Харви 20.00, среда, 19 ноября 2014 года Харви Робертс стоял среди безмолвных черных дюн и выкрикивал в ночь имя своей дочери. Он охрип, и его ноги горели от ходьбы вверх и вниз по замерзшему песку. Сердце Харви отяжелело от все усиливающегося чувства, которое было ему слишком хорошо знакомо. Это было то самое чувство, которое он испытал в ночь, когда умерла Лиз. Чувство безнадежности и неизбежности. Битва была проиграна; он ничего не мог сделать, чтобы помешать морскому приливу, который собирался забрать его дочь. – Джессика! – в ночи раздавалось эхо десятка голосов полицейских. Его злость на Ребекку начала утихать. Возможно, это было как-то связано с тем, что он поговорил с Сесилией. Теперь и Ребекка должна была встретиться с ней. Харви провел с Сесилией всего несколько минут, но все равно знал, что она говорит правду. Все, что она говорила, было стройно и понятно. У Ребекки не было ничего общего с Гарриет – ни внешне, ни по характеру. Это всегда его поражало, но он никогда не говорил об этом вслух. Сесилия знала так много, что ее рассказ просто обязан был оказаться правдой. Она поведала ему о встрече с Ребеккой в Гринуэйс, о той ночи, когда погибли родители Ребекки, о Гарриет. В глубине души он подозревал, что Ребекке всегда было известно: ее семья была совсем не такой, какой выглядела на первый взгляд, а ночь, разрушившая их жизни, поджидала и ее в течение многих, многих десятилетий. Ребекка всегда была потерянной. Это выводило Харви из себя: она никогда не могла усидеть на месте, перестать корить себя, пытаться убежать от самой себя или своего прошлого. Но возможно, все это время именно он был виноват, пытаясь заставить ее забыть об этой ночи, никогда больше ее не вспоминать и не говорить о ней. Он так хотел убедить ее в том, что за дверью никого не было. «Должно быть, раскат грома. Наверное, тебе послышалось». Он утверждал, что любил ее, но все всегда должно было быть на его условиях. Даже сейчас, спустя полвека, та ночь по-прежнему определяла их судьбу, и сегодня это стало ясно, как никогда прежде. Сесилия страдала от постродового психоза – как и Ребекка. Значит, и у Джесси он был? Склонность к психозу была у Ребекки в ДНК, но Харви так и не смог понять, как с этим жить, и наказал ее за это. Он забрал у нее ее дочь. Слово «хватит» всегда звучало просто из уст Лиз. Ей было так легко убедить его, что сложившееся положение дел не пойдет на пользу ни Джесси, ни ему, что он имеет право думать в первую очередь о себе и о дочери. Он так устал, и когда Лиз захотела взять бразды правления в свои руки, он позволил ей это сделать. Самые яростные критики женщин – это сами женщины, часто говорила ему Ребекка. «Все это слишком несправедливо по отношению к Джесси, – прозвучал в его ушах голос Лиз, ясно, как и несколько десятилетий назад, и он почувствовал, как она мягко накрывает его руку своей. – Нам нужно обозначить границы. Ребекка не может просто так заявляться сюда, когда ей вздумается, и заставлять нас всех плясать вокруг нее. Находиться в машине по два часа в день, оставаться в больничных яслях до самого закрытия – все это слишком вредно для Джесси. А что, если Ребекке снова станет плохо? Кому потом все расхлебывать, снова нам?» И он выбрал самый простой путь, придумал границы и правила – все ради Джесси. Он облегчил жизнь самому себе, усложнил ее Ребекке… И разрушил отношения Ребекки и Джесси. История повторялась. На самом деле все дело было в страхе. Он слишком боялся Ребекки и ее психоза, слишком боялся, что ему снова придется вернуться в ту ночь и смотреть за тем, как она переживает ее снова и снова. Прошлое повторялось по кругу. Вот он снова здесь. Близится полночь. Штормовое море. Морозная ночь. Крики. В такие ночи они с Ребеккой убегали в свое убежище и разговаривали при свечах, играли, смеялись. Из всего мира оставались только они двое в безопасном месте, где никто не смог бы их найти. Харви услышал, как кто-то выкрикнул его имя, и в тот же миг понял, где находится Джесси. Свет фонаря, медленно скользивший по песчаным холмам, вдруг начал двигаться быстрее. – Харви! – раздался чей-то крик, на этот раз ближе и отчетливее, и свет фонаря замелькал еще быстрее. Он вдруг понял, что все это время у него в кармане звонил телефон. Это была детектив-инспектор Галт. – Мистер Робертс, нам позвонил офицер по связям, который сейчас находится с Ребеккой Уотерхаус. Под домом есть бомбоубежище? – Да, но оно закрыто. – В него можно войти через дом? – Ее голос звучал крайне встревоженно. – Раньше под лестницей был вход, но потом его заделали, – однако, говоря это, Харви уже знал, что Джесси как-то смогла туда попасть. – Есть еще один вход, на кукурузном поле, за домом, но он уже много лет как закрыт. – Он побежал по ступенькам, ведущим к «Сивью». – Там массивная дверь, замок совсем проржавел, и ее всю наверняка засыпало листвой. Как Джесси могла туда спуститься? – Ребекка сообщила, что Джесси могла завладеть дневником Гарриет Уотерхаус и что единственное место, где он мог бы быть, – это бомбоубежище. Возможно, Джесси удалось получить туда доступ до того, как она родила ребенка, а затем она вернулась туда уже вместе