– Я знаю. Но это не помогает. * * * На пустоши под лиственницей они оказались, шагнув прямо с порога ратуши. Варка приостановился, погладил корявый ствол, провел рукой по мягким иголкам. – Вот чего, – сказал он, строго глядя на Оберона, – я это сделаю. Должен сделать, пока могу. Громадные крылья распахнулись, закрыв полнеба. Обра сейчас же сбило с ног. – Предупреждать надо! – заорал он. – Иди спать. Завтра с утра ты мне понадобишься. – Сказал, оттолкнулся и улетел. Ишь, распоряжается. Оберон поднялся, потирая ушибленное место, проводил взглядом белую птицу, которая, сверкнув в лучах закатного солнца, затерялась среди тонких розоватых облаков. Поглядел в пустое небо и пошел к Нюське. Принес купленный в Бренне подарок – целую охапку ярких шелковых лент, всех цветов, какие нашлись у безмерно довольного дядьки на бреннском базаре. Нюська, тихо лежащая на высоких подушках, на подарок едва взглянула. Провела исхудавшей рукой по шелковой радуге и, нащупав запястье Обра, тихонько сжала его. То ли спит, то ли дремлет, то ли просто от слабости говорить не может. Обр стиснул ее лапку двумя руками. Если бы передать ей хоть частичку своей силы. Могут же крайны. Вот, рыжая точно может. Но, видно, тут и рыжая Жданка помочь ничем не могла. Постояла в сторонке, шмыгая носом, и шагнула прямо в широкое окно. Что-то их всех нынче летать потянуло. Ну, может, им от этого легче. Оберон летать не мог и потому остался сидеть, держа Нюську за руку и неизвестно на что надеясь. Глава 18 Разбудил его свист. Еле разогнувшись – так все затекло, – Обр присмотрелся к Нюське. Теперь она спала по-настоящему. Тихо, ровно дышала. Осторожно выглянул из окна. Короткая белая ночь уже кончилась. Светлое небо снова сияло розовым золотом. Под лиственницей, которая еще оставалась в тени, маячил Варка в длинном, до пят, сильно истрепанном плаще. На плече болталась полупустая торба. Обр решил не беспокоиться по поводу умывания, натянул куртку, спустился вниз, по пути завернул на кухню, прихватил кое-чего пожевать. – Пошли, – сказал Варка, крепко стиснув Оброву руку, – учти, там высоко. Придется прыгать. – Ладно, – отозвался Обр и сейчас же упал с высоты в две-три сажени в высокий, развесистый, полный мясистых лопухов и злющей крапивы бурьян. – Раньше выход был на второй этаж, прямо в спальню, – растолковал, поднявшись из бурьяна, покрытый цепкими колючками Варка, – а потом дом сгорел. Вот так и вышло. И верно, под ногами трещали скрытые в траве горелые доски, похрустывал битый кирпич. – А чего это темно так, – удивился Оберон, – вроде уже рассвело. – Это в Пригорье рассвело. Здесь белых ночей не бывает. – А где мы? – Далеко. Очень далеко. – А, – только и сказал Обр. – Вылезай, пошли отсюда. Вылезли, пошли по пустой узкой улице. Все дома заколочены, кругом поросшие травкой кучки старого мусора, битое стекло, черепица, какие-то тряпки. Но воздух теплый и пахнет приятно. Медом, что ли? Обр принюхался получше. – Что за запах? – Липы. Это ж Липовец. – Что овец? – Город так называется. Липы цветут. А еще розы. Хорошо. Раньше здесь только гарью пахло. Варка замотался в плащ, натянул капюшон на самый нос. – Тут чего, опасно? – обеспокоился Обр, вспомнив о своих обязанностях телохранителя. – Для кого как. Для тебя – нет. А я… я родился здесь. Знакомых полгорода. Увидят – разговоры всякие пойдут. А нам сейчас разговоры ни к чему. Переулочком дошли до кирпичной ограды. Варка перемахнул через нее почти не глядя, будто с раннего детства только этим и занимался. Скорее всего, так оно и было. За оградой оказался… Лес? Наверное, эти вот толстенные деревья и есть липы. – Сады наместника, – объяснил Варка, – пойдем через них. Так короче, да и не бывает тут никого. – Стой, а вон там кто? – встрепенулся бдительный Обр. – Где? – Вон, весь в белом. – A-а, это статуя. – Че? – Че, статуй никогда не видел? Ну, истукан каменный. Затея такая, для красоты. – А, видел, конечно. В Больших Солях стоит на площади. Некоторые из статуй валялись на земле, другие лишились головы и прочих важных частей тела. Кроме них, в садах оказались пересохшие фонтаны с искусственными водопадами, настоящие приятные ручейки и поляны, покрытые одичавшими розовыми кустами, которые все-таки пытались цвести. Шли вроде бы сначала в гору, потом под гору. Кое-где сквозь ветки деревьев проглядывали среди густой зелени плотно сомкнутые городские крыши, кусок стены с высокой башней, шпили и флюгера. Наконец снова уперлись в стену, преодолели ее без всякого труда и, спрыгнув, опять угодили в колючки. На этот раз в цветущий шиповник. Теперь городские крыши оказались почти под ногами. Очень близко был виден кусок изогнутой улицы. В отличие от первого переулка она была чистой. Дома лишь кое-где заколочены, а прочие подкрашены, починены, на крышах свежие заплаты. – Чего тут у вас было? – поинтересовался Обр. – Чума? Война? – Сначала война, потом чума, – сообщал Варка, стирая кровь с поцарапанной щеки. – Вот, смотри. Вон тот дом, с голубями, видишь? – Ну. Трехэтажный дом с двумя голубками по обе стороны слухового окна был когда-то розовым, но это осталось в далеком прошлом. Зато все окна были целы и чисто вымыты, порог выскоблен, новая дверь свежепокрашена. – Мне надо попасть на второй этаж. Во-он то окно, справа. – А через дверь нельзя? – Не-а. Через дверь в этом доме я могу только получить по шее. Дымоход у них узкий. Влететь прямо в окно тоже не получится. Тесно там. – Украсть чего-нибудь хочешь? – Угу. Чужую жену. – Что, опять? Слышь, может, лучше коня украдем? – Не. За коня убить могут. Все. Кончай болтать. Солнце уже встало. Значит так. Сейчас откроется дверь и выйдет служанка. – Откуда знаешь? – День базарный. Значит, она с утра пораньше куда пойдет? – На базар. – Правильно. Она, стало быть, пойдет, а ты встретишь ее вот тут, где Цыплячья улица в гору поворачивает и мимо садов тянется. Осторожно подойдешь и начнешь ухаживать. – Не, я не умею. – Да тебе особо и не надо. Просто проводишь до рынка и по дороге расспросишь так осторожненько, что поделывает ее хозяйка. Точнее, хозяйская дочь. – Ладно, попробую. – Ты прямо-то не спрашивай. Обидится, сразу поймет, что ты к ней только ради этой самой дочери подкатился. Ты обиняком. Мол, все говорят, что красивей вашей Иланы никого нету, только это вранье. Ты мол, гораздо лучше. Как бы тебе такие же наряды, еще неизвестно, за кем бы городские щеголи бегали. Понял? – Да. А если она страшная, служанка-то эта? – Не имеет значения. Кстати, она вполне ничего себе. Даже симпатичная. Если только не выгнали. У госпожи Град прислуга долго не держится.