В свете нарастающей угрозы со стороны бандитов и мародеров все крепкие здоровьем граждане префектуры Драйп приглашаются вступать в ряды народной милиции. Каждый участник сам отвечает за свое вооружение и снаряжение. С согласия Синедриона Архонтесса обещала каждому бойцу ополчения половину добычи, отобранной у «гнилых». Из обращения Кайда, губернатора провинции Драйп Ава Сайд насыпала совком в лоток немного руды и осторожно покачала его взад и вперед в быстром ручье. По мере того как вода струилась по насечкам, пестрая смесь постепенно разделялась по весу на различные части. Тяжелые металлические предметы – ржавые гвозди, обломки инструментов и детали машин – сверху; более тонкие и легкие вещи – смятые консервные банки, осколки стекла, битая керамика и фарфор – посередине; а все самое легкое – кусочки разноцветной пластмассы, некоторые с заключенными в них электронными компонентами, похожими на сверкающие драгоценные камни, – внизу. Ава покачала головой. Хотя она занималась разработкой мусорных приисков с тех самых пор, как только начала ходить, изобилие, в котором жили древние, не переставало ее поражать. – Ава, мы подумываем закончить на сегодня. – Говорившим был Шоу, младший брат Авы. Все еще по-детски пухленький, подросток попытался нахмуриться, чтобы изобразить серьезность. Позади его приятели уже собирали свои принадлежности и ведерки с находками. В свои двадцать пять Ава была старше большинства других старателей. И, поскольку лишь ей когда-либо доводилось покидать пределы префектуры Драйп, к ней относились как к предводителю – она была старшей сестрой для всех, а не только для Шоу. Ава подняла взгляд на солнце, все еще висевшее в нескольких локтях над западным горизонтом. – Так рано? У нас еще полно работы. Шоу смущенно почесал затылок. – Мы тут подумали о том, чтобы сходить к Фей Суэлл… У Авы потемнело лицо. – На кой ляд вам сдалась эта безрассудная женщина? Помяните мое слово, она навлечет беду на всех, кто с ней свяжется… – Фей предлагает всем купить оружие в долг, так что никаких денег нам не нужно. Я неплохо стреляю из лука, а в прошлом году расправился палкой с двумя шакалами, она меня видела… – Значит, ты все еще хочешь пойти в милицию. Я больше не собираюсь с тобой спорить. Дело тут не в деньгах, и мой ответ – категорическое «нет». Отвернувшись от брата, Ава, кряхтя, вытащила из воды лоток. – Помоги, – смягчив тон, добавила она. Шоу беспомощно оглянулся на своих приятелей. Ава не обращала внимания на их осуждающие взгляды. Вздохнув, парень присел на корточки рядом с сестрой и принялся разбирать мусор. Они работали быстро, но осторожно. Мусорные прииски были полны битого стекла, ржавых бритвенных лезвий и острых иголок, несущих проклятие древних. Многие старатели умирали от таинственных болезней, полученных из-за уколотого пальца или порезанной ладони. Для защиты брат и сестра были в перчатках, сшитых Авой специально для этой цели. На приисках было полно тонкой пленки и пластиковых пакетов, нередко покрытых красочными рисунками и непонятными словами. По большей части старатели отбрасывали их прочь как пустую породу. Однако Ава придумала, как разрезáть пластик на тонкие полоски и скручивать в нити, которые она затем сплетала в прочную ткань. Перчатки из такой ткани получались долговечными, функциональными и очень красивыми. К настоящему времени практически у всех старателей имелось по паре таких вот подаренных Авой перчаток. Четыре руки танцевали в мусоре, облаченные в красивую мозаику, собранную Авой из того, что осталось от минувшей эпохи: взлетающий в небо феникс, падающий кленовый лист, распускающаяся роза, кролик с опущенными ушами… Брат и сестра молча разбирали содержимое лотка по ведеркам с находками. За кило металлов можно было выручить несколько центикредитов, но самой ценной добычей были электронные компоненты на пластмассовых платах. После того как припой выплавляли, детали извлекались, и за каждую, которая оказывалась