Лешка снова нежно взял Саню за руку. Вообще-то Саня не любила держаться за руки с кем-либо. Рука неизбежно начинала потеть и становилась неприятно влажной и липкой, но с Лешкой было как-то удивительно спокойно. И Санька не стала вырывать у него из лапищи миниатюрную ладошку. Еще почему-то бесцеремонное поведение тети Вари, которая решала за Лешку, когда ему любить, а когда повременить, неприятно задело Саньку. Она уже чувствовала, что мягкая и уютная внешне тетя Варя – лишь видимость. Под личиной славной бабульки скрывается сильная и властная личность, которая еще подумает прежде, чем отпустить Лешку на волю. Поэтому она осторожно осведомилась: – Скажи, а ты сильно любишь тетю Варю? – Как сказать… Она же нас вырастила. Конечно, я испытываю благодарность. – Но ты ее любишь? – Люблю… наверное. Не знаю. Да и какое это имеет значение? Санька пожала плечами. Она и сама не знала, не понимала, зачем затеяла этот разговор. Но какое-то смутное чувство беспокойства и тревоги не давало ей возможности расслабиться и отвлечься на теплые прикосновения Лешки. Девушка чувствовала нарастающую опасность, но не могла понять, откуда эта опасность надвигается. Гости с поминок разошлись быстро. У каждого нашлись свои дела на остаток вечера. Родственники уехали из ресторана на автобусе. Тетя Варя тоже куда-то делась. Так что провожать гостей выпало на долю Лешки и Сани. Дядя Тимофей ушел последним. Он все стоял рядом с племянником и, покачиваясь, вещал о семейном проклятии, которое теперь нависло над Лешкой. Так продолжалось долго, пока жена дяди Тимофея не утащил свое сокровище за собой. После ухода последнего гостя Лешка с Саней тоже вышли из ресторана и переглянулись: – Ну что? – спросил Леша. – Едем в Тихвин? – Едем! У самой Саньки никаких сомнений в необходимости поездки не было. Ей совершенно не улыбалось возвращаться в битком набитый родней дом Игоря. Она помнила, как родственники утром дружным коллективом бродили по комнатам, восхищались, восторгались, все трогали, пачкали и переставляли. А потом еще искали свежие полотенца, соль, крупу для овсянки, зубную пасту, щетку для чистки обуви, спички и даже пластилин. Кому мог понадобиться пластилин и зачем, Санька так и не уяснила. Голова у нее пошла кругом еще на стадии крупы для овсянки. Ей совсем не хотелось провести остаток и так тяжелого дня, бегая по дому взад и вперед, выполняя чужие просьбы и поручения. Пусть тетя Варя сама разбирается со своими родственниками. Строит их, командует ими, объясняет, что им нужно делать, когда и как. Пусть! У нее это неплохо получается. И еще… Так как тетя Варя велела Лешке и Саньке держаться подальше друг от друга, то при родственниках им придется делать вид, что они чужие. А это неприятно и досадно. Лучше уж поехать в Тихвин, до которого всего-то пара часов пути. На поминках Санька не выпила ни единого глоточка спиртного. Налитый в рюмку церковный кагор (чтобы жизнь на небесах у Игорька была бы слаще) так и остался нетронутым. А сама Санька просидела с одной рюмочкой весь вечер, лишь поднимая тосты вместе со всеми, а потом делая вид, что пьет. Особенной скорби по поводу ухода из этой жизни молодого мужчины она не испытывала. Насколько она уже успела понять, Игорь был не слишком хорошим человеком. Врун, бабник, да еще и прощелыга. Обманывал доверчивых старичков и старушек, не брезговал брать вещи у вороватых подростков, приносивших из дома разные старинные вещи. Ну, допустим, подросткам так и надо, за украденную вещь они получали копейки. Но за что страдали бедные бабушки и дедушки, рассчитывавшие получить к пенсии неплохую прибавку? Тот факт, что так поступали и поступают почти все антиквары и владельцы скупок, Саньку совершенно не успокаивал. И по отношению к своей невесте Игорь вел себя безобразно. Это со стороны забавно слышать, как он сделал Марине предложение, едва выпрыгнув из койки с одной красоткой и готовясь затащить в постель следующую. А каково было Марине, когда она с кольцом на пальце обнаружила, что место рядом с Игорем снова занято? Неудивительно, что ей захотелось сбежать на край света. А тетя Варя! Как к ней отнесся Игорь! Тетя Варя вправе обижаться на своего приемного сына. Она ведь вырастила Игоря, уберегла от сиротской доли на казенных харчах. Но разве он был ей за это благодарен? Ничуть! Вот Лешка, тот умел быть благодарным. Возможно, горячей симпатии к тете Варе он и не испытывал, но отдавал ей должное и умел уважать за то, что она для него сделала. А Игорь не таков. Вылетев из гнезда, совсем забыл про старую женщину, которая заменила ему мать. Возможно, Игорь точно так же отнесся бы и к родной матери, которую почти не помнил, но это дела не меняло. Игорь вел себя безобразно по отношению к своим близким. Он не был хорошим человеком, женихом или сыном. Хотя это еще не повод, чтобы его убивать. Хороших людей вообще на свете мало. Если убивать всех нехороших, население планеты может существенно сократиться. – Ты о чем задумалась? – Думаю, что сказал нам следователь. Возможно ли, чтобы Игорь сам прополз почти километр? – Игорь был сильный парень. Мог и проползти. – Но зачем? – Не знаю. Хочу тебе напомнить, что сейчас мы как раз и едем к