До наступления темноты сады были тщательно прочесаны. Караулы стояли на своих местах. Печатали шаг молодцеватые патрули. Ранний гость в роскошном камзоле синего бархата поправил завернувшуюся манжетку, проводил солдат одобрительным взглядом, старшему кивнул благосклонно. – Сидишь? – спросил он у развесистого дуба, который рос на этом месте уже лет пятьсот. Дуб фыркнул. – Сижу. Беседа с умным деревом происходила на широкой террасе. Внизу благоухал знаменитый розарий наместника, очищенный, приведенный в порядок и восстановленный почти в прежнем виде. По дорожкам неспешно прогуливались дамы и кавалеры. За розарием дрожал, отражая вечернее небо, круглый пруд. На другом берегу виднелся Приют влюбленных – прелестный павильон в старинном духе. Это если не подходить близко и не принюхиваться. Но издали он казался таким, как прежде, и стройные колонны белели, как в старые, спокойные времена. На террасу и розарий выходили окна парадных покоев. – Ну, сиди-сиди, – хмыкнул молодой щеголь, – а я пошел веселиться. – Очаровательно улыбаясь, он двинулся навстречу двум дамам, поднимавшимся из розария по плавно изогнутой дорожке. Оберон, удобно устроившийся в развилке древнего ствола, только носом покрутил. Легкий поклон, пара слов, еще одна улыбка. И все. Обе дамы двинулись ко дворцу, опираясь на руки пригорского травника и глядя на него с неподдельным восторгом. Дамы были вполне себе пышные. В платьях Обр не разбирался, но камни в ушах и на пальцах были мечтой любого вора. В такой компании красавчика пустят во дворец без всяких разговоров. Обр поправил за спиной почти пустую торбу с Варкиной одеждой, подложил под бок свернутый старый плащ и приготовился ждать. К счастью, с дуба было прекрасно видно, что делается в бальном зале. А когда упревшие от жара свечей и дыхания сотни людей танцоры пожелали открыть окна, то и музыка стала слышна вполне отчетливо. Балов Обр раньше никогда не видал. В родном княжестве такие затеи были не в чести. Танцы почитались занятием низким и грубым, для простой деревенщины. Так что глядеть было занятно. Иные дамочки ухитрились одеться так, будто пришли не на бал, а в баню. Оберон не без удовольствия пялился на дамочек, пока не обнаружил, что они, сладко улыбаясь, всем скопом пялятся на Варку. Тот, ясное дело, танцевал с красавицей. Девица в чем-то белом в растопырочку с голубыми бантиками была так хороша, что хотелось забрать ее из зала, где все толкаются и пихаются, и поставить куда-нибудь под стекло, на мягкий бархат. Варка ей вполне подходил. Тоже в своем дорогущем синем камзоле с белыми манжетками, весь как нарисованный. Ишь ты, ступает плавно, голову держит высоко, девицу ведет уверенно. Ну, прямо особа королевской крови! Как будто не он на днях на мозолистой пятке язвицкого мельника гнойный нарыв вскрывал. Девица тоже глядела на него с восхищением. Головку кокетливо наклоняла, локоток оттопыривала. На башне, накрученной на голове из светлых кудрей, вздрагивали шелковые бабочки. Интересная парочка исчезла из виду. Обр зевнул, но тут же встрепенулся. Песок на дорожке хрустел под чьими-то торопливыми шагами. От дворца шел Варка под руку с белобрысой красоткой. Свет из окон падал на террасу, создавая приятный полумрак. Варка был спокоен и сосредоточен, как у постели трудного больного. А вот девица вся трепыхалась. Трепетали локончики, кружевца и бантики. Остановились у перил. Варка смотрел на розы. Девица же, слегка запрокинув голову, смотрела на Варку и вдруг, всхлипнув, кинулась ему на шею, вцепилась в парня, как утопающий в обломок мачты. – Ой, Варочка, как хорошо, что ты тут! Я та-ак соскучилась: когда увидала тебя там, прямо глазам не поверила. Варка, как и следует, обнял ее, слегка похлопывая по спине, но ответил сурово: – А тебе никто не