– Отбросьте эти мысли. То, что случилось, запятнало его честь, а не вашу. Не взваливайте на себя бремя чужих поступков. Вы порядочный и благородный молодой человек, преданный и искренне любящий брат и сын. Дворецкий помедлил. А потом добавил: – И джентльмен. – Джентльмен? Дворецкий приосанился. – Молодой господин Картер, я – джентльмен при джентльмене. Я имею честь служить только джентльменам. Все расплылось еще сильнее. – Знайте: я не разревелся. – Ну разумеется, ничего подобного. – Эй, – окликнул Сингх. – Играть сегодня будем? – Будем ли мы играть? – спросил у меня Дворецкий. Эхо выстрела почти затихло. Я кивнул. И Дворецкий кивнул. – Раз уж мы облачились в белую форму, почему бы не попробовать сыграть? – Потрепал меня по плечу, а потом отстранился, повернулся, обратился к крикетной команде восьмого класса: – Капитан Сингх, велите вашему первому бетсмену встать у калитки. Молодой господин Хоупвелл, молодой господин Брайен, готовы? Итак, крикетисты, оба бетсмена готовы, боулер закончил разминку, час пробил. «Индия», оставайтесь на своих позициях. А вы, боулер… – Я посмотрел на Дворецкого. – Боулер, пусть матч начнется удачно. Знаете, что я вам скажу? Голубые горы в Австралии – кошмар. Полный кошмар. Все сырое. Листья, тропа, воздух. Все вокруг. С деревьев капает вода – а больше от этих деревьев нет никакого проку. Палатка отсыревает и пахнет сыростью. Спальный мешок отсыревает и пахнет сыростью. С тропы сходить нельзя, иначе тебя прикончат динозавры, змеи или крокодилы, и ты можешь думать только о них. А когда пытаешься справить нужду за деревом – где уже поджидают динозавры, змеи или крокодилы, – до тебя вдруг доходит, что кое-какие части твоего тела ничем не защищены, и страшно не хочется, чтобы тебя за эти части покусали. А еще там очень жарко, но отсыревшее не высыхает, потому что там еще и очень влажно – примерно как на дне океана. А тот, с кем ты идешь, брюзжит и во всем винит тебя, даже в том, в чем ты совсем не виноват, и… Голубые горы в Австралии – кошмар. – Ну и где же ваш мяч? – спросил Хоупвелл. Кошмар. – Покажем, на что мы способны? – спросил Дворецкий. И я показал. 25 Бетсмены Бетсмены всегда выходят отбивать мяч по двое. Один называется «страйкер», другой – «нон-страйкер». Чтобы завоевать очко за перебежку, оба бетсмена, как только один из них отбил мяч, должны пробежать по питчу к противоположным калиткам и коснуться (битой или какой-то частью тела) грунта за чертой, которая называется «поппинг-криз». Бетсмены зависят от решений и действий друг друга, и, если они не будут играть слаженно, команда не сможет победить. В историю этот матч не войдет – ну и ладно. Джеймс Хоупвелл набрал двенадцать очков – двенадцать! – прежде чем Кребс, игравший на мид-оффе, поймал его мяч. – Хорошая подача, боулер, – крикнул мне Кребс, хотя мне еще повезло, что Хоупвелл не отбил мяч выше голов всех филдеров, – ведь тогда он набрал бы еще шесть очков. Потом я передал мяч Челлу, а Брайен стал страйкером и набрал десять очков, и только после этого Стиву Яну удалось сшибить его калитку в ситуации «стампед»[35], и тогда Брайена вывели из игры. Вы, наверное, и сами можете представить, что мы выделывали после этого. И тогда Кребс собрал всю «Индию» вокруг следующего на очереди боулера – в смысле, вокруг меня – и сказал: – Что ж, теперь мы взяли себя в руки. Не расслабляйтесь, ладно? Не расслабляйтесь. Джонс! Я посмотрел на него. – Джонс, ты играешь классно. Валяй в том же духе, договорились? Договорились? – Договорились, – сказал я. – Как там твой палец? – Нормально. Все вернулись на позиции, и Стив Ян протянул мне мяч. И сказал: – Переиграй его. А от «Британии» на питч вышел Саймон Сингх. Вы когда-нибудь слышали о Шейне Уорне? Он родился в Австралии – спорим, он тоже ненавидел Голубые горы, – и вот однажды он подавал, а бетсменом был Майк Геттинг, умевший отбить практически любой мяч. Мяч должен был пролететь очень далеко от ножного столбика, и Геттинг понимал, что к калитке этот мяч даже не приблизится. Собственно, мяч летел так далеко, что Геттинг решил просто отразить его битой и щитками. Рассчитывал, что викеткипер поймает мяч и вернет в игру. Но Шейн Уорн – а он наверняка ненавидел Голубые горы – при подаче так хитро закрутил мяч, что тот после отскока понесся прямо к калитке – мимо щитков