– Но сейчас я просто хочу поскорее найти сестру. Пожалуйста, Джейн. Мне известно, что у малышки инфекция, у нее мало времени. Позвольте узнать у вас всего одну вещь, и я уйду. Прошу вас. – Простите, но мне нельзя с вами разговаривать. Из-за вас у меня будут неприятности. Я все уже рассказала полиции. – Джейн повернулась, чтобы закрыть дверь. – Я понимаю, но нам совсем ничего не говорят. Не рассказывала ли Джесси что-нибудь про свою семью? Может, про нашу мать, Ребекку? Обычно они не так часто видятся, но Джесси приезжала к ней домой в прошлую пятницу. У нашей матери был психоз, когда Джесси родилась, она при вас не упоминала об этом? Снова начал моросить мелкий дождь. Джейн выглядела разбитой, словно она не спала всю ночь. По ее бледной, осунувшейся щеке скатилась слеза. – Она ничего не говорила мне о своей матери. – Понятно… Спасибо вам, – пробормотала Айрис и повернулась, чтобы уйти. – Но она вспоминала свою бабушку. – Бабушку? – Айрис замерла от удивления. Джейн кивнула: – Да, она сказала, что у ее бабушки после родов был психоз и что ее поместили в психиатрическую лечебницу, а девочку забрали. Мы немного поговорили о том, как сильно все изменилось за это время, как сейчас врачи стараются сделать все возможное, чтобы не разлучать мать и ребенка. Но я не поняла, как плохо ей было… И никогда не прощу себя за то, что не уделила ей больше времени. Простите. – Вам не за что извиняться. Вы мне очень помогли, спасибо, Джейн, – проговорила Айрис, все еще в растерянности от ее рассказа. Но как Джесси могла знать о Сесилии? Это было совершенно невозможно… Она подходила к такси, когда у нее зазвонил телефон. На экране высветилось: «Майлз». – Сейчас же скажи мне, что это все неправда! – рявкнул он в трубку. – Джессика Робертс твоя сводная сестра? – Майлз, я… – Я не люблю, когда мне лгут. Возвращайся домой, Айрис. Завтра первым же делом ко мне в офис. Думаю, нам нужно будет немного поболтать о твоем будущем. К Джейн Треллис поедет другой репортер. Майлз бросил трубку, и прежде, чем Айрис успела прийти в себя, телефон снова зазвонил. Это была Ребекка. Айрис столько всего хотела рассказать матери, что не знала, с чего начать. Она чувствовала себя совершенно вымотанной. Судя по всему, она потеряла работу, мужа, а вместе с ним и дом – и все за один день. – Привет, мам. Как ты? Айрис села в такси и закрыла дверь. – Какой адрес, мэм? – Мама? Есть новости от Джесси? – Айрис не на шутку встревожилась. – Мам? – Нет, дорогая, не совсем. Меня только что попросили приехать в больницу Святого Дунстана и встретиться с пожилой дамой, которая утверждает, что она моя мать. Так абсурдно!.. И так больно… Наверное, кто-то позвонил после пресс-конференции и решил устроить телефонный розыгрыш, и теперь я должна тратить на это время вместо того, чтобы сосредоточиться на поисках Джесси. Айрис сделала глубокий вдох. – Ее случайно не зовут Сесилия Бартон? Последовала долгая пауза. – Откуда ты знаешь? Боже мой, да что происходит, Айрис?! – Мам, ты должна поехать к ней. – Айрис, мы все еще не знаем, где Джесси!!! – Она знала об этой женщине, мам. Она говорила о ней в больнице. С акушеркой. Давным-давно у Сесилии Бартон случился послеродовой психоз, и ее положили в психиатрическую лечебницу Гринуэйс. В то время Джейкоб работал у нее в поместье, оно называлось Норткот. Мама, ты ее точная копия, – тихо подытожила Айрис. – Знаю, тебя воспитала Гарриет, но нельзя отрицать, что у тебя могла быть другая биологическая мать. – Пожалуйста, Айрис… Не надо сейчас об этом, – произнесла Ребекка, помедлив. – Мама, ты должна поехать к Сесилии. – Айрис, нет! Это все какой-то ужасный абсурд! – По голосу Ребекки было слышно, что она была на грани нервного срыва. – Мам, все будет хорошо, – попыталась успокоить ее Айрис. – Это просто какая-то бессмыслица. Гарриет никогда бы так со мной не поступила. Она не могла врать мне всю жизнь, – отрезала Ребекка. – Мам, Джесси говорила акушерке, что ее бабушку поместили в психиатрическую лечебницу, потому что у нее был послеродовой психоз – и что Гарриет забрала тебя у нее. Как думаешь, могла Джесси как-то узнать об этом??? Могла Гарриет доверить кому-то свою тайну? Повисло долгое молчание. – Нет. Моя мать была очень закрытым человеком. Если она когда-то и рассказывала эту историю, она могла остаться только в ее дневнике, – тихо сказала Ребекка. Айрис задумалась на минуту. – А могла ли Джесси найти дневник Гарриет? Прочитать обо всем этом? Где бы он мог быть? – Понятия не имею, Айрис. Разве что… Моя мать иногда убегала в бомбоубежище – там мы прятались от отца. Но вход туда сейчас запечатан. Харви сказал, что мы не сможем туда попасть. Теперь дом принадлежит другой семье, и я ни за что не поверю, что дневник еще там. Да и Джесси, с малышкой на руках, не смогла бы попасть туда без чьей-то помощи. – Но она должна была найти дневник. Как еще она могла обо всем узнать? – выпалила Айрис так быстро, что ее слова слились в один стремительный поток. – Айрис… Когда мы встретились с Джесси, она