• родители внимательно и чутко относятся к ребенку, способны распознавать невербальные сигналы и понимать его потребности; • ребенка принимают со всеми его особенностями, ребенок воспринимается как отдельная личность, а не как инструмент для оправдания ожиданий и/или исполнения желаний родителя; • родители способны давать ребенку пространство для самовыражения, инициативности и самостоятельности, адекватное его возрасту; • родители непротиворечивы и последовательны в своем поведении, выставляют адекватные и относительно постоянные границы; • они могут поддержать ребенка, успокоить его, защитить, подтвердить его эмоциональный опыт. Избегающий тип привязанности А что, если мама не была внимательна? Или не проявляла эмпатию и сочувствие по отношению к малышу? Что, если она часто была недоступна для ребенка: он плакал, а мама не обращала внимания, ему нужна была помощь, а мама была занята своими делами? Что, если ребенок получал внимание лишь тогда, когда соответствовал маминым ожиданиям? Что, если взгляды на воспитание были похожи на взгляды матери Джона Боулби: «Как можно меньше близости – иначе вырастет избалованным». Что, если мама запрещала ребенку проявлять какие-либо негативные эмоции: страх, гнев, грусть, расстройство? А если ребенок все-таки их проявлял, то сталкивался с отвержением или непониманием: мама могла уйти, не сказав ни слова, отругать. Тогда ребенок думает: «Если я продолжу требовать от мамы близости и любви, она просто бросит меня. Если я буду показывать маме свои негативные эмоции или буду обращаться к ней в плохом настроении, она начнет злиться и уходить. Тогда я останусь совсем один и не смогу выжить. Лучше я буду подавлять свои чувства и желания: начну держаться от нее подальше и постараюсь как можно меньше раздражать своими слезами и просьбами. Я буду отвлекать себя от переживаний самостоятельно, например, с помощью игр и книг». Так формируется избегающий тип привязанности, а вместе с ним и убеждения: «Я не могу рассчитывать на то, что значимая фигура окажется рядом и поможет. Я недостоин поддержки. Значит, я могу полагаться только на себя. Все свои проблемы нужно решать самостоятельно. Мои негативные чувства плохие, они не нравятся окружающим. Мне нужно их прятать и подавлять». Стараясь избежать невыносимо болезненного общения с холодным и отстраненным родителем, ребенок учится деактивировать, «отключать» свой механизм привязанности и сосредотачиваться на других занятиях. Постоянно подавляя эмоции, ребенок постепенно теряет к ним доступ. Со временем ему становится все сложнее понимать как собственные чувства, так и чувства других людей. Оказываясь в кабинете у психолога, дети и взрослые с избегающим типом привязанности на вопросы: «Что ты сейчас чувствуешь? Что ты испытывал, когда это произошло?» часто отвечают: «Не знаю. Ничего». Со стороны такие дети часто кажутся «подарками судьбы»: крайне спокойные, умеют развлекать себя сами, легко адаптируются к разным обстоятельствам, не «напрягают» своими негативными проявлениями, могут позаботиться не только о себе, но даже о родителях. Про них часто с восхищением говорят: «Взрослый не по годам! Уже в шесть лет сам себе завтрак готовит, едет в деревню к бабушке на ранней электричке, брата в детский сад отводит!» Однако, как мы уже знаем из «Незнакомой ситуации», за таким внешне спокойным поведением скрывается высокий уровень стресса. Вытеснение неудобных для родителей эмоций часто приводит ребенка с избегающей привязанностью к «срывам», приступам агрессии. Проявляться эти срывы могут по-разному: драки в школе или детском саду, порча вещей, аутоагрессия (агрессия на себя: удары головой об стену, вырывание волос). Формируется стратегия: я долго держу эмоции в себе, коплю их, глубоко прячу, подавляю – чаша переполняется, сдерживаться больше невозможно – я взрываюсь. Порой такие «взрывы» происходят из-за совершенно безобидных, казалось бы, событий: в песочнице не поделились игрушкой, безобидно пошутили в школе. «Он как с цепи сорвался, как будто подменили! Такой спокойный и милый, а тут прямо бес вселился!» – обычно говорят взрослые о таких срывах. Ведь внутренняя работа по подавлению эмоций совершенно незаметна, оттого и кажется, что поведение ребенка непредсказуемо и непоследовательно, а не является переполнением контейнера, в котором содержатся эмоции. Метафорически эти срывы можно сравнить с небрежной уборкой комнаты: когда мы просто подбираем все вещи