Однако философы на Западе после прихода в мир магии придумали новый концепт, позволяющий держать массы в повиновении — теперь, когда потенциально каждый мог стать более-менее сильным магом, первоочередной задачей властей стало широкое распространение среди граждан чувства незащищенности и даже паники, совпадающей с крайним притеснением их свобод, находящим свое оправдание именно в этой неуверенности. — Это осознанный метод управления и контроля, понимаешь? — патетически вопросила девушка. — Спорить не буду — концепт очень интересный, я никогда не думал о политике в таком ракурсе, — покивал я, пораженный услышанным. — Свобода… Всё в конечном итоге сводится к ней — будь она личная или политическая. Любая власть, даже демократическая, всегда старается поставить граждан перед выбором — свобода или безопасность. — Всегда? — Сейчас, в наше время — везде и всегда. Магия очень сильно повлияла на нашу жизнь. — А ты не только дипломат, но и философ, — с легким восхищением в голосе промолвил я. — Я — философ поневоле, мне это нужно для работы, — усмехнулась девушка. — Так вот, в Родезии эта модель воплотилась наиболее полно и ярко — уже не свобода и безопасность стали антагонистами, они вообще отошли на второй план, — продолжила она. — Примерно с середины семидесятых годов властям наиболее развитых стран больше не нужно было демонстрировать свою способность справляться с проблемами и катастрофами: отсутствие безопасности и завуалированное чрезвычайное положение, которое теперь составляло единственную основу их легитимности — по моему мнению, конечно, — взмахнула ладонью Юлия, — ни в коем случае не может быть системно устранено. Власть такого типа, основанная на магическом могуществе, как личном, так и классовом, по существу анархична в том понимании, что у нее нет никаких прежних принципов, которым нужно следовать, кроме чрезвычайного положения, которое самовоссоздается и укрепляется. — Не, как-то слишком мрачно ты всё обрисовала, — помотал я головой, весьма впечатлённый услышанным. — Я говорю про общие принципы, если внимательно посмотреть вокруг. — Получается какая-то власть ради власти и полная безответственность, то есть идеальная система с точки зрения правящего класса. — Вот это и произошло в Родезии с момента провозглашение независимости — наиболее яркий пример, — подняла палец Юлия. — У них государство молодое, возникло оно практически на излёте годов хаоса, а потому каких-то демократических традиций у них не было. У них сразу же возникла ситуация внешнего вторжения при жестком внутреннем разделении населения, а потому в их конституционный порядок сразу же была заложена модель сильного правления: их правительство получило большие полномочия, а граждане, белое меньшинство — значительно меньшие права, чем в других западных странах на тот момент. Черные первоначально не получили вообще никаких политических прав, их потом вводили медленно и дозированно. — Ты хочешь сказать, что родезийцев всё устраивает? — Именно! Они так живут с шестидесятых годов — очень своеобразное общество, способное к быстрой мобилизации. Сильный коллективизм, но одновременно — сильная внутренняя сегрегация. Однако нация у них сложилась на таком фундаменте. — К счастью, у нас не так, — скептически взмахнул я рукой. — Возможно, это только видимость — не думал об этом? — загадочно улыбнулась Юлия. — Ты как анархистка говоришь. — Я ни анархизмом, ни необольшевизмом не увлекаюсь. А вот философские и управленческие модели сравнивать люблю, — заулыбалась она. — Профессиональное хобби, считай. — Юлия… — вздохнул я и внимательно посмотрел ей в глаза. — Что? — она чуть наклонила голову, слегка кокетливо. — Ты — отличный собеседник. Если вы, дипломаты, все такие — за это направление я спокоен! — Спокоен… — откинувшись на спинку дивана, она залилась смехом. — Ох ты и веселый юноша, Виктор! С ней было комфортно и весело — умные девушки меня всегда привлекали. В коридоре послышался смех, через несколько секунд в ложу вошли Анжелика, Арина и Элина. — Как тут наши голубки поживают? — оглядев нас, с легким сарказмом вопросила моя брюнетка. Я постарался сделать выразительно-скептическое лицо и молча посмотрел на неё. — Теперь можно и потанцевать, — объявила Элина, поглядев на меня. — Мы ещё до конца не прояснили вопрос с Юлией, — ответил я, чуть поморщившись. — Это какой? — удивилась Харжевская. — Про Олимпиаду и риски, — приподнял я бровь на миг. — Это замечательный вопрос можно выяснить и позднее, — засмеялась Элина. — Шампанского нет? — Выпили, — пожал я плечами. — Я закажу ещё, — сказала Анжелика, подошла к телефону и сняла трубку. «Потанцую с Элей, иначе она мне мозг вынесет. Надо с ней про экзамен конкретно перетереть». — Идём танцевать, леди, — взглянув на Элину, я начал подниматься. Рыжая как раз приблизилась к столу и ждала, когда я выйду. — Ах ты моя рыжая, — я неожиданно потрепал её за плечи. — Эй, что такое? — в глазах Арины промелькнуло удивление. — Не спать! — я хлопнул её по заднице. — Эй… — рыжая слегка растерянно посмотрела на меня, потом на старшую сестру. Элина с Юлией засмеялись, я тоже. Улыбнувшись Анжелике, которая делала заказ слегка недовольным тоном, я протянул ладонь Элине. Мы вышли из ложи. — Я смотрю, ты на мою младшую глаз конкретно положил, — сказала она на лестнице мне в ухо, поскольку музыка была довольно громкая. — Ты же знаешь, что да, — покивал я. — Посмотрим, какой ты в танце, — мы спустились и Элина увлекла меня на танцпол. Её напор меня заинтриговал, он очень гармонировал с её поведением. Пока мы шли сквозь поредевшую публику, музыка закончилась, раздались аплодисменты. — Будем танцевать, пока ты мне не скажешь, что конкретно хочешь от Арины, — произнес я. Почти сразу заиграла следующая мелодия — довольно драйвовая, но с классическими мотивами. Элина, улыбнувшись, протянула мне обе ладони. Пришлось подвигать телом, хотя мне это уже слегка надоело. Да и не сказать, что голова прямо прояснялась от этого. В общем, танец получился веселый, но довольно сумбурный — мы держались за руки и совершали непонятные движения корпусом в такт музыке. — И последняя композиция перед большим перерывом — лирическая мелодия, которую я написал в пятнадцать лет — «Январский лес», — раздался со сцены голос с сильным акцентом. Публика встретила это криками и аплодисментами. — Медленный танец, — констатировала Элина, глядя мне в глаза. — Вот и потанцуем, — сказал я с вызовом в голосе и положил ей руки на талию. — Ого, какая решительность… — только успела она сказать, как зазвучали саксофон и скрипка. Я ещё чуть притянул её к себе и повёл в танце. Однако через минуту Элина почти перехватила инициативу и сама начала задавать ритм движений. Это было интересно, но уступать я не собирался — чуть смяв её попку, я вернул руки на талию и мягко её осадил. — Эй, ну что ты? — промолвила она мне в ухо со страстным недовольством. — Я веду в танце, — ответил я. — Ох, ничего себе, — она чуть откинула голову и улыбнулась. — Хорошо, как скажешь! Инициативу она отдала неохотно, чуть расслабив руки — к этому моменту мелодия и закончилась. Раздались свист и аплодисменты, крики «бис», «ещё». — Что-то мы как-то странно потанцевали, — с ироничной улыбкой заявила Элина. — Ты слишком активна, леди. Я бы сказал — излишне властная, — хмыкнул я. — Властная, ах-ха-ха, — мотнула она головой. — Ты прав — есть такое дело! — Следующий танец буду вести я, договорились? — я мягко улыбнулся и взял её ладонь. — Это будет нескоро, но хорошо — попробуем, — согласилась Элина. — Вот и хорошо. А пока можем пойти на улицу, — кивнул я в сторону выхода. — Пойдём возьмём по бокалу, — показала она на барную стойку. Мы подошли к одному из свободных барменов — Элина пожелала бокал белого сухого. — Мне воды минеральной, — сказал я.