— Чушь, — фыркнул Марино. — Из всех, кто здесь живет, ты — единственная, кто бывает на местах преступлений и режет трупы. Когда ты дома, они, наверно, от окон не отходят. Да и охранники, может, обзванивают всех и предупреждают, что ты вернулась. — Большое спасибо. — Я открыла дверь. Дом тут же наполнился звоном; сигнализация громко верещала, требуя поскорее нажать на нужные кнопки. Я, как всегда, огляделась. Как ни странно, но дом до сих пор оставался для меня чужим. Я постоянно чего-то боялась: что потечет крыша, что начнет осыпаться штукатурка, что откажет какая-то система, а когда все было в порядке, несказанно радовалась своему счастью. Дом был двухуровневый и очень открытый, окна располагались таким образом, чтобы ловить каждый фотон света. Стеклянная стена гостиной позволяла любоваться широкой панорамой реки, и вечерами я с удовольствием наблюдала за закатом солнца. К спальне примыкал кабинет, достаточно просторный и удобный для работы, и я в первую очередь прошла туда, чтобы проверить поступившие факсы. Их было четыре. — Что-нибудь важное? — поинтересовалась Люси. Она последовала за мной, предоставив Марино в одиночку переносить коробки и сумки. — Вообще-то они все от твоей матери и адресованы тебе. — Я протянула ей факсы. Люси нахмурилась. — А почему она посылает их сюда? — Я не сообщала ей, что временно перебралась в Сэндбридж. А ты? — Я тоже. Но бабушка ведь знает, где ты, да? — Конечно. Вот только моя мама, как и твоя, не всегда поступает так, как должно. — Я посмотрела на листок у нее в руках. — Все в порядке? — Она такая странная. Знаешь, я установила CD-ROM в ее компьютер, подключила модем и показала, как ими пользоваться. Это была моя ошибка. Теперь у нее постоянно возникают какие-то проблемы. И с вопросами она, разумеется, обращается ко мне. — Люси раздраженно махнула листками. Ее мать раздражала и меня. Дороти была моей сестрой, и она не позаботилась даже о том, чтобы поздравить свою единственную дочь с Новым годом. — Все присланы сегодня, — продолжала моя племянница. — Она и в выходной пишет свою дурацкую книжку для детей. — По правде говоря, — возразила я, — ее книжки вовсе не дурацкие. — Ну конечно. Не знаю, где она проводила свои исследования, но определенно не там, где росла я. — Очень жаль, что вы не можете найти общий язык. — Я произнесла привычную для Люси фразу. — Когда-нибудь тебе все равно придется с ней помириться. Особенно, когда она умрет. — Ты всегда думаешь о смерти. — Да, думаю, потому что много знаю о ней. Знаю, что она — обратная сторона жизни. Игнорировать ее, делать вид, что ее нет, — то же самое, что не замечать ночь. Рано или поздно тебе придется примириться с Дороти. — Не буду я с ней примиряться. — Люси развернула мое кожаное офисное кресло и села ко мне лицом. — Бессмысленно. Она ничего обо мне не знает и никогда не знала. Так оно, наверно, и было. — Можешь пользоваться моим компьютером, — сказала я. — Мне только на минутку. — Марино заедет за нами около четырех. — Я и не знала, что он уехал. — Ненадолго. Люси тут же застучала по клавишам, а я вернулась в спальню и начала раскладывать вещи, а заодно обдумывать ситуацию. Нужна машина — может, взять в аренду? Надо переодеться, — но что надеть? Раздражало, что, думая об Уэсли, я невольно думала и о том, что надеть. Время неумолимо ползло вперед, и меня все больше охватывал страх. Марино забрал нас, как и обещал. Ему даже удалось найти где-то работающую автомойку и залить полный бак. Мы ехали на восток по Моньюмент-авеню, в район Фэн, где вдоль старинных улиц вытянулись величественные особняки, а в вековых зданиях обосновались студенты колледжей. Возле памятника Роберту Ли[17] Марино свернул на Грейс-стрит, где, в белом испанском дуплексе, жил Тед Эддингс. Над деревянным крыльцом гордо реял красный флаг Санты. Растянутая между столбиками ярко-желтая заградительная лента выглядела отвратительной пародией на рождественскую обертку; четкие черные буквы строго предупреждали любопытных не приближаться к