работоспособной, можно было получить по несколько кредитов. Каждому старателю было известно предание об одном знакомом одного знакомого, которому как-то посчастливилось найти какую-то редкую микросхему и выручить за нее сотню кредитов в Вустере или Роанфлэре. – Говорят, если посчастливится напороться на гнездо «гнилых», – вздохнул Шоу, – каждый получит столько, что хватит, чтобы накупить продуктовых пайков на три года… – Еды у нас достаточно, – перебила его Ава. – Ты действительно думаешь, что сражаться с «гнилыми» так же просто, как охотиться на белок? А что, если ты наткнешься на Раскрывшуюся крысу? Предоставь воевать армии. – Не обязательно тратить деньги на покупку продуктовых пайков. Можно будет их откладывать, а затем купить подарки для рекомендательной комиссии… – Для рекомендательной комиссии? Значит, вот в чем все дело! – Голос Авы снова стал жестким. – Ты забыл, что сказала перед смертью мама? – Нет, – угрюмо буркнул Шоу. – Но я не хочу всю свою жизнь копаться в кучах отбросов! Ава заговорила не сразу. Она постаралась сохранить свой голос спокойным. – В Драйп-Тауне ты бывал только в базарный день, но ты никогда там не жил, и ты не слышал, что́ за глаза говорят о нас жители города. А жители Роанфлэра еще более заносчивые. Для них такие люди, как мы с тобой, – отребье, мусор, который не жалко выбросить. Ты не найдешь там счастья… – Времена меняются, – заводясь, перебил сестру Шоу. – Все губернаторы и генералы набирают людей! Открываются новые возможности… – Ты никогда не станешь Раскрывшимся! – объявила Ава, переходя на крик. – И это мое последнее слово! – Только из того, что у тебя не получилось, еще не значит, что и у меня ничего не выйдет! Быть может, когда Раскроется моя натура, я стану кем-то важным! Ава вздрогнула, словно от пощечины. Не сразу ей удалось сглотнуть комок в горле. – Ты ничего не понимаешь… Но Шоу уже сорвал с рук перчатки и швырнул их на землю. – Не трудись сегодня вечером готовить ужин на мою долю! Я не собираюсь жить с тем, кто в меня не верит. На глазах у своих ошеломленных приятелей парень бежал прочь с мусорных приисков. Застыв на месте, Ава проводила его взглядом. Затем, посмотрев на солнце, она вздохнула и продолжила разбирать мусор в лотке. * * * Ава рассеянно гладила лежащую на столе фотографию, единственную семейную фотографию, которую позволили себе сделать ее родители. Она обошлась им во все сбережения, которые удалось отложить за целый год работы на приисках. Они всей семьей сидели неподвижно в единственной студии в Драйп-Тауне, мысленно приказывая себе не моргать, а светохудожник медленно творил свое чудо, запечатлевая их образ на покрытой серебром медной пластинке. На фотографии отец и мать стояли по обе стороны от восемнадцатилетней Авы, одетой в строгое платье, выдаваемое губернатором одаренным юношам и девушкам, отобранным для того, чтобы стать Раскрывшимися. Родители постарались следовать наставлению светохудожника и расслабить лицо, вместо того чтобы улыбаться (такое выражение невозможно было сохранить достаточно долго, чтобы фотографический процесс запечатлел его несмазанным), но Ава видела гордость в приподнятых уголках их ртов, в руке матери, обхватившей ее за талию. Шоу, на тот момент одиннадцатилетний мальчишка, стоял перед Авой и чуть сбоку; лицо его было смазанным, поскольку он не мог удержаться и то и дело с восхищением оборачивался на свою старшую сестру. Сколько тогда было надежды, мечтаний о преобразованной жизни, о возможностях, которые откроются в Роанфлэре, о возвышении семейства от мусорных приисков к богатству и положению в обществе. Но все это было разбито вдребезги. «Только из того, что у тебя не получилось…» У Авы перед глазами возник образ матери, иссушенной, истощенной болезнью, умирающей на заплесневелой подстилке в углу плохо освещенной хижины. «Береги своего брата! Не отпускай его из дома! – хрипя, выдавила мать. – Он неугомонный, у него дерзкое сердце. Но индейке не дано парить в небе подобно