А что происходит в том случае, если значимый взрослый – источник постоянной боли и страха, тревоги и опасности? Если он систематически применяет к собственному ребенку разного рода насилие: физическое, вербальное, эмоциональное, сексуальное? Если родитель – зависимый человек (алкоголь, запрещенные вещества) и его поведение крайне непредсказуемо, когда он находится в состоянии измененного сознания? В этом случае у ребенка возникает сильнейший когнитивный диссонанс: «Я должен быть рядом с этим взрослым, у меня нет другого выбора. Иначе кто обо мне позаботится? Странно получается: человек, у которого я должен искать заботы, поддержки, участия – это одновременно и тот, кому мне нельзя доверять. Ведь он крайне жесток и враждебен. Ладно, я буду применять любые стратегии, чтобы выжить: буду сам проявлять агрессию, в моменты сильного страха буду „отключаться“ от этого мира. Получается, что любовь – это боль и опасность? Тогда нужно быть постоянно начеку, нельзя доверять людям. Вдруг они обманут меня и предадут». В такой атмосфере формируется дезорганизованный тип привязанности. Его обнаруживают у восьмидесяти процентов детей, подвергавшихся жестокому обращению[15]. Поведение детей с дезорганизованным типом привязанности часто принимают за СДВГ (синдром дефицита внимания с гиперактивностью): погружение в себя и диссоциация (что приводит к недостатку внимания и трудностям со сосредоточением), импульсивные реакции на происходящее, склонность к социально неприемлемому и агрессивному поведению. Исследования показали, что у детей с дезорганизованным типом привязанности проявления СДВГ значительно более сильные, чем у детей с надежным типом привязанности[16]. Малыши с этим типом привязанности могут расти у матерей, переживших в прошлом невероятно травмирующий опыт (ранняя утрата родителя, насилие), страдающих депрессией или другими ментальными расстройствами (например, шизофрения, ПТСР)[17]. Такие мамы могут непреднамеренно вести себя крайне непредсказуемо, что пугает ребенка. У них могут быть галлюцинации, видения, лунатизм, они могут впадать в длительное молчание, не замечая ничего вокруг. У такого ребенка вовсе нет опыта привязанности. У него очень размыто или совсем отсутствует понимание того, какими должны быть здоровые и надежные отношения. Нет определенной, четкой и предсказуемой стратегии, с помощью которой дети с дезорганизованной привязанностью могли бы справляться со стрессом, как у «надежных», «тревожных» и «избегающих» детей. Ведь ни один из способов не помогает обрести чувство безопасности: дети впадают то в одну крайность, то в другую. Иногда они реагируют как тревожные, иногда как избегающие или цепенеют и замирают, словно «отключаясь» от внешнего мира (диссоциация). Во время проведения «Незнакомой ситуации» Мери Эйнсворт заметила, что «дезорганизованный» ребенок может сначала приближаться к родителю, а после резко и внезапно убегать от него, прятаться, сворачиваться калачиком. Неслучайно второе название дезорганизованного типа привязанности – тревожно-избегающий. Он, по сути, представляет собой смесь сильной тревоги с сильным избеганием. В таком поведении сочетаются два противоположных желания: стремление получить утешение у родителя, стремление к близости и одновременно страх этой близости, желание избежать ее. Такие дети могут проявлять агрессию к сверстникам, к старшим наставникам или к себе и не следовать общественным нормам. Так может происходить по ряду причин. ✓ Постоянно находясь в обстоятельствах, угрожающих жизни, ребенок вынужден быть сверхбдительным, дабы предупреждать опасность. Малейшие изменения в мимике/движениях людей ребенок может интерпретировать как угрожающие. Ему сложно контролировать свои эмоции. Он немедленно реагирует (бьет, кричит, ломает предметы и т. д.), дабы вернуть себе состояние безопасности. ✓ Ребенок не получил от родителей информацию о том, как следует и не следует проявлять себя в обществе. Он просто не знает, что приемлемо, а что нет. ✓ Сведения о мире и отношениях, полученные в семье, не соответствуют здоровым представлениям о человеческих отношениях. Любое поведение родителя в свою сторону ребенок воспринимает как любовь. Даже насилие. Он еще слишком мал и не понимает, что это не норма. Следовательно, насильственные действия могут быть демонстрацией привязанности и симпатии, ведь другого проявления чувств ребенок не знает. История про «Бьет – значит любит» корнями уходит в подобный детский опыт. Дезорганизованная привязанность возникает, когда… • как физические, так и эмоциональные потребности ребенка практически полностью игнорируются; • родители эмоционально нестабильны, их настроение непредсказуемо и резко меняется так, что это представляет большую опасность для ребенка; • родители систематически совершают над ребенком разного рода насилие (физическое, эмоциональное, сексуальное), жестоко с ним обращаются; • ребенок становится свидетелем насилия, которое совершается в отношении близкого ему человека; • ребенок в раннем возрасте теряет близкого (или близких); • у ребенка часто сменяются опекуны (перевод из одного детского сада в другой, из одного детского дома в другой, новые няни каждые несколько месяцев), ни с кем не удается установить стабильных, надежных и долгосрочных отношений; • родители