сказала мне кое-что. Что моя мать жила во лжи. Что, возможно, я знаю свою мать совсем не так хорошо, как мне кажется, что у всех нас есть секреты. Айрис, ты должна поехать в «Сивью»… Во что бы то ни стало тебе надо попасть в то бомбоубежище. Я сейчас же скажу офицеру. – Хорошо, уже еду. А ты, мама, должна поехать в больницу. Прошу, пообещай мне, – взмолилась Айрис. – Ради Джесси. – Хорошо, Айрис, обещаю, – сказала Ребекка и повесила трубку. Айрис наклонилась к водителю. – Спасибо, что подождали. Пожалуйста, отвезите меня в бухту Уиттеринг. Это очень срочно. Глава тридцать первая Я просыпаюсь, когда за окном уже темно. В комнате, излучая мягкий свет, горит лампа. В отделении так тихо, словно пробил час ведьм. Рози, Харви и та дама из полиции ушли. Я совсем одна. Зная, что начну снова задыхаться от кашля, если буду долго лежать, я пытаюсь приподняться. Теперь на лице у меня постоянно маска, и в ушах всегда шипит кислород, напоминая шум моря. Все тело болит, а ноги жжет так, словно они в огне. Я делаю медленный вдох, и легкие безжалостно хрипят мне в ответ, хотя я всего-то пытаюсь остаться в живых. Знаю, мне недолго осталось, но умирать – непростой труд; ничто не хочет происходить само по себе. И дело не в физической оболочке, дело в моей душе. Кем я была в жизни, какой меня запомнят… Я просто не могу уйти, не попрощавшись со своей малышкой. Не могу умереть, не попросив у нее прощения. Люди часто боятся, что навлекут на себя смерть, если будут говорить о ней. Они говорят, что не верят в нее, и думают, что это поможет им остаться незамеченными. Теперь же, когда смерть пришла за мной и стоит здесь, рядом с моей кроватью, я не могу позволить ей забрать меня, прежде чем я смогу избавиться от бремени моей с Гарриет истории. Дверь открывается, и в палату входит медсестра, которая везет какой-то медицинский прибор. Без всякого сомнения, он покажет ей, что у меня высокая температура, что пот и хриплый кашель свидетельствуют об инфекции, что выданные мне антибиотики не помогают. Это вторая медсестра, та, что была бодрее. Она начинает с рвением взбивать мне подушки, чтобы сделать мое изголовье повыше, затем снимает с моего лица маску, кладет мне в рот градусник и надевает на руку манжету тонометра. Пока она все сильнее и сильнее сжимает мою руку, медсестра сообщает мне, что врач скоро будет проводить осмотр и что, возможно, понадобится сделать еще один снимок. Она трудолюбивая, собранная, настоящий профессионал своего дела. Но где же Рози? Не может быть, чтобы эта сестра оказалась человеком, с которым я проведу последние моменты своей жизни. Мою голову пронзает сильная боль, и я начинаю потеть так сильно, что простыни подо мной становятся влажными. Сестра заканчивает мой осмотр, и я успеваю задремать, а когда просыпаюсь, у моей кровати стоит голубоглазый врач в очках. Он просматривает мои записи и тихо разговаривает со своим коллегой. Я вдыхаю и выдыхаю, слушая, как хрипят мои легкие. – Похоже, несмотря на антибиотики и кислород, пневмония дала осложнения. У нас в запасе есть еще только один вариант – аппарат искусственной вентиляции легких в отделении интенсивной терапии, однако я не уверен, что это будет правильно в нашем случае. Вы очень слабы и можете этого не пережить. Время замирает. Я ничего не чувствую, ничего не думаю. Губы врача шевелятся, но я не слышу, что он говорит. Сколько я себя помню, я всегда боялась жизни, а не смерти. Жизнь словно была мне неподвластна, она проходимо мимо меня – но я не умру так, как жила. Уже слишком поздно менять прошлое, но я все еще могу взять под контроль настоящее. Я снимаю маску и спрашиваю о Рози. – Это сиделка, которая навещала Сесилию, доктор, – поясняет медсестра. – Кажется, она только что ушла. Доктор долго смотрит мне в глаза, и я смотрю в ответ. Он просит медсестру выяснить, находится ли еще Рози в больнице, обещает увеличить мне дозу обезболивающего, просит сообщить, если мне захочется кому-то позвонить. Они уходят, и я остаюсь одна, падая в бездну страха. Я боюсь, что уже слишком поздно, что я больше никогда не увижу Рози – и свою дочь тоже. Медленно поворачиваю голову, смотрю в окно; вижу женщину в синем пальто, которая уходит из больницы. По ее походке и красивым длинным волосам я понимаю, что это Рози, но я бессильна как-либо ей помешать. Мне хочется встать с кровати, стучать по стеклу, кричать ей, умоляя ее вернуться, – но я могу только смотреть, как она уходит. Внезапно я снова оказываюсь в Гринуэйс. Я стою у зарешеченного окна, и мне видно, как Гарриет уводит моего ребенка. Тогда я была в силах стучать по стеклу, и когда Гарриет и моя пятилетняя дочь обернулись и посмотрели на меня, мне стало ясно, что я была права, а врачи ошибались. Они пытались убедить меня в том, что я утопила свою малышку, что я забрала ее с собой в море, что ее так и не нашли. Но они ошибались. Я оставила ее в пещере – и Гарриет нашла ее. У девочки, державшей Гарриет за руку, были мои волосы. У нее были мои глаза. Она была моей. Глава тридцать вторая