орлу, и нам не дано быть теми, кем мы не являемся». Ава откусила кусок безвкусного продуктового пайка, запивая его чашкой чая, приготовленного из отвара корня арука. Арук, выносливый сорняк, был практически единственным растением, процветающим в префектуре Драйп, где земля была настолько отравлена мусорными приисками, что после Чумы больше не росли никакие злаки. Чай из арука был горьким на вкус, и Шоу всегда сравнивал его с болотной жижей. Впервые за целый год ужиная в одиночестве, Ава поймала себя на том, как же ей не хватает непрестанных жалоб брата. Было уже так поздно, что комната освещалась лишь дровяной печкой с разогревающимся на ней паяльником. Ава встала, решив, что нужно отправиться на поиски Шоу. В конце концов, она его старшая сестра и не должна обращать внимания на его слова, сказанные в гневе. Дойдя до двери, Ава остановилась. «У Шоу все хорошо. Сегодня его накормят в семье кого-нибудь из друзей. Он уже не мальчик, и, возможно, ему нужно побыть какое-то время вдали от меня, чтобы все понять». Вымыв миску и кружку, Ава убрала их и села у печки, аккуратно работая паяльником, чтобы извлечь электронные компоненты, заключенные в сегодняшнем улове пластмассовых плат. Работая, она слышала вдалеке крики сов, охотящихся на мелких грызунов в зарослях арука. Ставни громыхали в порывах ветра. Погрузившись в монотонные, однообразные движения, Ава успокоилась. Мысли о шайках бандитов и грабителей, о жизни в роскоши в далекой столице, о честолюбивых устремлениях и войне угасли. «Времена меняются». «А что, если Шоу прав? Что, если я стала слепа и не вижу перемен? Быть может, я слишком робкая, глубоко раненная тем путем, по которому прошла, чересчур привязана к этой серой, безликой жизни тяжкого труда, к знакомым местам?» Остановившись, Ава внимательно посмотрела на прямоугольный кусок пластика в руке. Ряд светодиодов вверху говорил о том, что когда-то давно это, скорее всего, был какой-то освещенный знак. Надпись, напечатанная старинным шрифтом, была едва различима. Ава с большим трудом разобрала загадочные слова: «ЭКОПОЛИС БОЛЬШОЙ РОАНФЛЭР, СТОЛИЧНЫЙ МЕГАПОЛИС». Понять это название невозможно. Бессмысленная абстракция, чем-то напоминающая заклинание, призыв. Мысли Авы переключились на то, что произошло в этот день ровно семь лет назад. * * * Хотя Ава уже тысячу раз мысленно представляла себе прибытие в Роанфлэр, она оказалась не готова к действительности. Громыхающее баше (громоздкое транспортное средство, напоминающее движущийся дом и украшенное цветами и фруктами из всех уголков Гремы, большинство из которых Ава не смогла бы назвать) везло ее и остальных кандидатов на Раскрытие по авеню Содружества. Центральная артерия Роанфлэра была такой широкой, что по ней смогли бы пройти одной шеренгой сто человек. Колонны транспортных средств поменьше ехали впереди баше и следовали за ним, производя механический гул, просто ошеломивший Аву. Едкие выхлопные газы, извергаемые двигателем, сообщили ей, что баше использует биодизельное топливо, которое являлось практически невообразимой роскошью. До этого момента Ава за всю жизнь лишь один раз вдыхала этот запах – когда губернатор Кайд торжественно проезжал по Драйп-Тауну на «Долгоноге». Ава впилась зубами в яблоко, которое ей дали: в настоящее яблоко, а не синтетическую подделку, размером вдвое больше ее кулака. Яблоко оказалось просто невероятно сладким. Девушка подняла взгляд на транспарант, трепещущий над баше, со стилизованными очертаниями Гремы с его протяженной береговой линией, рассеченной надвое рекой Арлос. Вокруг контуров Гремы округлым шрифтом был написан ее девиз, фраза, которую можно было найти на великом множестве артефактов эпохи до Чумы, из чего напрашивались предположения о глубинных тайнах, скрытых в ней: «Экополис Большой Роанфлэр, столичный мегаполис». У Авы в голове зазвучали отголоски записи, которую она снова и снова прокручивала накануне вечером, стараясь ознакомиться с основами Раскрытия.