имеют непроработанный травматический опыт (насилие, жестокое обращение, утрата близкого). Такие тревожные, избегающие и даже дезорганизованные модели поведения не являются патологией или болезнью. Это защитная реакция, которая призвана помочь ребенку существовать именно в этих отношениях с этими родителями. Она помогает выжить и адаптироваться к конкретным обстоятельствам, чтобы хоть как-то обрести в них чувство безопасности. Представьте, если бы с холодными и отсутствующими родителями ребенок вел бы себя как надежный: хотел бы внимания, поддержки, теплого отклика, участия в играх? Это могло бы привести к большему раздражению и злости на ребенка со стороны родителей. Если бы ребенок с хаотичными и непоследовательными родителями не предпринимал бы настойчивых попыток сообщить им о своих потребностях с помощью эмоций? Это могло бы привести к почти постоянному состоянию физической и эмоциональной депривации. Если бы ребенок, воспитываемый жестокими родителями, не прибегал бы к спасительной диссоциации, которая позволяет «замереть», выпасть из ужасающей реальности, мысленно отделиться от тела, которое родители больно бьют ремнем? Скорее всего, это нанесло бы еще больший (и, возможно, непоправимый) ущерб его ментальному здоровью. Очень важно понимать, что один и тот же тип привязанности может проявляться по-разному. Связь между типами привязанности родителей и детей Думаю, многие наталкивались в интернете на информацию о «родовых сценариях». Что дочь проживает жизнь, похожую на жизнь ее матери/бабушки/прабабушки. Она вступает в отношениях с похожими мужчинами, выбирает практически идентичные стратегии поведения и далее по списку. На первый взгляд кажется совершенной глупостью (и в некоторых случаях ей и является). Однако я предлагаю посмотреть на этот феномен с точки зрения теории привязанности. ✓ Ребенок растет с мамой, которая сфокусирована на своих личных проблемах (в том числе ментальных). Помимо этого, она сильно занята на работе, очень устает. Мама не настроена на ребенка, уделяет ему мало внимания, отмахивается от его «глупостей». В отношениях нет поддержки и близости. ✓ Ребенок понимает, что не может положиться на маму в трудную минуту. Он учится заботиться о себе самостоятельно и держаться от мамы подальше, дабы не расстраивать ее. ✓ У ребенка формируется избегающий тип привязанности. ✓ Ребенок вырастает. Ему по-прежнему сложно открываться, состоять в близких отношениях. Скорее всего, он станет холодным родителем, который так же будет отстраняться от ребенка, просто не зная, как нужно вести себя рядом с ним. ✓ В таком опыте у его ребенка сформируется ненадежный тип привязанности. ✓ Цикл продолжается. Труды Мери Эйнсворт смогли наглядно показать: в общении с родителями (или другими важными фигурами) ребенок формирует представления и убеждения о близких отношениях, о том, какой должна быть забота и каким нужно быть, чтобы ее получать. На их основе возникают определенные модели поведения, соответствующие четырем типам привязанности. Дальнейшие исследования показали, что эти представления очень стабильны. В восьмидесяти процентах случаев они сохраняются у ребенка как детсадовского, так и школьного возраста! Дети с надежной привязанностью намного проще находят решения в конфликтных ситуациях, а сами конфликты возникают реже. Им легче заводить и сохранять дружеские отношения. Они более гибко реагируют на смену обстоятельств (обстоятельства не «выбивают почву из-под ног», не вводят в состояние аффекта), умеют идти на компромисс. Дети с надежной привязанностью перенимают чуткость своих родителей: у них более развита эмпатия, они способны поставить себя на место другого человека[18]. Дети с ненадежными типами привязанности более замкнуты в себе, им сложнее доверять людям, находить с ними общий язык. Они редко просят о помощи, мало рассказывают о трудностях, с которыми сталкиваются. В конфликтах они либо ведут себя очень агрессивно (что характерно для дезорганизованного типа привязанности), либо вовсе не умеют отстаивать себя и свои интересы (что характерно для детей с тревожным типом привязанности). В школьное время у меня практически не было друзей. Поэтому я цеплялась за любого, кто проявлял хотя бы небольшой интерес ко мне. Причем неважно, какого рода был этот интерес. Одна популярная в классе девочка однажды решила устроить своеобразное соревнование между одноклассниками. За десять рублей (большие деньги для второклассников!) мы должны были бегать вокруг нее и лаять как собачки. Кто лучше полает, тот и получит приз. Сможет купить себе две пачки сухариков! Сухарики я не ела, бегала плохо, да и вся эта затея казалась унизительной. Однако отказать тоже не могла. Тогда подобный «интерес» воспринимался мной как зарождение дружбы. «Если я сейчас „покажу коготки“, то это ее оттолкнет. Нужно обязательно подстроиться и сделать приятно», – так думала тревожная маленькая я, поэтому и решила играть в собачку. Но выяснилось и то, что тип привязанности – не постоянный конструкт. Тяжелые жизненные события, такие как развод родителей, переезд в другой город или страну, сильная болезнь или смерть одного из близких, могут изменить качество привязанности. Из надежной и безопасной она трансформируется в ненадежную. А бывает ли обратный