с дочерью. Перепрыгивая ступеньки, дважды чуть не споткнувшись, Харви стал подниматься в поле, расположенное между домиком и фермой. Он глубоко, до боли в груди вдыхал морозный ночной воздух и спешил дальше. Подняв на мгновение голову, он увидел, как два полицейских и владелец фермы бежали к «Сивью». – Если не сможете найти вход на поверхности, будем вскрывать проход под лестницей, – сказал Харви один из догнавших его полицейских. Харви охватила тревога. Почему он раньше не подумал о бомбоубежище? – Мы засеяли его травой, – сказал Харви, устремляясь туда, где, как подсказывала ему память, находился вход, – чтобы никто не узнал, что он здесь. Да где же он? – У него кружилась голова, и от холодного воздуха и всех потрясений последних нескольких дней он терял способность ясно мыслить. – Нашел! – крикнул полицейский. Его фонарик высветил большую круглую бетонную плиту, в центре которой виднелся стальной штурвал. Харви наклонился и стал поворачивать ржавое колесо, пока то со скрипом не подалось. Он с легкостью открыл люк, за которым оказалась тяжелая железная лестница, установленная его отцом в первые недели Второй мировой войны. – Держись, Джесси! – выкрикнул Харви и нагнулся, собираясь спускаться. Детектив-инспектор Галт, успевшая подбежать к ним за минуту до этого, положила ему руку на плечо. – Харви, подождите! Мы не знаем, что нас там ждет. Ребенок может быть в критическом состоянии. – Да знаю я! Именно поэтому я туда и иду, – в отчаянии выпалил он. Детектив-инспектор Галт взяла его за руку. – Вы должны понимать, что нашим приоритетом является девочка. Если Джесси находится там и откажется отдать нам малышку, мы будем вынуждены применить силу. Нужно работать сообща. Харви высвободил руку и стал спускаться по кованым железным ступенькам, которые были знакомы ему с самого детства. – Я вижу свет! Кажется, она там! – воскликнул он, спустившись на несколько ступенек вниз. Его голос дрожал. Детектив-инспектор Галт протянула ему фонарик. – Немедленно вызывайте две машины скорой помощи! – крикнула она коллеге. Харви вгляделся в глубь темного тоннеля. Казалось, что на круглых стенах отражалось что-то вроде света свечи. Осторожно спускаясь по лестнице, он уже слышал голос Джесси, но пока что не мог разглядеть ее, и то, что ему предстояло вот-вот увидеть, заставляло его сердце замирать от страха. Наверху ступени гулко заухали под ботинками детектива-инспектора, следовавшей за ним. Как только Харви оказался внизу, он различил вдалеке тихий плач дочери. – Я ее слышу, – сказал он, подняв голову. – Она здесь, внизу. Джесси… это я, папа. Я пришел к тебе, родная. – Папа, скажи, чтобы они ушли! Пожалуйста, я не хочу их видеть, они хотят поранить Элизабет. Папа, прошу тебя, не пускай их сюда. – Ее голос был слабым. – Джесси, как же я рад тебя слышать. С Элизабет все хорошо? Нет ответа. Малышку совсем не было слышно. Детектив-инспектор Галт оказалась рядом с Харви, и тот снова позвал Джесси. – Можешь подойти, но только ты! Больше никого, – прошипела она. – Не волнуйся, Джесси, дорогая. Со мной женщина, она из полиции, помогала мне тебя найти. – Папа, нет, умоляю! – выкрикнула Джесси в истерике. Детектив-инспектор Галт сделала шаг вперед, и свет ее фонаря упал на сгорбленную фигуру в углу маленькой промозглой комнаты. Харви увидел Джесси, и его сердце замерло. Ее бледное лицо было все в пыли, одежда посерела от грязи. Она поднесла руку к лицу, закрывая глаза от яркого света, и он увидел обмякшее тельце малышки Элизабет у ее груди. Джесси сидела на чем-то вроде перевернутого книжного шкафа, на полу перед ней лежала открытая консервная банка и бутылка с водой. На стопке книг возле Джесси горела одна-единственная свеча. В воздухе стоял запах сырости, а вокруг были разбросаны обломки ненужной мебели. – Боже мой! Джесси! – воскликнул он. Джесси прижала Элизабет к груди. – Не подходите! Из-за лекарства, которое ей давали, ей стало только хуже. Посмотрите на нее! Я никого к ней не подпущу! Ее крики гремели, отражаясь от стен убежища, а безжизненное тельце Элизабет повисло у нее на руках, словно тряпичная куколка. – Джесси, вашему ребенку очень плохо, нужно как можно скорее доставить ее в больницу, – как можно спокойнее произнесла Галт. – Нет, только не в больницу! Там ее пытались убить! Детектив-инспектор Галт подала Харви знак, и они поспешили вернуться к лестнице. – Ничего не выходит, – шепнула она. – Ребенок без сознания. Мне нужно больше людей. Постарайтесь по возможности ее успокоить. Боюсь, какое-то время нам придется сдерживать вашу дочь. Вы меня понимаете? Нужно сейчас же доставить ребенка в больницу. Вдалеке послышался вой сирен. – Я помогу держать Джесси. – твердо сказал Харви. Детектив-инспектор Галт помедлила. – Хорошо, но она будет вырываться изо всех сил. Хватайте ее за одну руку, я возьму другую. Держите ее как можно крепче. Повторяйте ей, что с ней все будет хорошо, что она может вам доверять. Мы заставим ее отпустить ребенка. Вы готовы, Харви? – Папочка, где же ты? – Джесси заплакала навзрыд. – Пап, не дай им ее забрать. – Готовы? – спросила детектив-инспектор Галт. Рядом с ней появилось еще трое полицейских.