Я хихикаю и продолжаю читать. И через пару минут останавливаюсь: – Нашла. Это человек прямо-таки создан для тебя. Джейн смотрит на фото и морщит нос: – Фу, он… какой-то слишком тощий. – Он не тощий, просто сложен не так, как все эти скудоумные качки. И вообще, сперва тебе стоит изучить его профиль. А уж потом будешь решать, подходит он тебе или нет. Ты ведь сама попросила меня подобрать тебе подходящего парня, так что дерзай. Театрально вздыхая, Джейн берет ноутбук и читает профиль Джейми: – «Тридцать восемь лет, живет в Лондоне». Он худой и в очках. Но на вид вполне милый и, похоже, остроумный. – Закончив читать, Джейн говорит: – Ладно, приглашу его на свидание. Но я не обязана сразу в него влюбляться. – Дай парню шанс. – Я выхватываю у нее ноутбук, набираю сообщение, нажимаю на «отправить». – Ну вот, дело сделано. Обратной дороги нет. – Хорошо-хорошо, приставала чертова. Лучше бы я тебе этого не предлагала. – Давай поспорим, что он тебе так понравится, что ты согласишься на второе свидание! – По рукам, – отвечает Джейн, и мы обмениваемся крепким рукопожатием. Надеюсь, я узнаю, как все прошло. И уже попрощавшись и готовясь идти домой, чтобы увидеть Эда и услышать музыку в ответ на звонок в клинику по лечению бесплодия, я неожиданно понимаю, что впервые за долгое время реально счастлива. Было ужасно приятно болтать с Джейн на разные темы, причем не только о детях. И теперь я снова чувствую себя нормальной. Как здорово, что я снова сблизилась со старой подругой! И я мысленно говорю себе, что надо чаще встречаться. Мы с Эдом молча сидим в автобусе, который следует до клиники. Эд держит меня за руку. Я, один сплошной комок нервов, гляжу невидящими глазами в окно. Свинцовое небо с каждой минутой все больше темнеет, предвещая снег. Надеюсь, это не станет для нас плохим знаком. В автобусе стоит тихий гул голосов, люди живут своей обычной жизнью. И я завидую их нормальности. Хотя некоторые из них наверняка с радостью поменялись бы со мной местами, если бы это дало им шанс вновь увидеть своих незабвенных. Я стискиваю ладонь Эда, и он отвечает мне нежным рукопожатием. Я не знаю, будут ли результаты, которые мы получим сегодня, такими же, как в прошлый раз, или другими. В прошлый раз нам сообщили, что лечение не помогло, и мы были буквально убиты горем. И хотя разум подсказывает мне, что сегодня ничего не изменится, сердце нашептывает нечто совсем другое: быть может, всего лишь быть может, мне удалось что-то изменить. Быть может, на этот раз я узнаю, что беременна. Меня затрясло, и я чуть было не слетела с места, когда автобус внезапно резко затормозил. – Вот дерьмо! – Эд хватается за поручень. – Ладно, нам все равно выходить. Он встает и тянет меня за собой к выходу, оттуда – прямо на холод, а затем – в тепло больничных коридоров. Пять минут спустя мы уже сидим на жестких пластиковых стульях и ждем врача-консультанта. К этому моменту – короткому приему у врача в безликом кирпичном здании в центре Лондона – мы шли долгими днями, неделями и месяцами, наполненными болью и страданиями. Все должно решиться через несколько секунд. В этом кабинете должна решиться наша судьба, наше будущее. И во второй раз мне ничуть не легче. Я буквально цепляюсь за Эда, а он поворачивается ко мне с вымученной улыбкой. Эд волнуется не меньше меня, и от жалости мое сердце болезненно сжимается. – Эд, ты как, в порядке? – Да, только очень страшно. – Мне тоже. Мы снова уходим в свои мысли. Часы на стене равнодушно отсчитывают секунды, тягостное молчание становится невыносимым. И вот решающий миг настает. Деревянная дверь распахивается, и я вижу знакомое – по крайней мере, для меня, но не для Эда – лицо. – Эдвард и Зои Уильямс? – Врач с теплой улыбкой предлагает нам пройти в кабинет. Я иду на неверных ногах туда, где впоследствии, рыдая навзрыд и истошно крича, проведу много напряженных часов за обсуждением возможных вариантов; я и теперь с трудом сдерживаю слезы. Стены теплого желтого цвета, комнатные растения в горшках, перед деревянным письменным столом – обтянутые искусственной кожей удобные кресла – все это резко контрастирует со стерильной обстановкой самой клиники, и, когда я впервые сюда попала, мое сердце наполнилось надеждой. Ну разве здесь может произойти хоть что-то плохое? Дрожа как овечий хвост, я сажусь в кресло и поворачиваюсь лицом к врачу, мистеру Шеррингему. Он сидит за столом, разложив перед собой бумаги, и вертит между пальцев шариковую ручку. Мистер Шеррингем снова улыбается, и я отвечаю ему вымученной, неестественной улыбкой. Лицо Эда остается бесстрастным. Тем временем мистер Шеррингем начинает перелистывать лежащие перед ним бумаги. – Здравствуйте, я мистер Шеррингем. – Он откашливается и поочередно жмет нам с Эдом руки. Теперь уже нас обоих бьет крупная дрожь. Мистер Шеррингем снова смотрит в бумаги, затем переводит взгляд с меня на Эда. – Ладно, не буду больше мучить вас неизвестностью, ведь я прекрасно понимаю, как вы волнуетесь. Я получил ваши результаты, и, боюсь, мне нечем вас порадовать. Вы не беременны. Мистер Шеррингем делает паузу, и на меня обрушивается тишина, которая давит так сильно, что моя голова вот-вот взорвется. Ужасно хочется кричать, но мешает ком в горле. Я осторожно кладу руку на живот. Ничего не изменилось. Тогда почему сегодня мне еще горше? Довольно, я так больше не могу. Вся душевная боль последних нескольких лет неистовым потоком хлынула наружу; тут и смерть мужа, и наши бесконечные ссоры, и потеря друзей, родных, себя самой, и нескончаемый кошмар лечения бесплодия. Я захлебываюсь слезами, не в силах остановиться. Эд, опустившись передо мной на колени, обнимает меня, и на миг я забываю о том, что мы не одни. Он тоже плачет, наши слезы, смешиваясь, падают мне на джинсы. Врач сидит молча, чтобы дать нам возможность принять эту печальную новость. Спустя какое-то время он деликатным покашливанием возвращает нас в реальность, и Эд осторожно отстраняется. Мои слезы уже иссякли, но дыхание по-прежнему прерывистое, неконтролируемые всхлипы периодически сотрясают грудь. Мы с Эдом внимательно смотрим на доктора Шеррингема. – Я понимаю, как вам сейчас тяжело. – У него очень мягкий, сочувственный голос, отчего нам становится еще тяжелее. – Но это еще не конец пути. У нас масса возможностей. И достаточно времени. Он явно желает нам добра, но я внезапно прихожу в ярость. Потому что знаю: времени недостаточно. По крайней мере, для нас. – Нет, это конец пути. Мы прекращаем попытки зачать ребенка искусственным путем, так как иначе моя жизнь пойдет под откос. Наша жизнь пойдет под откос. Я… – начинаю я и останавливаюсь, меня опять душат слезы. Мистер Шеррингем протягивает мне коробку с бумажными платками, я с благодарностью беру один и прижимаю к распухшим глазам, не решаясь посмотреть на Эда. – Извините. Я рассчитывала на более обнадеживающие новости. – Я вытираю нос, сжимая мокрый платок в кулаке. – Понимаю. Я тоже. Мы все рассчитывали. К сожалению, на этот раз у нас не получилось. Но обещаю сделать все возможное и невозможное, чтобы вы смогли родить ребенка, которого так страстно жаждете. – И… почему так случилось? – спрашиваю я. – Трудно сказать наверняка, – пожимает плечами мистер Шеррингем. – Мы ведь знали, когда начинали лечение, что шансы на успех достаточно малы. Вам, конечно, от этого не легче, но нельзя исключить, что