К «следжингу» прибегает кто-нибудь из филдеров. Следжинг заключается в том, что игрок – иногда беззлобно, а иногда агрессивно – осыпает бетсмена насмешками и придирками, чтобы отвлечь. В такой ситуации задача бетсмена – сосредоточиться и не дать себя отвлечь. Я оказался там. В Голубых горах в Австралии. Я весь промок и замерз, а ветер усилился, а отец расшвырял мой костер и теперь стоял на коленях у костра, который разжег сам, – стоял, подкладывал ветку за веткой. От костра уже потянуло теплом. Потом отец стал подкладывать сучья побольше, и маленькие веточки затрещали, и отец протянул руки к огню. И сказал: – Видел? – Да вроде, – ответил я. – Да вроде? Долгое затишье. Белые птицы совсем разорались. – Карриэру бы тут очень понравилось, – сказал я. Да, Карриэру бы очень понравилось. И костер, и деревья, и палатка, и голубой воздух, и птицы – все-все-все. – И Максу тоже, – сказал отец, засовывая в костер еще один сук. Я посмотрел на него. – Максу? – Карриэру, – сказал он. – Я хотел сказать «Карриэру». И потянулся за новым суком. – А кто это – Макс? – Один мальчик, я познакомился с ним в увольнении. Я его пару раз брал в походы, вместе с его мамой. Ты прав. Карриэру бы тут очень понравилось. – Угу, – сказал я. – Скоро понадобится набрать еще дров, – сказал он. Меня затрясло. Меня трясло от злости. Потому что Карриэр… Потому что отец… Потому что все, что я в себе ношу, вот-вот выплеснется наружу и я не могу этому помешать. – Молодой господин Картер, час пробил. – Молодой господин Картер, калитка в вашем распоряжении. Я почувствовал, как зеленый шарик в кармане становится горячим-горячим. Шарик Карриэра. А Карриэра больше нет. Я стиснул крикетный мяч. – Разминка обычно способст… – Знаю, – сказал я. – Хорошо-хорошо. Знаю-знаю. Дворецкий попятился на два-три шага. И сказал: – Ваш викеткипер готов к игре. – Знаю, – сказал я. На разминке первый мяч, который я подал Яну, долетел до него без отскока. Если вы позабыли правила, я вам скажу, что это плохо. Второй мяч ударился о землю, чуть не задев щиколотку Яна. Ян посмотрел на меня в легком обалдении. Третий мяч отскочил два раза и понесся к калитке вскачь. Ян посмотрел на меня в полном обалдении. Подбежал Кребс. – Ты не разучился, а? – Нет, не разучился. – Значит, подаешь так чисто для прикола, да? – Ну да, – сказал я. – Смотри, Челл может выйти на подачу первым. – Я справлюсь. – Хорошо, – сказал он. – Ну, боулер, дай жару. Следующий мяч отскочил именно там, где я наметил, и деловито прыгнул прямо в руки Яну. А следующий запросто сшиб бы перекладины. И следующий тоже. – Отлично, – сказал Кребс. – Сегодня тебе никак нельзя облажаться. И отошел потолковать со слипами. У меня перехватило дыхание. Визгливый ор птиц над головой. Я стоял у калитки. С мячом в руке. Малыш на трибунах кричал: «Ура!» Его папа придерживал малыша. Его папа кутал малыша в плед. Его папа смеялся, кричал «Ура!» и поплотнее кутал малыша в плед. – Пора, – сказал Дворецкий. Карриэр никогда не увидит Голубых гор, никогда не увидит Австралии. – Пора, молодой господин Картер. Макс, может быть, и увидит. Но Карриэр – никогда. Я чуть не выронил мяч. В Голубых горах в Австралии воздух голубой и отовсюду слышен шум водопадов, а деревья такие густые, что не видно неба, и с тропы сходить нельзя, потому что динозавры вышли на охоту, а в низкой траве везде шуршат ядовитые змеи, а вокруг рыщут, треща подлеском, крокодилы – гигантские, наверное, крокодилы, – и только дурак попытается разжигать костер, когда дрова сырые.