Задать уточняющие вопросы, которых появилось великое множество, мне помешал заклинатель, довольно резко нас прервавший: – Нужно возвращаться и сообщить о случившемся Кириллу. – Не сомневайся, – процедила Джея, сузив глаза, – сообщу. Но я никогда не полагалась на чужую помощь, не делаю этого и теперь. Этот маг горько пожалеет, что посмел на меня напасть. Ее лицо заострилось, приобретя пугающие, даже немного демонические черты, и прищуренные глаза полыхнули алым. – Я обид не прощаю. Уж не знаю, какой силой обладал напавший на нее маг, но на его месте я бы уже бежала на другой континент сломя голову! Очень уж зловеще выглядела «жертва», кошки которой вдруг тоже перестали казаться милыми. Глава пятнадцатая О любовных письмах, жабах и важных разговорах К вечеру зарядил сильный дождь, вскоре превратившийся в разъяренную грозу, что совсем не удивляло, учитывая, как парило весь день. Сразу после возвращения в Большой Дом вся троица в сопровождении распушивших хвосты белоснежных кошек отправилась в кабинет Кирилла, который, как сообщила госпожа Санли, только вернулся. Меня, ясное дело, на этот раз никто с собой не позвал, и я сделала то, что собиралась после возвращения с работы, – отправилась отдыхать. Спокойно вздремнула несколько часов, а затем с новыми силами взялась за данное Дмитрием задание. Разработка серии иллюстраций оказалась делом непростым, но невероятно интересным и, что самое главное – источники вдохновения без конца сновали у меня под носом, якобы занимаясь своими делами. Главная задача духов-помощников, помимо основной работы, – оставаться незаметными. Но сегодня они с ней справлялись из рук вон плохо, и в моей комнате то и дело появлялись «недоцыплята», «недощенки» и прочие, имеющие своеобразную внешность чудики. Даже подкроватные монстры раньше положенного выползли на белый свет и нет-нет да украдкой заглядывали в мой блокнот. Немного позже я спустилась в кухню, где вместо причитающегося мне ужина взяла поднос с кусочками пирога и чашками с чаем. А потом, возвратившись в комнату, пригласила подкроватных угощаться. Они, конечно, удивились, почти как недавно Наблюдательница, но спорить не стали и вскоре трескали угощение за четыре меховые щеки. Было в этом что-то прекрасно-уютное: сидеть с необычными существами в теплой комнате, пить мятный чай и рисовать, в то время как на улице бушует непогода. Из-за грозы казалось, что уже наступил поздний вечер, хотя обычно в такое время все еще было очень светло. Молнии успокаиваться упорно не желали, то и дело озаряя небо яркими вспышками, а гром, словно соревнуясь с ними, не отставал, грозными раскатами сотрясая воздух. Как раз по вине грома, а также из-за увлеченности рисованием я не услышала громкого хлопка и последовавшего за ним восклицания, которое раздалось на пороге моей комнаты. Зато их услышали подкроватные монстры, замершие с поднесенными ко ртам кружками и во все глаза уставившиеся на дверь. Заметив красноречивую реакцию, я недоуменно проследила за их взглядами и непроизвольно ойкнула, обнаружив стоящую в дверном проеме госпожу Санли. Вид она имела откровенно потрясенный, и пару мгновений спустя я поняла почему. Представшая перед ней картина была следующей: восседающая на кровати горничная в окружении ноутбука, блокнотов и карандашей; два чаевничающих подкроватных монстра и уйма духов-помощников, находящихся буквально повсюду. Мелкие духи сидели на мебели и на ковре, висели на шторах и под потолком, с интересом наблюдая за появлением на белых листах изображений. И вся эта орава, не ожидавшая появления управляющей, замерла в нелепых позах и так же откровенно на нее таращилась! Надо же… а я и не заметила, что духов рядом со мной стало так много! – И как… – Звучный голос госпожи Санли дрогнул от обилия чувств. – Как это понимать? Ее слова, прозвучавшие несколько тише обычного, возымели ожидаемый эффект. Духи – перепуганные, взбудораженные и застигнутые начальством за отлыниванием от своих обязанностей, тут же засуетились, лихорадочно сделались невидимыми и… бессовестно упорхнули, оставив меня наедине с ведьмой, глаза которой метали молнии ярче, чем те, что озаряли темное небо! – У меня выходной, – осторожно напомнила я, непроизвольно сглотнув. Госпожа Санли недобро прищурилась и, пару мгновений посверлив меня немигающим взглядом, обследовала комнату. Все тот же немигающий взгляд, казалось, был рентгеновским и замечал даже то, что скрывалось в самых темных углах. Дольше всего он задержался на столе, где теперь стояли пустые чашки. – Ты