Мужчину с прутом схватила, уже увеличиваясь в размерах. Подняла повыше и швырнула об пол. Очередного подбежавшего стражника просто оттолкнула локтем, и он отлетел в другой конец комнаты. Разобраться с ним окончательно предстояло Авиву. Вид Эйтана – рубашка разорвана в клочья, на животе и груди не осталось живого места, из уголка рта течет струйка крови, – заставил меня зарычать и броситься на того, кто был здесь главным. – Попробую угадать. Ты искал ведьму? – предположила я, шагнув к разом побелевшему церковнику. – Поздравляю. Ты ее нашел. Я схватила его и просто разорвала на две части, как тряпичную куклу. Бедолага Авив, до сих пор державшийся молодцом, согнулся пополам, схватившись на живот. – Мне никогда не нравились его проповеди, – извинилась я. Пыльная дорога, сколько хватало глаз, была пуста. Лекарь все не ехал и не ехал. Я нервно шагала из стороны в сторону, то и дело косясь на дверь старенького, скособоченного домишки. До убежища Эйтан добрался в сносном состоянии, можно даже сказать, на своих ногах (хотя, конечно, мы с Авивом поддерживали его с обеих сторон). Но, едва мы уложили его в постель, впал в забытье, тревожно ворочаясь и беззвучно шевеля губами. – Арафель… – нерешительно начал разбойник. – А ты не можешь сама ему помочь? Ты же… на многое способна. – Я не умею лечить! – рявкнула я, схватив его за грудки. Но тут же выпустила, развернулась и вошла в дом. Йуваль, прежде сидевшая у кровати, поднялась мне навстречу. – Все по-прежнему, – отчиталась она. – Жар. Опасных ран не вижу, так что, думаю, он сам оклемается за пару дней. Но лучше, конечно, чтобы целитель посмотрел. Я кивнула. Лучше. От меня, во всяком случае, толку мало. Я умею убивать. Обратный процесс – не моя сильная сторона. Вот подставить под руку палача тех, кто меня окружает, – это пожалуйста… Но больше такого не повторится. Стиснув зубы, я села на край постели и опустила руку на покрытый испариной лоб. Лекарь все-таки появился. Наверное, даже не опоздал, в особенности с учетом того, в какую дыру мы его зазвали. Но когда ждешь и бездействуешь, время течет невыносимо медленно, тонкой струйкой, которая, как кажется, застыла в песочных часах. Закончив осмотр, он выставил на стол несколько баночек. – Этой мазью обрабатывать раны, – принялся перечислять эскулап. – И промывать как следует. Главное не внести заразу. В остальном – ничего серьезного. Вторая мазь – для ожогов. Не перепутайте. А порошок – снимать жар. Это по мере необходимости. Если не будет никаких осложнений, он за несколько дней станет как новенький. При условии, конечно, что не вернется туда, откуда пришел. Вы, разумеется, не расскажете мне, что с ним произошло, но раны весьма характерные… – Ну почему же? – возразила я. – Могу прямо сейчас подробно рассказать вам, где, когда и при каких обстоятельствах он получил эти раны. – Не надо! – замахал руками лекарь, шарахаясь от меня, как от чумной. – Вы ничего мне не говорили, а я ничего не знаю. И он поспешил покинуть наш гостеприимный дом. Впрочем, не раньше, чем получил плату за труды в виде нескольких золотых монет. Клад в очередной раз пригодился. Я подошла к столику и повертела в руках одну из баночек. Интересно, мази в них действительно разные, или эскулап просто морочил голову, стараясь придать себе внушительности? Заключив, что в лекарствах в любом случае не разберусь, а значит, как это ни прискорбно, придется довериться человеческому специалисту, я вернула сосуд на место. Не рассчитала силу, и стук оказался слишком громким. Обернувшись к кровати, я увидела, как веки Эйтана дрогнули. Секундой позже он открыл глаза. – Арафель? Голос был очень слабым, я скорее угадала, чем услышала свое имя. Присев на край постели, положила ладонь на покрытый испариной лоб. – Добро пожаловать. Я опустила руку. – В ад? Эйтан задал этот вопрос очень спокойно, даже буднично. Но, может быть, так просто казалось из-за его болезненного состояния. – Хуже, – отозвалась я. – В жизнь. Он криво улыбнулся и пошевелился, пытаясь сменить положение. Лицо тут же искривила гримаса боли: раны давали о себе знать. – Ты должен был сразу сказать им все, что про меня знаешь, – жестко припечатала я. – От начала и до конца. Так люди поступают с демонами. Неужели в этом есть что-то непонятное? – Ты говоришь прямо как этот… Не припомню его имя, – пробормотал Эйтан, прикрыв глаза. – Кажется, ты сделала с ним что-то нехорошее. – Я вообще делаю много нехорошего. И не испытываю потом угрызений совести. Я не из тех, ради кого стоит отдаваться на милость палача. – Но ты пришла за мной. Спасибо. Я, морщась, замотала головой. – Демоны не умеют принимать благодарность. – А критику принимать они умеют? – О да! – обрадовалась я. – Тут мы в своей среде. Даже не представляешь, как долго, разнообразно и при этом емко я способна отвечать на критику. Так что ты хотел сказать? – Тебе не следовало приходить. Это было рискованно. Они просчитались: ждали ведьму, а получили демона, поэтому все прошло относительно гладко. Если бы они подготовились лучше… Арафель, у тебя в этом мире миссия, хотя я до сих пор не знаю какая. А моя жизнь, ты же понимаешь сама, стоит не слишком дорого. Я шумно выдохнула и поглядела в окно. Вид был так себе: покосившийся забор, старый сарай, грязная дорога. – Нет ничего такого, что я не сделала бы для твоего спасения. Я наклонилась к его лицу, длинные волосы занавесью протянулись