с пола и заталкиваем их в шкаф. Снаружи комната выглядит опрятно и чисто, только вот грязь никуда не уходит. Рано или поздно шкаф переполнится, все накопленное за недели такой «уборки» просто вывалится назад на пол. Так же происходит с эмоциями. Они никуда не исчезают, когда мы прячем их подальше. Рано или поздно они дадут знать о себе в том или ином виде: срывы, аутоагрессия, соматические проявления (болезни)… Избегающая привязанность возникает, когда… • уровень чувствительности и внимательности родителя снижен, невербальные сигналы и/или потребности ребенка систематически игнорируются; • проявления ребенка (чувства/эмоции/переживания) принимаются выборочно, в зависимости от взглядов родителя, есть запрет на выражение определенных чувств (нельзя злиться, плакать, грустить); • за проявление этих «неприемлемых» чувств ребенка могут ругать, отвергать, игнорировать; • телесный контакт родителя и ребенка сильно ограничен; • родители могут удовлетворять физические потребности ребенка («Накормлен, напоен, одет, обут – вот и замечательно!»), но не придавать значения эмоциональным; • родители сфокусированы на своих личных проблемах и переживаниях (много работы, болезни, депрессивные состояния), они часто отсутствуют как физически, так и эмоционально, ребенок систематически находится в изоляции. Тревожный тип привязанности А что, если мама непоследовательна, хаотична, и в ее действиях много противоречий? Иногда она бывает очень чуткой, включенной, желающей помочь, а иногда не реагирует вообще. Порой она рядом, а иногда ее нет. На одну и ту же ситуацию мама реагирует совершенно по-разному: может отругать ребенка за то, что он жалуется на голод («Недавно же ел!»), а может похвалить за то, что он сообщает о своих желаниях. Что, если рядом с мамой нет ощущения стабильности? Что, если у мамы семь пятниц на неделе, и она сама не понимает, чего хочет от ребенка? Например, каждый день мама использует разные стратегии воспитания: вчера прочитала статью психолога, сегодня поговорила с подругой, которая дала другой совет, послезавтра посмотрела интервью? В этом случае ребенок думает: «Я не уверен, что мама позаботится обо мне, когда это будет необходимо. Уже много раз она этого не делала, и тогда я чувствовал себя брошенным, одиноким. Я не могу понять, любит она меня или нет. Я не могу понять, как мне нужно себя вести. Я сделаю так, чтобы мама всегда была рядом. Я „зацеплюсь“ за нее и никогда не отпущу. Ведь если она будет рядом, то точно сможет мне помочь. Нужно узнать, на какие мои проявления мама реагирует в большей степени, чтобы использовать их и создать стабильность». Ребенок учится использовать свои эмоции как «оружие», с помощью которого можно добиться от своего взрослого желаемого. Это происходит совершенно неосознанно, интуитивно. Например, ребенок понимает, что если он громко плачет, кричит, падает на пол или бьет кулачками родителя, то получает необходимую ему реакцию и удовлетворяет свою потребность. Тогда он начинает все чаще и чаще вести себя именно так. Либо, напротив, маленькая девочка замечает, что когда она чрезвычайно мила и очаровательна, улыбается, весело кружится в платье, рассказывает смешные истории, то мама дает ей необходимое внимание. Тогда она стремится вести себя именно так, стараясь угодить и подстроиться. Все что угодно, лишь бы показать, как сильна потребность в заботе, лишь бы удержать значимого взрослого, пусть даже гиперболизируя свои эмоции. Так формируется тревожный тип привязанности. Такие дети со стороны могут показаться чрезмерно эмоциональными. Но, как и в случае с избегающим типом привязанности, контакт с чувствами нарушен. Ведь тревожно-привязанные дети привыкают использовать эмоции и их проявления как своеобразный инструмент. Они знают: если громко плакать – мама заметит, подойдет. Слезы, крики помогут проконтролировать мамину реакцию и добиться ее внимания. А вот насколько ситуация их действительно расстраивает (и расстраивает ли вообще), что стоит за этими слезами на более глубоком уровне, с каждым разом становится все сложнее понять. Как мы знаем из эксперимента «Незнакомая ситуация», дети с этим типом привязанности очень болезненно реагируют на разлуку. Страх отвержения и одиночества, страх, что родитель бросит, заставляет ребенка полностью фокусировать все силы на том, чтобы удерживать внимание родителя любой ценой. От этого на изучение и познание мира, собственное развитие практически