единственному свидетелю того ДТП, оставшемуся в живых. Дорога до Тихвина заняла несколько больше времени, чем предполагали друзья. Во многих местах вновь начались ремонтные работы по укладке дорожного полотна. – Удивительное дело! Проезжал тут в позапрошлом году, они тоже что-то ремонтировали. И теперь ремонтируют. – И через год снова будут! – подхватила Санька. – И через два! И через десять! – А сказать тебе, почему? – Не надо! – азартно воскликнула Санька. – Сама знаю! – Ну скажи! – развеселился Лешка. – И скажу! Взяточники и коррупционеры не хотят класть на наши дороги качественное и дорогостоящее покрытие, которое прослужит десять, а то и пятнадцать или все двадцать лет. Отговорки типа того, что у нас климат неподходящий, поэтому дороги и портятся – полнейшая чушь. У наших северных соседей финнов климат ничуть не лучше. И у шведов тоже. Я везде была, так что знаю. Однако же при всем при этом дороги везде в Европе в идеальном состоянии. – Ну и почему? Как ты думаешь? – Так тут и думать нечего. Всем известно, что наши дорогие чиновники на ежегодном ремонте дорог кладут себе в карман огромные суммы. Новый ремонт, новые деньги, новые доходы для вороватых чинуш! Санька заговорила противным гнусавым голосом, каким, по ее мнению, полагалось говорить вороватым бюрократам: – Ах, скажите на милость, снова дорожное полотно из Кировска в Питер находится в ужасном состоянии. Ну почему же так происходит? Совершенно непонятно! Бедные граждане Тихвина и Питера, как же они мучаются! Конечно, надо их пожалеть и дорогу отремонтировать. А еще лучше – заменить полностью все полотно! И дальше Санька заговорила уже нормально: – Деньги из бюджета получены, техника и люди выделены. Они бодро соскабливают верхний слой асфальта – яичную скорлупу. Кладут новую косметику вместо того, чтобы провести основательные подготовительные работы, прокопать траншею в полметра глубиной, а понадобится, так и в метр и в два. Засыпать туда сначала щебень, потом поверх него хорошенько утрамбовать песок, положить в колею верхний слой дешевого асфальта, а сверху уже покрыть каучуковым покрытием, которое долговечно и которое не придется менять много десятилетий подряд. А завершающий этап работ сделать ночью при свете галогеновых ламп, чтобы была видна малейшая неровность или выпуклость на трассе. Современные дороги должны быть именно такими – ровными, словно зеркало. Вот так вот нужно делать! Спроси меня еще о чем-нибудь, я тебе отвечу! На протяжении всего этого монолога Лешка взирал на Саньку с каким-то даже благоговением во взоре. – Чувствуется, что у тебя всерьез наболело, – только и произнес он, когда Санька наконец замолчала. – Да уж! – выдохнула в ответ Санька. Дальше они ехали молча. Лешка, похоже, побаивался, задавать Саньке новые вопросы. Ну а сама Санька была слишком озабочена, следя за дорогой, которая становилась то лучше, то хуже, то прерывалась совсем ввиду ведущихся на ней дорожных работ. Тогда Саньке приходилось притормаживать и ехать по трассе еле-еле. Так что в Тихвин они приехали, когда уже начинало смеркаться. Адрес Никиты, неудачливого грузчика, которому предстояло в очередной раз перетащить злополучную бронзовую птицу с одной квартиры на другую, у друзей был. Они получили его от Леры, которая в обмен потребовала, чтобы они позволили ей объясниться со Славой. – Я уже звонила ему сама несколько раз, но он не берет трубку. – Раз не берет, значит, не хочет общаться. Его нетрудно понять, да, Лера? – Не могу поверить, что он отвернулся от меня из-за такого пустяка, как операция по смене пола. Нам нужно поговорить. Устройте нам встречу! – Дай адрес Никиты, устроим. И даже подстрахуем. – Подстрахуете? От чего? – От Славкиных кулаков. Лера тяжело вздохнула и сказала, что насчет встречи со Славкой она, пожалуй, еще подумает. А потом все же продиктовала адрес Никиты. Теперь огромный черный «Шевроле», за рулем которого сидела сосредоточенная Санька, кружил по улицам города Тихвина, с трудом вписываясь в узкие проезды. – Где эта улица, где этот дом? – пропел неожиданно у нее над ухом Лешка. Санька дернулась и рассердилась: – Нашел время петь! – А почему бы мне и не исполнить арию? Или ты считаешь, что у меня плохой голос? Ничего не говори, сам знаю, что ужасный! – Хороший. – Значит, слух никуда не годится. – И слух отличный. – Почему же ты не хочешь слушать? Я тебя раздражаю? О, как мне горько! Как печально! И Лешка схватился за ручку двери, намереваясь, выброситься наружу. – Не устраивай сцен! – буркнула Санька, с трудом сдерживая смех. – Клоун! – Ну вот! Теперь ты меня еще и оскорбляешь! – Лучше узнай, как нам проехать к дому Никиты. За это я точно буду тебе очень благодарна и стану любить до конца дней. – Точно будешь? – оживился Лешка. – Тогда я сейчас! Я мигом! Останови машину возле того ларька! Чем бы ни руководствовался Лешка, но в своих симпатиях к этому магазинчику он был не одинок. Крохотный ларек, несмотря на свои размеры, явно пользовался популярностью у местного населения. Возможно, потому что в нем продавался крайне необходимый каждому среднестатистическому россиянину набор продуктов – сигареты, чипсы, соленые орешки, пиво и минералка с шоколадом.