конечно же в курсе, что сейчас позволила двум мелким духам нелегально проникнуть на территорию гостиницы? – елейным голоском, вкрадчиво спросила управляющая. Мне даже не пришлось изображать удивление, поскольку оно было искренним: – То есть как нелегально? – Незнание не освобождает от ответственности! – неожиданно гаркнули мне, и я испуганно подскочила. – И это не считая того, что по твоей милости весь невидимый персонал гостиницы материализовался и, бросив работу, пошел смотреть на какие-то художества! Разгильдяйство, позор! – войдя в раж, припечатывала госпожа Санли, вынуждая меня вздрагивать на каждом слове. – Развела здесь бардак! Криворукая, безмозглая тупица! – Ну, знаете! – Моему далеко не ангельскому терпению в какой-то момент все-таки наступил конец. – То, что я ваша подчиненная, еще не дает вам права меня оскорблять! Это раз. Два – повторюсь, у меня сегодня выходной, и я вольна заниматься тем, чем пожелаю, в том числе и «художествами». Три – я не обязана отвечать за действия работников Большого Дома и следить за нелегально проникающими на территорию духами! Высказалась, и сразу немного полегчало. Правда, тут же вспомнились указания Алены на тот счет, что спорить с управляющей нельзя никогда, ни при каких обстоятельствах, ни в каких условиях, и вообще лучше сразу умереть. Я ожидала, что в ответ услышу поток негодующей брани, но губы госпожи Санли сложились в пугающую улыбку. У меня даже мурашки по коже промаршировали, а в душе шевельнулось очень нехорошее предчувствие. – Так уж и быть, я дам тебе шанс загладить вину, – словно не услышав моего возмущения, управляющая снова заговорила вкрадчиво. – Прошу за мной. Развернувшись, она вышла из комнаты, звонко цокая каблучками, а я в этот момент подумала о том, что ради этого она изначально и пришла: заставить меня выполнять какую-то работу в законный выходной. Но делать было нечего: устраивать скандал, грозящий по-настоящему крупными неприятностями, мне совершенно не улыбалось, поэтому я встала и нехотя поплелась за ней. У владельца гостиницы проблем и так выше крыши, на помощь Германа я тоже не полагалась, так что не оставалось ничего другого, кроме как смириться с неизбежной расплатой за свою несдержанность. Но с другой стороны, мне было немного любопытно узнать, куда же отведет меня госпожа Санли и что заставит делать. К моему удивлению, мы поднялись на третий этаж, где среди тумана виднелась только дверь, ведущая в бани. Пройдя мимо нее, управляющая уверенно двинулась вперед, и туман перед ней расступался, точно по мановению волшебной палочки, обнажая дорожку темного лакированного паркета. Что примечательно, чем дальше мы шли, тем более влажным делался воздух, и туман тоже становился как будто гуще и начинал напоминать светлые дождевые тучи. Наконец перед нами появилась еще одна дверь. Да какая дверь – дверище! Помпезная, украшенная позолоченной резьбой и разноцветными камнями. Казалось, она вела как минимум в дворцовые покои! Распахнув ее щелчком пальцев, госпожа Санли важно вплыла внутрь, и я нерешительно вошла за ней, после чего дверь за моей спиной моментально захлопнулась. Мелькнула мысль, что меня отрезали от всего мира, но она быстро потонула в водовороте других, более важных в настоящий момент. Работая в Большом Доме, я, конечно, повидала всякого, но такой комнаты на моей памяти еще не было. В общем, я почти не ошиблась, когда предположила, что роскошная дверь должна вести в дворцовые покои. Вот только имелось небольшое уточнение: покои эти, судя по виду, могли принадлежать какой-нибудь сумасбродной и частично чокнутой придворной ведьме! Напротив занавешенного темно-бордовыми шторами окна стояла широкая кровать, не уступающая в помпезности той самой двери. Над кроватью раскинулся украшенный золотистой бахромой балдахин, а над изголовьем красовался портрет госпожи Санли, которая на нем выглядела значительно моложе и, что греха таить, намного привлекательнее. По обеим сторонам от кровати стояли тумбочки, притом абсолютно разные – одна была изящной и светлой, а другая, напротив, массивной и темной. В противоположном конце комнаты громоздился двухъярусный письменный стол, заваленный всякой всячиной. Чего там только не было! Какие-то книги, свитки, шкатулки, из раззявленных пастей которых выглядывали всевозможные открытки и украшения. Рядом примостился высокий книжный стеллаж, помимо непосредственно книг напичканный не предназначенными для него вещами. А рядом с ним – еще один, полки которого занимали разнообразные колбы