ограждению. — Не хотелось бы наткнуться на кого-нибудь в доме, а у кого еще есть ключ — неизвестно, — объяснил Марино, отпирая переднюю дверь. — Лишь бы проныра-домовладелец не притащился с инспекцией. Не обнаружив на месте Уэсли, я уже подумала, что он и не появится, но тут услышала знакомый глухой рык его серого «БМВ». Автомобиль остановился у тротуара, двигатель умолк, и радиоантенна медленно втянулась в основание… — Док, вы заходите, а я его подожду, — произнес Марино. — Мне нужно с ним поговорить. — Люси торопливо сбежала по ступенькам. — Буду в доме, — бросила я, натягивая хлопчатобумажные перчатки, словно и не знала никакого Уэсли. Я вошла в фойе и мгновенно ощутила незримое присутствие Эддингса. Его педантичная натура проявлялась в минималистском стиле обстановки, индейских ковриках и полированных полах, а его душевное тепло — в желтых стенах, увешанных монотипными эстампами. На всем лежал тонкий слой пыли, стертый местами там, где кто-то — вероятно, полицейские — открывал дверцы или выдвигал ящики. Бегония, фикус и цикламен, похоже, оплакивали утрату хозяина, и я невольно огляделась, ища взглядом лейку. Обнаружив ее в прачечной и набрав воды, я начала поливать растения и не услышала, как вошел Бентон. — Кей? — прозвучал негромкий голос у меня за спиной. Я обернулась, не успев скрыть не предназначавшуюся ему печаль. — Что ты делаешь? — Он остановился, наблюдая за мной. — Разве ты не видишь? Он промолчал, только пристально смотрел на меня. — Я знала его. Знала Теда. Не очень хорошо. Но на моей работе к нему все относились с симпатией. Тед несколько раз брал у меня интервью, и я уважала… — Я замолчала, потеряв нить повествования. За то время, что мы не виделись, Уэсли заметно похудел, черты его лица заострились. Волосы стали совсем седыми, хотя он был лишь немного старше меня. Выглядел он уставшим, но такими же уставшими выглядели едва ли не все мои знакомые. Другое дело, что, расставшись с женой, он не производил впечатления несчастного человека. — Пит рассказал про ваши машины. — Просто невероятно, — подтвердила я, продолжая поливать цветы. — И про детектива тоже. Как его там? Рош, да? Придется поговорить с его шефом. — Мне это не нужно. — А я думаю, стоит. — Я бы не хотела. — Ладно. — Бентон поднял руки, показывая, что уступает, и оглядел комнату. — Деньги у него определенно водились, и он давно здесь не появлялся. — Раньше о растениях кто-то заботился, их поливали. — Как часто? — Те, что не цветут, нужно поливать по меньшей мере раз в неделю, остальные — каждый день, в зависимости от температуры в комнате. — Значит, эти не поливали целую неделю? — Или еще дольше. Через холл прошли Люси и Марино. — Хочу проверить кухню, — сказала я, опуская лейку. — Хорошая мысль. Кухня была маленькая и выглядела так, словно не обновлялась с шестидесятых. В шкафчиках нашлась старая посуда, десятки консервных банок с тунцом и рыбным супом, коробки с претцелями. Что касается холодильника, то в нем Эддингс держал в основном пиво. Впрочем, меня куда больше заинтересовала бутылка шампанского «Луи Редерер», перевязанная большим красным бантом. — Нашла что-нибудь? — спросил Уэсли, заглядывая под раковину. — Не исключено, — ответила я, все еще глядя в холодильник. — В ресторане такая обойдется долларов в сто пятьдесят, может, в сто двадцать. — А сколько ему платили? — Не знаю, но, думаю, не слишком много. — Уэсли выпрямился. — У него запасы крема для обуви и очистителя. Я повернула бутылку и обнаружила на этикетке наклейку. — Сто тридцать долларов. Куплена не здесь. По крайней мере, я не знаю в Ричмонде магазина «Уайн мерчант». — Может, подарок. Тогда понятно, почему бант на бутылке. — А в столичном округе такой магазин есть? — Не знаю. Я там вино больше не покупаю. Я закрыла дверцу холодильника, втайне довольная таким ответом. Когда-то нам это нравилось — выбирать вино и потом пить его вместе, сидя рядышком на диване или лежа в постели. — Покупал он, судя по всему, немного. Наверно, и не готовил дома.