чтобы напугать меня, нож не нужен, довольно единственного взгляда, обещающего одновременно и наслаждение, и наказание. Я вздрагиваю, когда капитан склоняется надо мной и принимается гладить мое лицо. Его пальцы скользят вниз по моей шее, груди и животу. Он улыбается, добравшись до ложбинки между ног. – Ты прикажешь прекратить? – Нет. Я не хочу, чтобы ты прекращал. – Я со стоном закрываю глаза. – Я хочу продолжения. Я хочу тебя. – Даже если из-за этого будешь кричать? Я распахиваю глаза: – Кричать? – А разве не этого ты хочешь? Чтобы тобой овладели, чтобы наказали? – В мерцании свечей его улыбка внезапно кажется жестокой. Сатанинской. – Я знаю, чего ты жаждешь Эйва. Я знаю о твоих самых темных, самых постыдных желаниях. Я знаю, чего ты заслуживаешь. «Боже мой, неужели все это происходит со мной? Неужели все это на самом деле?» Однако мужчина, который снимает свою сорочку и бриджи, куда как реален и внушителен. А теперь я ощущаю его вес – вес настоящего мужчины, который прижимает меня к кровати. Мои бедра невольно приподнимаются навстречу – пусть я страшно напугана его силой, жажда наслаждений отбросила меня туда, откуда нет пути назад. Он не дал мне возможности подготовиться – бешеным рывком он проникает в меня глубоко-глубоко. – Борись со мной, – велит он.