– Выжил, как видишь, – усмехнулся он, – дело нехитрое. Расшибся, конечно. Рука, вишь, не слушается. Но все ничего. Очухался. Они тогда все тебя ловить кинулись. А я сутки в лесу отлежался, потом добрел до Больших Солей. Там сколько-то провалялся. – У Магды? – Нет. У меня другая нора была. Тайная. Потом нашел дружка, он меня на подходящую лодью пристроил. Не даром, конечно. Руку вот жалко. Эх, тебе бы пораньше завыть или повременить чуток! Обр расстроенно вздохнул. – Мне тогда по голове сильно дали. Соображал плохо. – Да ладно! Ты себя не вини. Живые выбрались, и хорошо. Правда, по карманам работать я уж не могу. В пешие стрелки перешел. – Так уж и в стрелки? – ужаснулся Оберон: стрелками на Маркушкином языке именовались нищие. – А Корню этому дань, что ли, платишь? – У Корня я в доле, – ухмыльнулся старый вор. – А, – с облегчением вздохнул Обр. Значит, не все так плохо. Маркушка, ясное дело, – не простой нищий, а наводчик, да, как видно, из главных. Иначе бы в долю его не брали. И Корень этот, видно, его уважает. – Ты-то как выжил? Хорт пожал плечами. История была длинная, рассказывать он никогда не умел, да и сил сейчас не было. – А это тебе кто? – Жена. – Ух ты, еж рогатый! Значит, правду люди говорят: Хорта-висельника девица от казни спасла? – Правду. – А самого-то тебя зачем сюда принесло? – Надо было. – А зря! Тут у нас дела веселые. С полуночи облава идет. И, заметь, хватают все больше молодых, у которых еще борода не растет. Не только стражники работают. Личная охрана князя тоже старается. Я прямо весь в тоске и печали. Не убил ли кто-нибудь нашего Доната? – Не убил, – сквозь зубы выдавил Обр. – Отчего же не убил-то? – ласково поинтересовался Маркушка. – Не смог. – Угу. Ну, какие твои годы. Сейчас не смог, потом как-нибудь сумеешь. Маркушка присел на корточках перед печкой. Застучал нож, кроша на щепы какую-то деревянную рухлядь. – Я же вашу породу знаю. Теперь ни есть, ни спать не будешь, пока снова его не достанешь. Или тебя достанут. Это уж как повезет. Хоть всю жизнь на это положи. Кто я такой, чтобы Хорту указывать. Отложил нож, распахнул дверцу, начал засовывать щепки в печку. Свет от пламени играл на его остром лице, глаза, как у лесного зверя, вспыхивали красным. – Ну, а сейчас что делать думаешь? – наконец спросил он. – Не знаю. У меня вот. – Обр тихонько взял Нюську за руку. – Нам к лекарю надо. Выведи нас отсюда, а? – Вывести – дело нехитрое. Это можно. Это запросто. Отсюда – и прямиком в застенок. Таких дурней, как ты, обязательно взаперти держать надо. Или сразу вешать. Чтоб не мучились. Я тебе про что битый час толкую? Не понял? Облава идет. Кого ловят, напомни мне? – Меня, – признал Обр. – Молодец! Догадливый. Один ты, может, и ушел бы, а вот с ней… – Я ее не оставлю. – С ней тебя живо схватят. Тебе бы из города выскользнуть, а как вы вместе? На руках понесешь? – У меня конь, – заторопился Хорт, – настоящий, не кляча какая-нибудь. Мне бы только до «Доброй кружки» добраться. – Не доберешься. Схватят. – Маркушка… – Кому Маркушка, а тебе господин Марк. – Марку-ушка. Обр легко вздохнул и, как в детстве, уткнулся лбом в жесткое плечо старого вора. – А я тебя в Лодье мертвых видел. – Эх ты, поскребыш! Со страху чего только не увидишь. От грубой Маркушкиной куртки привычно пахло