и пузырьки. Неподалеку располагалась ширма, из-за которой выглядывала часть ванны, стоящей на массивных золотых ножках в форме жаб. Судя по периодически раздающимся булькающим звукам и исходящему из-за ширмы пару, в ванну была набрана горячая вода. Пожалуй, больше стоящей в комнате ванны меня удивила только расположившаяся у окна клетка, где сидела… жаба. Только уже настоящая и неимоверно огромная. Зеленая, усыпанная многочисленными бородавками и обладающая непомерно большим ртом. А рядом с ней на полу стояла не менее большая стеклянная банка, где жужжало несколько десятков упитанных мух. От вида последних меня передернуло. Словно желая усилить мое отвращение, жаба вдруг высунула невероятно длинный язык, просунула его сквозь прутья клетки, открыла им же крышку банки и, выловив несколько мух, с видом гурмана их сожрала. – Не стой с открытым ртом, муха залетит, – ехидно бросила госпожа Санли, и я с трудом заставила подскочивший желудок вернуться на место. – Значит так, милочка, вот здесь, – она подошла ко второму стеллажу, – хранятся зелья моего личного производства, они неприкосновенны, и совать к ним свои кривые руки не сметь! Зато вот это, – последовал кивок на заваленный стол, – твои владения. Наводить порядок строго по инструкции, их найдешь во втором ящике сверху. И еще. Следить, чтобы Джу-джу не ел больше пяти мух за час, у него диета. На все про все два часа, время пошло. Ошарашенная, я отмерла ровно в тот момент, когда управляющая уже открыла дверь, намереваясь покинуть спальню. – У меня. Сегодня. Выходной! – крикнула я ей вдогонку, кипя праведным негодованием. Замерев, госпожа Санли обернулась через плечо и приторно-елейным голоском, действующим на нервы сильнее воплей, пропела: – Кто-то хочет лишиться места? – и, снова отвернувшись, напомнила: – Два часа! Очередной хлопок двери заставил меня сначала вздрогнуть, а затем гневно и немного по-детски топнуть ногой. Убираться в ее комнате, ну надо же! И это вместо того, чтобы заканчивать свой проект! Наплевав на возможные последствия, я решительно подошла к злополучной двери, с силой дернула на себя ручку, но та не открылась. Потребовалась еще пара отчаянных попыток, чтобы признать: меня самым наглым образом заперли. В порыве накатившей злости я уже хотела вместо наведения порядка разнести здесь все к Котиковой бабушке, но в последний момент сдержалась и аккуратно опустила взятое было зелье на место. Меня отрезвила вовсе не сознательность работницы Большого Дома и даже не инстинкт самосохранения, а неизвестность последствий. Я не знала наверняка, что содержится в пузырьках и колбах и что произойдет, если их разбить. Зато хорошо помнила, что случилось в прошлый раз, когда госпожа Санли случайно разбила какое-то из них и в холле гостиницы гремел натуральный гром. Сдувшись, я понуро потопала к столу и открыла второй ящик. В нем, среди всякого хлама, виднелся помятый бумажный листок, на котором помимо пары зеленых пятен присутствовало изложенное неровным почерком руководство к действию. – Пункт первый, – зачитала я вслух. – Разложить ингредиенты для зелий в указанном ниже порядке… Нахмурившись и бросив быстрый взгляд на стол, продолжила: – Пункт второй – разложить книги строго по алфавиту… Чем дальше я читала, тем стремительней мое негодование сменялось недоумением: и вот на это мне дали всего два часа? Да тут и полдня мало! Помимо наведения порядка на столе мне предстояло разгрести все, что накопилось под ним, помыть пол, разбрызгать какой-то ароматизатор, начистить до блеска зеркало и, кроме прочего, проследить, чтобы вода в ванной не остыла. Все это попахивало откровенным дурдомом и сумасбродством одной дорвавшейся до власти ведьмы, но, решив взяться за дело, отступать я была не намерена. Алена с Аней уже упоминали о том, что им доводилось здесь убирать, а это значит, ничего особенного мне, по сути, не поручили. Однако это вовсе не подразумевало, что я собиралась пустить такую вопиющую эксплуатацию горничных на самотек. Еще не знала, как именно, но я твердо решила заняться этим вопросом. Возможно, даже придется потревожить вечно занятого Кирилла и раскрыть ему глаза на выходки управляющей. Учитывая, как его нахваливал весь персонал, включая напарниц, он мои слова проигнорировать не должен. К уборке я приступала, испытывая настрой, как перед ожесточенным боем! Отправляя мелкий мусор в обнаружившуюся у стеллажа урну, припоминала уборку в старой библиотеке. Если справилась с целым помещением – справлюсь и с одним столом! Наверняка дело