говорил, что двоемужество – это преступление? Карается законом. Каторжные работы за такие дела полагаются. – Матушка сказала, то не считается. Потому что война была и вообще. Ни гостей, ни свидетелей, ни платья. Только мы и священник. Разве ж это свадьба? Ведь ты никому не скажешь? – Кому я могу сказать? Жениху твоему прекрасному? – Ну да, конечно, – заторопилась девица, – он немолодой уже. И некраси-ивый, – вдруг взвыла она, снова уткнувшись в широкую Варкину грудь. – Барочка, что же мне делать?! У него изо рта па-ахнет! – А еще на нем корсет, – глядя поверх ее головы, заметил Варка, – только это не помогает. Брюхо все равно видно. И для здоровья вредно. У него и так геморрой. – Откуда ты знаешь? – Я травник или кто? – Барочка, придумай что-нибудь. – Могу его от геморроя вылечить. Запах изо рта отбить. Все это ерунда. Главное, чтоб человек был хороший. В ответ девица-красавица зарыдала еще сильнее и прижалась к Варке так, что затрещали планки ее собственного корсета. – Барочка, забери меня отсюда! – донеслось сквозь всхлипывания. – Да пожалуйста, – сейчас же согласился Варка, – пошли, пока тебя не хватились! Но тут красавица отпихнула его, отстранилась и даже отошла на шаг от греха подальше, торопливо расправляя платье. – Я не могу, – серьезно сказала она, достала откуда-то платочек, изящно высморкалась и принялась поспешно расправлять кружева и локончики. – Пойдем в зал, а то еще увидят. – Почему не можешь? – Мама, – снова всхлипнула заплаканная красотка, – я же думала, что никогда ее не увижу. Отца же убили… Ну ты же понимаешь, у тебя же тоже… всех. – Но я-то не женился на первой встречной. – Он не первый встречный. Он, может, первым министром будет. Доверенное лицо нового короля. Короля-то, ты небось знаешь, из фряжских земель пригласили. Он нашего роду, покойному Афанасию троюродный брат, но там родился, там и воспитывался. Устроит все на фряжский манер. При дворе весело будет. – Ага. Весело. То-то ты ревешь уже полчаса! И при чем тут твоя уважаемая матушка? – Понимаешь, мы очень, очень бедны. Платье это, и еда, и прислуга – все, все в долг. А мама так не привыкла. Она же не может в трущобах жить. Что же нам, в Норы перебираться? – А я слыхал, ей город пенсию платит. Как вдове героя. – Пла-атит. Так она же маленькая, пенсия-то. А у нас дом, слуги, опять же одеваться надо. Ну что ты на меня глядишь. Это у тебя нет никого. У вас у всех никого не осталось. А у меня ма-ама. Я не могу. Он обещал ее в столицу забрать, ко двору представить. – Вот и женился бы на ней. – Но как же, она же… Нет, не старая еще… но все-таки… Варочка, а вы правда летаете? – Нет! Это все сказки. – Так я и думала. Это Илка врал, чтобы меня позлить. – Угу. Сама знаешь, крайнов не бывает. – Вар, ну что ты несешь! Я ведь еще не забыла. Правда-правда! Она провела рукой над землей, и из травы немедленно поднялись прекрасные белые колокольцы. Закачались тихонько, хотя никакого ветра не было. – Вот, – гордо тряхнула бантиками красотка, – Фамка твоя любимая так никогда не сделает. – Здорово! – оценил Варка и, скривившись, сильно чихнул. Обр, как договаривались, сейчас же соскользнул с дерева, еще в полете развернул старый плащ и с маху набросил его на голову красавицы, закутав ее вместе с кудерьками, бантиками и пышными юбками. Даже рот успел зажать. Красавица мычала и брыкалась так, что потеряла изящные шелковые туфельки. Варка небрежно манул рукой, и она сразу ослабела. Мычать не перестала, но хоть не дрыгалась. – Ну, че стоим? – сказал великий травник, крепко стянув нижние края плаща вокруг торчащих оборок. – Взяли, понесли! – Не могу, – доложил Обр, – если я ее отпущу, она орать начнет. – Ладно, попробую сделать так, чтоб не орала. – А почему «попробую»? Ты же здорового мужика, Людвика этого, свалил