Обр осторожно высунул голову из бурьяна. Стена тоже хороша. Старая кирпичная кладка. Такая стена – все равно что лестница. Весь вопрос в том, что там, за стеной. Теперь дымом потянуло с другой стороны. Донесся чей-то смешок, обрывки негромкого разговора. Ну, раз, два, три! На счет три он уже лежал животом на верху стены. С другой стороны оказался чей-то огород. Обр сполз по кирпичам, заметный, как червяк на мостовой. Понадеялся, что его никто не видел, и рухнул в заросли морковки и лука. Сейчас собака разоряться начнет. Но собаки не было. – Эй, ты где? – вместо этого спросил прямо в голове строгий чужой голос. – В огороде, – доложил Оберон, не слишком удивленный. От Варки он ожидал чего угодно. – Это хорошо, – заметно обрадовался Варка. – Я уж думал, придется тебя из кутузки вынимать. – Спасибо за заботу, – проворчал Обр. – Так в чьем ты огороде? – Откуда мне знать. Пойти познакомиться? – Ладно. Что видишь? – Морковку. Капусту еще. – Тьфу! Осмотрись потихоньку. Я скажу, как выбраться. Оберон привстал, осмотрелся. Не увидел ничего, кроме темных ночных окон, крыш и заборов. Но Варке хватило и этого. Получив внятные указания, Обр живо проскочил путаные переулки Гнезд и довольно скоро очутился у знакомого пустыря напротив фонтана с птичками. За пустырем у заброшенного каменного колодца под покосившейся рябиной сидел Варка и задумчиво глядел под ноги, на сверток с украденной невестой. Сверток ныл. Торчащая из него узенькая пятка в шелковом чулочке капризно дергалась. – Платье испортил, негодяй! Ты знаешь, сколько стоит такое платье? И туфли пропали, ты знаешь, сколько такие туфли… – Не скули, не пропали! – сказал Обр. – Что я, дурак, улики оставлять? – Вот видишь, – капризно заметил сверток, – он понимает! Кто вы, благородный юноша? – Разбойник он, – просветил ее Варка, – настоящий, с большой дороги. А еще конокрад и… Что ты там еще? – Неправда, – ехидно отозвался Обр, – я добрый, хороший и милый. – Кто это тебе сказал? – Нюська. – Как ты от них ушел? – Ногами. Кстати, кто такие мантикоры? – Где мантикоры? – вскинулся травник. На Обра пахнуло таким черным ужасом, что даже руки закоченели. – Нигде, – поспешно отрекся он, стараясь перекричать истошный визг, раздавшийся из мешка. – А стреляют в садах почему? – Да кто их знает. Всего-то минутку повыл, а они уже два часа не унимаются. – Повыл? – Ну да, вот так вот. – А, тогда все ясно. – Развяжите меня, – мяукал сверток. – Обязательно, – обнадежил успокоенный Варка, – только не здесь и не сейчас. Значит так, разбойник. Я держу ее, ты держишься за меня. Крепко держись, а то одной вдовой станет больше! * * * Прыжок через колодец Оберону не понравился. Успело мазнуть по лицу затхлой ледяной водой. Тьфу! Гадость! Будто и вправду тонешь. Но очутились они все там же, под лиственницей, посреди прозрачной белой ночи с золотистыми облаками над головой. Против лиственницы на камушке сидела, болтала босыми ногами рыжая. Рядом, мрачно скрестив руки на груди, привалился к скале господин Илм, наместник Трубежский. – Явился, – пробурчал он, – я, как дурак, притащился среди ночи за паршивым лекарством и жду уже битый час. Будто с голубем послать нельзя было. Ну, где оно, твое снотворное? – Вот, – сказал Варка и вытряхнул из плаща сильно помятую красавицу. – Песья кровь! – завопило изящное создание, наугад двинуло ногой, заморгало громадными голубыми глазищами, пытаясь привыкнуть к свету. Господин Илм выпрямился. Охнул. Схватил девицу в охапку, стиснул так плотно, что она почти исчезла в его объятиях. – Гад! – пискнула девица и заколотила кулачками по его широким плечам. – Предатель! Почему, почему это сделал он, а не ты?! – Ты же меня сама прогнала. – Да! Прогнала! Ну и что! Как ты посмел не вернуться? – Пять раз уже возвращался, – буркнул галантный кавалер. – Все равно! Это ты во всем виноват! – Слышь, я ее обратно не понесу, – заметил Варка, – а сама она через колодцы не умеет. Так что вы уж разберитесь как-нибудь. Обр понимал, что разобраться будет трудновато. Девица цеплялась за господина наместника и рыдала, бормоча нечто уже совсем бессвязное про цветочки, за которыми без нее никто не ухаживал, про новое платье, которое непременно понадобится, и, топая ножкой в порванном чулке, требовала торжественной свадьбы. – Пошли отсюда, – сказал Варка, – и ты тоже, рыжая. Здесь не театр. – Совершенно верно. Из прозрачного сумрака белой ночи соткался господин Лунь. Красотка сейчас же перестала причитать, отцепилась от Илки и, не переводя дыхания, кинулась на шею господину Луню. Визжать и рыдать, правда, не стала, только тыкалась лбом в черный камзол и всхлипывала жалобно, как ребенок. – Здравствуй, девочка моя, – тихо сказал старший крайн, слегка погладив ее по сбившимся белым кудряшкам, – нам тебя не хватало! * * * – Так это ты не для себя, – вдруг сообразил Обр, озадаченно глядя на Варку, – это ты для наместника нашего жизнью рисковал?! – Он мой друг. А она его жена. Я же тебе сказал. – Ты сказал, чужую жену украсть надо. – Ну, вот и украли. Понял? – Понял, – сказал Оберон и пошел в замок, к своей собственной жене. Нюська лежала с закрытыми глазами. Белый полог слегка колыхался от слабого ночного ветерка. Обр привычно присел рядом. – Я не сплю, – сказала Нюська, – я теперь часто так. Вроде спится, вроде дремлется. Прозрачная ручка, с которой давно сошли старые мозоли, заскользила по одеялу, отыскивая его руку. – Посмотри, чего я тебе принес, – сказал Обр, порылся в Варкиной торбе, достал малость помятый, но, к счастью, не сломанный веер. – Ой, Усолье! – Может, Усолье, может, нет, но похоже. – Красиво как. – И заулыбалась, руки протянула – рассмотреть поближе. «Должно быть, это я правильно отдал», – с надеждой подумал Оберон.