эффект? Можно ли ненадежный тип привязанности превратить в надежный? Да, так случается. Например, если ребенок находит значимую фигуру за пределами родительского дома. Человека, к которому он сможет обращаться в моменты душевных невзгод. Им может стать бабушка, няня, воспитательница в детском саду, первая учительница, тренер, старший брат или сестра. На основе этих отношений ребенок сможет получить опыт безопасной эмоциональной связи, которая частично компенсирует стрессовые условия, с которыми он сталкивается дома. Ваня рос в полной семье. Папа работал, мама была в декрете и проводила с маленьким Ваней много времени. Все резко изменилось, когда малышу исполнилось четыре года. Выяснилось, что папа изменял маме. И началось: конфликты, уход отца из семьи, долгий развод, мамина депрессия, выход на работу после длительного перерыва. Время, уделяемое Ване, резко сократилось. Плюс ко всему, женщине долго не удавалось прожить травмирующий опыт измены. Порой она срывала свой гнев на Ване, видя в нем черты отца. В арсенале Вани появлялось все больше избегающих стратегий. Он учился занимать себя сам, не хотел докучать маме и портить ее настроение. Спустя некоторое время мама встретила нового мужчину, с которым ей удалось построить доверительные отношения. Они стали жить вместе. Ваня нашел общий язык с отчимом. Мама же могла брать меньше смен на работе – теперь не от нее зависело финансовое положение семьи. Постепенно все вернулось на круги своя – семья вновь стала для Вани безопасной «тихой гаванью». После исследований детской привязанности, ученые задумались: сохраняются ли эти типы во взрослом возрасте, проявляются ли они в романтических отношениях, влияет ли тип привязанности родителя на его ребенка, передается ли он «по наследству»? Начался совершенно новый этап развития теории Боулби. Привязанность во взрослом возрасте Одна из учениц Эйнсворт, Мери Мейн, разработала «Интервью о привязанности для взрослых»[19],[20]. Интервью включало вопросы о родителях: как по мере взросления менялось отношение к ним и как люди реагировали на горе и грусть о детских воспоминаниях и переживаниях, о расставаниях и потерях. Этот метод позволил найти определенные закономерности и выяснить, влияет ли детский опыт на развитие личности в дальнейшей жизни. Полученные ответы позволили сделать вывод: взрослых так же можно разделить на четыре категории в зависимости от их восприятия близких отношений. Эти категории соответствуют четырем типам привязанности: надежному, тревожному, избегающему и дезорганизованному. Взрослые с избегающим типом привязанности в интервью были склонны идеализировать своих родителей. Они часто рассказывали, что их детство прошло просто прекрасно, без каких-либо эксцессов. Вспоминая о событиях, противоречащих этому утверждению (пренебрежение и отвержение со стороны родителей, жесткое обращение, холодность), они преуменьшали и минимизировали их значимость, много смеялись и шутили на этот счет. Их интервью обычно представляло собой краткое, общее, достаточно отстраненное и обезличенное описание личного опыта. Словно это рабочий отчет. Интервьюирование взрослых с тревожным типом привязанности проходило совсем иначе. Их ответы включали в себя массу подробностей и чрезмерных деталей. Порой эти детали не имели совершенно никакого отношения к изначальному вопросу. При этом повествование было спутанным: сбивчивость, «перепрыгивание» с одного воспоминания на другое, противоречивые высказывания («Я хотела отделиться от мамы, но в то же время быть рядом», «Я испытывала злость и агрессию… Я все время хотела ее защитить»). Злость, гнев, ощущение зависимости часто переполняли во время интервью, справиться с этими чувствами было очень трудно. Взрослые с дезорганизованным типом привязанности во время интервью были дезориентированы. Порой они делали длительные паузы, мысленно «выпадали» из диалога со специалистом. Они рассказывали о непроработанном травматичном опыте, пережитом в детстве: о побоях, жестокости, насилии, утратах близких. Взрослые с надежным типом привязанности легко говорили о своем раннем детском опыте, были способны открыто и спокойно обсуждать его. Мери Мейн отметила, что на интервью ей встречались взрослые, которых сложно было отнести к существующим категориям. Детство этих людей нельзя было называть спокойным и безопасным. Они рассказывали о негативных и травмирующих событиях, с которыми сталкивались, но делали это с большой степенью саморефлексии: выстраивали логические цепочки и устанавливали причинно-следственные связи. Этим взрослым удалось проработать болезненный опыт с помощью психотерапии и/или нового здорового эмоционального опыта уже во взрослом возрасте. Для них в надежном типе привязанности был выделен подтип, который назвали «заслуженная надежная привязанность» (earned secure attachment)[21], хотя мне больше нравится переводить как «заработанная» или «приобретенная». Да, человек не получил ее сразу через родителей, но приобрел в течение жизни благодаря познанию себя и работе над собой. Значит, так можем и мы. В множестве дальнейших исследований ученые продолжили изучать взаимосвязь между первым опытом привязанности и взрослой жизнью. Особенно подробно стало рассматриваться влияние типа привязанности на романтические отношения.