почти не глядя. – Ты ее не знаешь. На нее ничего не действует. – Тогда кляп, – решил практичный Обр, – заткнем рот – и дело с концом. После этого его попытались укусить за палец. Но плащ был толстый, надежный. – Нет. Это нехорошо. Унизительно. Дама все-таки. Погоди, сейчас сосредоточусь. Но сосредоточиться ему не удалось. Сквозь бальную музыку пробился скрип песка под солдатскими сапогами. – Песья кровь! – прошептал Варка. – Беги и прячься! Встречаемся в тех развалинах. – Госпожа Илана, – донесся из темноты сочный мужской голос, – госпожа Илана, где вы? Варка вскочил на широкие гранитные перила, ловко принял у Обра извивающуюся ношу и прыгнул. Ноша, видимо, оказалась увесистой, сразу взмыть в небо не удалось. Обр, сейчас же нырнувший в спасительную темноту у корней дуба, не забыв сунуть в торбу брошенные туфли, похолодел от ужаса. Отпущенная девица поступила точно так, как он и предсказывал. Немедленно завизжала. Патруль вылетел на террасу. Бравые охранники бодро озирались, готовые хватать и тащить. У каждого, кроме палаша, еще и арбалет за спиной. Сейчас посмотрят вверх и… Не успев придумать ничего поумнее, Хорт завыл, сразу заглушив все подозрительные звуки. Водятся ли волки в этом роскошном саду? Вряд ли. Но получилось здорово. Солдаты моментально сбились в кучку, как трусливые овцы. И выражение лиц у них сделалось самое что ни на есть овечье. Огромная птица, медленно плывшая на фоне звездного неба, уже никого не интересовала. Все испуганно шарили глазами по кустам. Обр понял, что сейчас его найдут. Но тут самая перепуганная овца завопила диким голосом: «Мантикоры!» – и все кинулись ко дворцу, прихватив по дороге приличного, прекрасно одетого господина, восклицавшего: «Госпожа Илана, куда же вы исчезли?». Во дворце захлопали окна, загремели засовы. «Спасайтесь! Мантикоры!» – «Двери, двери затворяй!» – «Остановитесь! Там госпожа Илана!» – «Где моя дочь?!» Не дожидаясь, пока это выяснится, Оберон кинулся бежать и меж статуй двух полуобнаженных дев с кувшинами напоролся на второй патруль, спешивший к месту происшествия. Ну уж нет! Больше никаких походов под конвоем. Обр заорал: «Спасайтесь! Мантикоры!» – и понесся прямо на патрульных, целясь садануть кого-нибудь головой в живот. Патрульные попались впечатлительные и загодя расступились. – Чего орешь, парень?! – Мантикоры! – выкрикнул он прямо в нависшую над ним рожу. Рожа перекосилась и побледнела, а Обр резво нырнул в ближайшие кусты. Отбежав подальше, уселся под очередной липой, глотая ставший вдруг очень горячим воздух. Передохнув, повыл еще немного. Это не повредит. Интересно, кто такие мантикоры? Ну да ладно. Кто бы они ни были, в парке их точно нет. Сейчас солдатня успокоится и начнет прочесывать эти проклятые сады. Надо быстро выбираться. Вопрос, куда. Так, дворец этот ихний стоит на горе. Значит, надо под гору. Так он и сделал. Двигался быстро, это ж все-таки сад, а не Сиверская чащоба. Только белые истуканы, понатыканные там и сям, страшно раздражали. Да однажды с разбегу влез в болото, тоже обсаженное розами. Должно быть, бывший пруд. Остановился вовремя. Стена чернела в нескольких саженях. У стены отчетливо просматривались солдатские мундиры, сверкнула пуговица, белели начищенные портупеи. Двое. Попахивало дымом. Покуривают солдатики втихаря, хотя в карауле и не положено. Обр принялся красться по кустам. Ага. А вон еще двое. Часто поставили, не прошмыгнешь. Стоят спокойно. Значит, о происшествии еще ничего не знают. Но медлить нельзя. Оберон позволил себе подумать секунд десять, ничего не придумал и, прицелившись строго посредине между двумя караульными постами, ужом подполз к стене. Спасибо вам, крапива и лопухи! Хорошо, когда вас много и вы высокие. Но, чтобы перелезать через стену, придется встать.