такое не повторится в следующий раз, а потом еще и еще. Мы просто будем решать проблемы по мере поступления, чтобы найти для вас оптимальное решение. Именно затем я и здесь. – Он замолкает, а потом продолжает, но уже менее уверенно: – Вы в курсе, что теперь любое лечение, которое вы выберете, будет платным? Я беспомощно смотрю на Эда, он сдержанно кивает: – Мы оплатим все необходимые расходы. И я думаю о многих тысячах фунтов, что мы истратили в последующие годы, какие это вызвало сложности, и мне хочется крикнуть: «Нет, давай не будем пускать деньги на ветер и просто забудем об этом!» Но я лишь согласно киваю. – Хорошо, тогда, может, поговорим о том, что будет дальше? – спрашивает мистер Шеррингем. – Да, пожалуйста. – Эд смотрит на меня, я опять покорно киваю, но думаю о другом, пытаясь привести в порядок мечущиеся мысли. Выходит, ничего не изменилось. И тем не менее, возможно, именно сейчас настал тот самый момент, когда я могу что-то сделать. Возможно, это мой шанс избежать многих лет бесконечных страданий и тем самым спасти наш брак. А что, если – как я могу думать об этом после всего того, что нам довелось пережить? – я скажу свое веское слово и откажусь от участия в дальнейших экспериментах? Изменит ли это хоть что-нибудь? Я не знаю. У меня начинает кружиться голова, я тупо смотрю на секундную стрелку часов за спиной у мистера Шеррингема, она неумолимо движется вперед. Эд с мистером Шеррингемом обсуждают имеющиеся варианты, я их не слушаю. Сейчас я могу думать лишь о том, что мое время истекает. Возможно, это мой последний шанс. – Нет! – выкрикиваю я, сама себе удивляясь. Эд с мистером Шеррингемом на полуслове обрывают разговор, в кабинете повисает гнетущая тишина. Мне страшно взглянуть им в глаза, поэтому я упорно продолжаю смотреть на монотонно тикающие часы. – Что ты хочешь сказать этим своим «нет»? – Голос Эда звучит пронзительно, гораздо резче, чем обычно. – Я… – А собственно что? – Я просто хочу сказать, что не уверена, смогу ли я снова сделать это. – Ты о чем? – Эд говорит чуть более мягким тоном, я вижу его глаза, уже не пронзительно-синие, а будто выцветшие от переживаний. – Эд, я не уверена, что смогу выдержать бесконечное повторение процедур. Это выше моих сил. Слишком болезненно и, скорее всего, бессмысленно. По-моему, нам следует остановиться. Он уставился на меня, на секунду онемев от удивления: – Но, Зо, ты ведь обещала! Ты хотела этого больше всего на свете. Мы оба этого хотим, причем очень давно. Ты не можешь все бросить после первой попытки. – Эд умоляюще смотрит на мистера Шеррингема, словно призывая того помочь. – Зои, Эд прав. То, что у вас с ходу не получилось, еще ни о чем не говорит. И отнюдь не значит, что у вас никогда не будет детей. Нам только надо чуть поднапрячься. Разумеется, решать вам. Я советую вам все хорошенько обдумать, а затем мы встретимся снова. Ну как вам мое предложение? – Благодарю. По-моему, весьма разумно. Зои? – Голос Эда звучит холодно, мне становится не по себе. Теперь я вообще не знаю, что делать. Я попыталась прекратить мучения, попыталась изменить наше прошлое. Но как я могла им все объяснить, не признавшись в том, что, насколько мне известно, у нас ничего не получится и бесконечные медицинские процедуры лишь разрушат наш брак? Нет, я решительно не могу. Комната плывет перед глазами, я поспешно жмурюсь, чтобы остановить бешеное вращение. Наклоняюсь вперед, зажимаю руками уши. А затем все вокруг чернеет. Я собираюсь открыть глаза, чтобы увидеть обставленный темной мебелью кабинет и самого хозяина кабинета, мистера Шеррингема, который, так же как и Эд, наверняка ждет моего ответа. Но мне не хочется его давать.