почти до самого пола, словно отгораживая нас от внешних угроз. Губы Эйтана первыми приблизились к моим. Поцелуи были нежными, осторожными, но они таили страсть, долго искусственно сдерживаемую в рамках благоразумия. Теперь рамки ломались, рассыпались в пыль, и тяга друг к другу, внезапно обретшая свободу, заставила головы кружиться, а тела сплетаться друг с другом с особым остервенением. – Тогда почему ты все это время меня отталкивала? – прошептал он, хватая меня за плечи. Я очень серьезно посмотрела ему в глаза. – Я хотела, чтобы тебе было все равно. И до сих пор хочу. Но теперь понимаю, что так не будет. Даже высший демон способен ошибиться. Время моей миссии наступало, и, увы, Эйтан не останется равнодушным к тому, что случится. Может быть, это самое печальное во всей истории. Лекарь и Йуваль оказались правы: он вскоре пошел на поправку. Убедившись в этом, я отправилась на рынок. Повертела в руках широкий медный браслет. Понюхала духи, каковые торговец, по его собственному заверению, доставил в единственном экземпляре, переплыв океан на утлом суденышке. Врал, конечно: такой приторный запах могли вывести в любом захудалом городишке… Я даже успела попробовать изюм – вполне, надо сказать, недурной, – когда мою персону заметил стражник. Он метнулся ко мне, громкими воплями привлекая внимание сослуживцев. Через минуту меня уже вели со связанными руками через площадь, разгоняя слетающихся на зрелище зевак. В городе меня к тому времени хорошо знали, главным образом как сказительницу из «Ковчега», так что недостатка в зрителях не было. Но охрана работала на совесть, и через четверть часа меня доставили в замок. Разумеется, отнюдь не в гостевые покои. И вот я уже лежала, намертво примотанная ремнями к высокому ложу, или столешнице, это уж как посмотреть. Неровный потолок был совсем низким, настолько, что высоким людям в отдельных частях комнаты, должно быть, приходилось наклонять голову. Дух держался преотвратный, хотя меня, в отличие от прошлых и будущих посетителей, запах крови не пугал, а, напротив, дразнил. Но я хорошо понимала, чем чревато оказаться привязанной к этой длинной узкой доске, и, скажу откровенно, приятного в этом осознании было мало. Неправда, будто демонам неведомы боль и страх. Мы знаем и чувствуем не меньше других. Просто всегда идем до конца. Здесь и палач, и граф Торнфолкский остановился на самом краю зрения, и двое стражников – их я не вижу, но чувствую запах. И позвякивание металлических предметов слышится весьма отчетливо, вызывая непреодолимое желание увидеть их своими глазами… и одновременно понимание, что лучше подольше оставаться в неведении. Блейд подошел поближе и склонился надо мной. Теперь я не вижу практически ничего, кроме его физиономии. – Ну что, ведьма? Вот наконец-то ты и попалась. Теперь мы поговорим по душам. – Я не ведьма, господин! – замотала головой я с застывшими в глазах слезами. – Это ошибка! Я простая девушка, сказительница, спросите людей, меня многие знают! Отправьте кого-нибудь справиться в «Ковчеге»! – Помолчи! – оборвал он. – Сказительница… Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. – Его рука легла мне на щеку, затем скользнула чуть ниже, и пальцы грубо сжали подбородок. – А то, о чем я не знаю, ты расскажешь. В подробностях. Так, как я захочу. Приступай! Это уже не мне, это палачу. От меня пока не ждут рассказа, только мучений. Боль пронзила тело, где-то в районе живота. Моя чувствительность ниже, чем у обычного человека, и все равно дыхание перехватило. – Не надо! Отпустите! – Еще! Блейд жадно вглядывается в мое лицо, ловя отражение страданий. А вы до сих пор не забыли меня, граф. Вы помните мое декольте, и то, как я смотрела на вас там, на площади, когда вы так по-рыцарски прискакали, чтобы отменить мою казнь. Ведьма не давала вам покоя по ночам. Но это и неудивительно. Кто увидел меня однажды, уже не забудет, если только я сама этого не захочу. Боль заставляет инстинктивно дергаться, но ремни сильнее, они не позволят ни ускользнуть, ни даже принять то положение, в котором легче терпеть. Слезы все-таки льются из глаз, из горла вырывается крик. – Это не я, я не виновата! Отпустите! – уже визжу я, мотая головой из стороны в сторону. – Что ты там нежничаешь? – орет на палача граф. – Так она у тебя год не сознается. Дай сюда! Он хватает инструмент и вонзает глубоко в тело, нисколько не заботясь ни о болевом шоке, ни о возможных необратимых повреждениях. Вот теперь демоническая природа не помогает, скорее работает мне во вред. Обычная девушка на моем месте попросту потеряла бы сознание, я же лишь продолжаю испытывать невыносимую боль. – Нет! Я кричу изо всех сил, еще немного – и сорву голос. Кажется, сейчас он провернул инструмент, и на сей раз с моих губ срывается только хрип. – Будешь говорить? – Я… я не знаю что. – Видимо, я недостаточно хорошо объяснил. Сейчас исправлюсь. Удар по скуле, и снова такая боль, что, кажется, душа вот-вот покинет тело, но по совершенно непонятной причине этого не происходит. Я задыхаюсь, хриплю, из горла вырываются мне самой непонятные звуки, а едва кажется, что я начинаю приходить в себя, как все повторяется опять. – Стойте! – шепчу я, потому что на крик уже не хватает сил. – Пожалуйста. Я скажу. Сознание затуманивается, но на меня с размаху выливают ведро воды, и это слегка отрезвляет. – Говори, иначе я продолжу, – предупреждает Блейд.