двигалось бы быстрее, не привлекай мое внимание попадающиеся под руку вещи. Я просто не могла совладать с собой, то и дело задерживаясь на странных амулетах, засушенных цветах и старых книгах. Несмотря на творящийся хаос, все вещи находились в отличном состоянии – даже рукописи, которым по виду был не один десяток лет, обрамлял новый переплет. Было видно, что к ним относятся бережно и аккуратно… хоть и бросают валяться где придется. Я пересыпала в разные банки перемешанные между собой разноцветные камешки, чувствуя себя при этом Золушкой, отделяющей горох от чечевицы. Перекладывала бусы и искала пары серьгам, сортировала пишущие перья и пыталась оттирать пятна чернил (почему не пользоваться шариковой ручкой?). Сортировала открытки, на некоторых из которых, не удержавшись, прочитала тексты. Писали госпоже Санли в основном родственники и подруги – судя по всему, такие же ведьмы в прямом и переносном смысле. А вот одна стопочка открыток, обнаружившаяся в закрытой шкатулке, вызвала у меня сначала изумление, потом недоумение, а затем ехидную и немножко злорадную улыбку. Как мне удалось открыть эту шкатулку, так и осталось загадкой. Просто, глядя на нее, я вдруг заметила на замке полупрозрачную, как будто призрачную гусеницу. Вообще-то это неведомое существо больше походило на жирную личинку, но я предпочла думать, что это именно гусеница, когда, вооружившись пером, спихивала ее в урну. Гусеница отлипала от замка нехотя, сопротивляясь, но сражение все-таки проиграла. А как только это случилось – щелк! – и замочек открылся. В шкатулку я заглянула без промедления. Конечно, не самый красивый поступок, но… но вот нечего было меня в свои личные служанки записывать! Да и содержимое оказалось таким, что всякие муки совести тут же исчезли, уступив место тому самому восторженному злорадству. Открытки, на которых изображались разные портреты госпожи Санли, сопровождались небольшими, но содержательными письмами, адресованными ее возлюбленному. То есть она подписывала их, признавалась в пылкой страсти и безмерной любви, но почему-то не отправляла адресату, а складывала в шкатулку и запирала. А таинственным возлюбленным оказался не кто иной, как… Най. Когда до меня это дошло, я аж присела на очень кстати стоящий рядом стул. Самое удивительное заключалось в том, что первое письмо было написано около сорока лет назад, в то время, когда госпожа Санли была еще молодой девушкой. Из написанного следовало, что они с духом желания познакомились еще давно и у них случился роман. Короткий, но, видимо, очень бурный. Я уже знала, если девушке случилось влюбиться в духа желания, после ее непременно ждет разбитое сердце и невозможность впредь полюбить кого-нибудь другого. Кажется, именно это с управляющей и произошло. Неожиданно я поймала себя на том, что начинаю ей сочувствовать. Эти открытки… письма… я понимала, что заглянула во что-то глубоко личное. Сунула нос туда, куда не имела никакого права. Злорадства поубавилось, и возникшая мысль как-то воспользоваться найденным сдулась, точно воздушный шарик. Ощущая, как горят щеки, я прикусила губу и, чуть помедлив, аккуратно сложила открытки обратно. Каково же было мое удивление, когда поблизости снова обнаружилась выбравшаяся из урны призрачная гусеница! Она медленно поднялась по ножке стола, подползла к шкатулке и, изогнувшись, подпрыгнула, после чего вновь прилепилась к замку. На сей раз – намертво. Мне даже показалось, что на ее маленькой голове появились глазки, косящиеся на меня с возмущением и недовольством. С оставшейся уборкой я справилась, как ни странно, довольно быстро. Покончив с ней, разбрызгала нужный ароматизатор, а затем переместилась к ванной, в которой мне предстояло взбить пышную пену и снова нагреть воду. С этим проблем не возникло – я уже умела пользоваться амулетами-бусинами, какие обычно использовались в банях. Единственная сложность возникла с жабой, которая так и порывалась сожрать лишних мух. Даже когда я отставила банку в дальний от нее угол, эта животина, обладающая невероятно длинным языком, все равно сумела до нее дотянуться. В итоге мне пришлось таскать банку с собой и снова заставлять подскакивающий к горлу желудок возвращаться обратно. Когда я, уставшая и мысленно проклинающая весь мир, обессиленно рухнула в кресло, из выделенных мне двух часов осталось пятнадцать минут. Поставив банку на пол и мысленно пожелав жабе «приятного аппетита», я прикрыла глаза и уже почти расслабилась, как вдруг раздался характерный щелчок – дверь отворилась.