горячо любимой им можжевеловкой и горьким дымом городских улиц. На затылок на миг легла тяжелая рука, забрала в горсть волосы на загривке. – Ладно, поскребыш. Говори, где твой конь. – Так он к тебе не пойдет, – испугался Оберон. – Ко мне кто хошь пойдет. Учить меня еще будешь! – Только верхом на него не садись. – Что так? – Убьет. – Хм. Это мы еще поглядим. На, девке своей еще попить дай. Отсюда ни шагу! Сюда кто придет – язык не распускай. В случае чего – дерись. Ну, да тебя учить нечего. Повозился в темноте, наматывая на себя какое-то тряпье, и исчез совсем не в той стороне, где, как казалось, был выход. Только скрипнуло что-то, да сквозняком пахнуло. Обр растянулся под боком у Нюськи, позаимствовал у нее край шубы. Девчонка дышала нехорошо, прерывисто и часто. Но ведь дышит, живая, никуда не делась. Печка прогорала, огненные отсветы на стенах погасли, скоро стало совсем темно. Снаружи по-прежнему доносились редкие, глухие вздохи ветра, время от времени в стенку, которая здесь плавно переходила в потолок, принималось стучать что-то. То ли дождь, то ли снег. Внутри тоже не было полной тишины. Слышались осторожные шаги, тихий говор, крысиный писк, стук жестких коготков по старому дереву. Спать по-настоящему Хорт опасался. Подремывал вполглаза. Время тянулось медленно. Ноябрьские ночи долгие. Должно быть, он все-таки заснул. Проснулся от громкого ворчания над самым ухом. Сразу же сел с ножом в руке, готовый немедленно драться. В каморке, при свете крохотной коптилки снова возился Маркушка. – Ну, поскребыш, ну и натворил ты дел! Обр вздохнул. – Я тут порасспросил кое-кого. Оказывается, ищут того, кто на князя волков натравил. А другие говорят, наоборот, от волков спас. И тому, кто его укажет, награда немалая. Я-то видел, как ты с волками, будто с псами. Только вранье все это. Ножичек у тебя в крови. – Это лошадиная, – пробормотал Хорт. – Дай-ка, гляну. Обр покорно протянул нож и тут же получил затрещину. – Сколько раз я тебе говорил – оружие чистить надо. Вот уже ржавчина показалась. Дубина ты лесная, неотесанная! Было тебе сказано – не доверяй никому! Ножичек-то тю-тю. Сам отдал. – Маркушка! – Заладил: Маркушка, Маркушка. Думаешь, много радости было за тобой ходить, сопли вытирать? Он, видите ли, Хорт, древний род, белая кость. Пупырь на ровном месте! Волчонок поганый. Сколько крови ты мне перепортил! Да и вся твоя родня – вот! – Маркушка чиркнул лезвием ножа по заросшей седой щетиной шее. – Да не трясись. Ты ж Хорт, тебе нельзя! Выпущу я тебя, выпущу. А там уж пеняй на себя. – Маркушка… – потрясенно пробормотал Обр. Волчьим своим слухом он уловил за дощатой стенкой стук копыт, голоса, нетерпеливое ржание. – На награду позарился? – Стало быть, позарился. Мне на старость деньги нужны. Нету никакой воровской поруки. И у Обра больше никого нет. Только Нюська. Нюська-то пропадет теперь. Хорт прищурился, подобрался. Горевать о Меркушкиной подлости будем потом. Сейчас действовать надо. Бросаться с голыми руками на вооруженного ножом Маркушку он не мог. Да и в честном бою вряд ли одолел бы. Хотя кто знает… Теперь у него рука… Старый вор замер, следил за ним неотрывно. – Ну, выбирай, какого тебя им выдать. Живого или мертвого? Мне без разницы, да и им, по-моему, тоже. – Вы, дяденька, неправду говорите.