не остается времени. Ребенок может сильно бояться потери родителя, если сам родитель внушает ему подобный страх. Например, говорит: «Я умру, если тебя не будет рядом! Если ты отойдешь от мамы, то с ней обязательно что-то случится». Такие дети могут быть менее самостоятельны, чем их сверстники. Причиной низкой самостоятельности становится также и тревожность самих родителей. Представим маму, которая не дает ребенку свободы, личного пространства. Она максимально ограничивает его инициативность и исследовательское поведение, запрещая практически все и держа под своим строгим контролем. Своим поведением мама транслирует: «В семье – хорошо и безопасно. За ее пределами жестокий, злой, несправедливый мир». Со временем у ребенка сформируются именно такие представления, и от страха он сам не захочет отрываться от значимого взрослого. C4 Моя травма привязанности То, о чем я буду писать, практически стерлось из моей памяти. Помню лишь отрывки. Знаю по рассказам родителей. Видимо, эти воспоминания были настолько болезненными, что психика предпочла их забыть. В детстве я часто болела, буквально каждый месяц. Из-за этого меня не могли отдать в детский сад: практически всегда я заболевала в первый же день. Сейчас я понимаю – болезни были своеобразным способом получить внимание. Родители много работали, а я оставалась на попечении у бабушки. Бабушка предлагала не отправлять меня в детский сад. Мама не сдавалась: тогда были очень популярны идеи, что чем раньше туда пойдет ребенок, тем лучше. Надо было быстрее меня социализировать. Поэтому я в очередной раз пошла в садик. В тот день моя группа отправилась в стоматологию на осмотр. Так как я проходила его пару дней назад, меня решили оставить с нянечкой. По всей видимости, я помешала ее планам: она рассчитывала, что дети уйдут, и можно будет заняться своими делами. А тут внезапно ей на попечение оставляют новенькую девочку, которая очень громко плачет, практически впервые оставшись в одиночестве без мамы и бабушки. Нянечка приняла решение закрыть меня в туалете, а сама ушла к любовнику. Позже выяснилось, что у нее были проблемы с алкоголем, а детей она не любила, но работать где-то было нужно. Я жила в очень маленьком городе, и там выбирать профессию не приходилось: где есть свободные вакансии – туда и идешь. Около трех или четырех часов я сидела в темном туалете одна. В четыре года. В свой первый день в незнакомой обстановке. Когда мама пришла меня забирать, у меня была истерика. Слезы текли не останавливаясь. Я заикалась от страха и рассказать о случившемся не могла. Мама подумала, что все это связано с новым опытом, с первым днем в незнакомом пространстве среди кучи других детей. На следующий день меня повели в садик снова. Однако я так упиралась ногами и рыдала, что в итоге все же решили оставить дома. Заикание не проходило. Мы начали ходить к детскому психологу, к логопеду. Помню, как я рисовала черным карандашом страшных монстров. Мама узнала, что произошло в тот день на самом деле, и няню уволили, чтобы она не навредила другим детям. А мой страх остался. Я нигде не могла находиться одна. На всех кружках я требовала, чтобы в поле моего зрения была мама или бабушка. Художественная школа, танцы, музыкальная школа – везде мне нужно было их видеть. Если в середине занятия они старались выйти, думая, что я не замечу, – я моментально это чувствовала и начинала плакать. Так сформировался мой тревожный тип привязанности и убеждения, что, если меня оставят одну, я не справлюсь, и обязательно произойдет что-то плохое и страшное. Возникло ощущение, что мама меня, наверное, не любит, раз отвела в этот детский сад. Тревожная привязанность возникает, когда… • родители непоследовательны и ненадежны в своей заботе и в своих реакциях на потребности ребенка; • желания ребенка систематически неправильно интерпретируются родителями (ребенок хочет спать, а его кормят, хочет поиграть, а мама берет на руки); • границы противоречивы и непостоянны, часто зависят от настроения родителя («Сегодня сладкое можно, а завтра нельзя!»); • непредсказуемая смена гиперопеки и постоянного контроля на требования самостоятельности; • проявления ребенка (чувства/эмоции/переживания) регулируются с перебоями: родитель может транслировать одновременно несколько противоположных посланий (ругать за слезы и пытаться нормализовать их), резко вставать и уходить, прерывая эмоциональную связь. Дезорганизованный тип привязанности