Геттинга и даже ускользнув от биты Геттинга. И Геттинг, оглянувшись, увидел, что перекладины валяются на земле: вот так его переиграли и заставили выбыть прежде, чем он успел хоть разок взмахнуть битой. Я железно уверен: Шейн Уорн тоже думал, что Голубые горы – полный кошмар. А теперь догадайтесь, какая судьба постигла Саймона Сингха. Хотя я-то, конечно, пока еще не Шейн Уорн. Нет, мне просто повезло, тупо повезло. И то, что прямо перед подачей я потрогал зеленый шарик, ни на что не повлияло. Даже если все-таки каким-то чудом повлияло. И вся команда «Индия» завопила от радости и долго-долго не унималась. И тот малыш стоял и тоже вопил. И два старичка в белых свитерах кричали: – Хорошая подача! Хорошая подача! – И тогда на трибунах все повскакивали – хотя, по-моему, не вполне понимали, что произошло, – и тоже начали вопить. И даже Саймон Сингх кивал и улыбался. И крикнул мне: – Хорошая подача, Джонс! Остальные наши подачи были чуть похуже, но, как сказал потом Дворецкий, такая подача бывает раз в жизни. Дженкинс набрал восемь очков, но Дворецкий вывел его из игры за повторный удар по мячу. Его сменил Клатт. Я попробовал запулить гугли, но он отбил его на милю. Я попробовал запулить еще один – хотел застать его врасплох, но он и этот гугли отбил, тоже на милю. Я стал подавать низко и быстро, но десять мячей он все-таки отбил, а потом мой мяч наконец-то скользнул под его биту, и Клатта вывели из игры в ситуации «стампед»; возможно, мяч скользнул еще и потому, что запачкался[36] кровью с моего пальца, но меня это не волновало. Челл подавал последним и явно хотел сделать Де Ла Пену уткой, но Де Ла Пена явно не собирался этого допускать. И все-таки Де Ла Пена набрал только шесть очков, а потом Дворецкий вывел его из игры за ногу перед калиткой, хотя тот уверял, что ничего не нарушал, и Кребс попросил Дворецкого его простить, но Дворецкий посмотрел на Кребса Супервзглядом, и Де Ла Пена ушел с криза. Итак, все игроки побывали на поле и отыграли. И все же «Британия» набрала сорок шесть очков, а было уже пятнадцать минут десятого. – Три минуты, – объявил Дворецкий перерыв и посмотрел на часы. Нет, вы понимаете – было уже пятнадцать минут десятого! Точнее, уже шестнадцать. Помните, что в десять утра начинался матч «Минитменов» с «Сетонскими барсуками»? А в нашем матче лидировала «Британия»: у нее сорок шесть очков, а у «Индии» – ноль. Можете вообразить, как в эти минуты вела себя «Британия»? Можете вообразить, как в эти минуты вела себя «Индия»? Можете вообразить, как в эти минуты вел себя Кребс? Если вы бывали на школьных футбольных матчах, то знаете: в последний час перед началом нужно много чего подготовить, – а в этот день зрители уже высидели несколько часов на холоде, наблюдая за игрой в неведомый им крикет, они ведь даже правил не знали – ну, разве что те два старичка в белых свитерах знали, а больше никто. В общем, зрители встали и стали куда-то пробираться по рядам – наверно, подумали, что крикетный матч закончился, и ломали голову, кто же выиграл. Некоторые кутались потеплее в пледы или шли раздобыть кофе – его где-то разливали в пластиковые стаканчики, или пили из своих серебряных термосов с эмблемой «Минитменов». «Минитмены» и «Сетонские барсуки» уже бегали взад-вперед у боковых линий, и от их дыхания из-под шлемов валил пар – очень похоже на выхлоп автомобилей. Они хлопали друг друга по щиткам, орали что-то, стараясь, чтобы их слова разнес ветер, их колени двигались вверх-вниз, как поршни в двигателе, а еще они перебрасывались мячами, а Райан Мур и Марки Панетта пихали друг друга, а мистер Дельбанко уткнулся в папку и поправлял на голове наушники – они были ему великоваты. В радиорубке над трибунами два восьмиклассника проверяли микрофоны и колонки: «Раз-два-три, раз-два-три, “Минитменам” гип-ура! Раз-два-три…» – и я посмотрел на Дворецкого, а Дворецкий – сначала на меня, а потом на Кребса и сказал: – Именно так. – Сделал знак Крозоске, и они вдвоем побежали рысцой к трибунам. Ну, как бы рысцой. Вы же помните, Дворецкий – мужчина дородный. Тем временем «Индия» и «Британия» собрались на питче. И, может быть, один только я увидел то, что определенно надо было видеть: Дворецкий и Крозоска поднялись на трибуну, позвали мистера Кребса, и все трое направились в сторону миссис Свитек.