Анони 🐭 >: Традиционные благотворительные организации имеют доступ к средствам массовой информации, чего нет у остальных. Остальные держатели «битов помощи» – всего лишь люди. Их позицию можно поколебать. N♥T>: Традиционные средства массовой информации воздействуют далеко не на всех, как вы ошибочно полагаете, особенно если покинуть пузырь, в котором обитаете вы, «штатовцы». Лично я считаю, что предстоит честная игра. Цзяньвень следила за дебатами, однако участия в них не принимала. Как создатель «Сострадания» она понимала, что с ее пользовательским именем связана влиятельная репутация, из чего следует, что все сказанное ею способно оказать непропорционально сильное воздействие и исказить ход дебатов. Такова человеческая природа, даже если общение ведется через бегущие строчки текста, привязанные к электронным псевдонимам. Однако споры не интересовали Цзяньвень. Ее интересовали действия. Подключение к «Состраданию» традиционных благотворительных организаций стало как раз тем, на что она надеялась с самого начала, и вот теперь настало время сделать следующий шаг. Цзяньвень открыла новое окно и ввела свежие данные в «Сострадание». ВР-файл, посвященный событиям в Муэртьене, был слишком большим, чтобы загрузить его целиком, поэтому пришлось выкладывать его в файлообменовую сеть для прямого доступа. Однако цифровая подпись, подтверждающая подлинность файла и запрещающая его искажение, станет частью блокчейна и разойдется по всем пользователям «Сострадания» и всем держателям «битов помощи». Быть может, этот файл дойдет и до надменной Софии. Тот факт, что файл выложит в сеть Цзяньвень (или, точнее, пользователь с именем создателя «Сострадания», личность которого не знает никто), вызовет всплеск первоначального интереса, но то, что будет дальше, от Цзяньвень уже не зависит. Она не верила в теорию заговоров. Она рассчитывала на ангельские качества в человеческой натуре. Отправив файл, Цзяньвень откинулась на спинку кресла и стала ждать. * * * Пока джип петлял по раскисшей грунтовой дороге в джунглях – в горах у китайско-мьянмарской границы, – София дремала. «Как мы сюда попали?» В этом мире безумие было таким непредсказуемым и таким неизбежным. Как она и предсказывала, опыт работы на месте быстро увеличил корпоративный счет «Беженцев без границ», что сделало фонд одним из самых могущественных держателей «битов помощи» в «Сострадании». Суждения Софии, считавшиеся непогрешимыми, помогали распределять деньги среди нуждающихся и финансировать наиболее разумные проекты. Правление было очень довольно ее работой. Но затем в сети начала появляться эта чертова виртуальная реальность и другие материалы. Виртуальная реальность воздействовала на зрителей так, как это не могли сделать никакие слова, фотографии и видео. Пройти несколько миль босиком по истерзанному войной городу, видя вокруг разорванные на части трупы женщин и детей, подвергнуться допросам и пыткам со стороны мужчин и подростков с мачете и автоматами… Потрясенные зрители долго не могли прийти в себя. Кого-то даже забирали в больницу. Традиционные средства массовой информации, связанные старомодными представлениями о допустимости и приличиях, не могли показывать подобные образы и отказывались связываться с тем, что считали манипуляцией чувств. «Где контекст? Кто источник? – вопрошали отвергнутые ученые мужи. – Истинный журнализм требует осмысления, требует раздумий». «Мы что-то не помним особых размышлений с вашей стороны, когда вы выступали в защиту войны на основании опубликованных вами же фотографий, – возражал коллективный хор держателей «битов помощи». – Или вас просто раздражает то, что вы больше не повелеваете чувствами?» Всестороннее применение криптографии в «Сострадании» означало, что практически все технологии цензуры оказались бесполезными, поэтому держатели «битов помощи» получили доступ к информации, от которой прежде были надежно защищены. Они голосовали за предложенные проекты с гулко колотящимися сердцами, учащенно дыша, с глазами, затуманенными слезами гнева и печали. Активисты и пропагандисты вскоре обнаружили, что лучший способ добиться финансирования своих программ – это принять участие в ВР-гонке вооружений. Поэтому правительственные органы и повстанцы соперничали, создавая виртуальную реальность, которая позволяла бы пользователю взглянуть на происходящее со своей точки зрения, вынуждая его сочувствовать их стороне. Массовые могилы, заполненные трупами беженцев, умерших от голода в Йемене. Молодые женщины, вышедшие на демонстрацию в поддержку союза с Россией, расстрелянные украинскими солдатами. Дети из числа национальных меньшинств, бегающие голыми по улицам, в то время как мьянмарские солдаты сжигают их дома… Финансирование потекло к группировкам, про которые средства массовой информации до того забывали или которых изображали не заслуживающими сочувствия. В виртуальной реальности одна минута их страданий говорила громче десяти тысяч слов в редакционной колонке уважаемой газеты. «Это превращение боли в товар! – писали блогеры, получившие дипломы в «Лиге плюща»[39]. – Разве это не еще один способ для власть имущих эксплуатировать страдания угнетенных, чтобы порадовать себя?» «Подправленная и отредактированная фотография может превратиться в ложь, то же самое можно сделать с виртуальной реальностью, – возражали им представители традиционных средств массовой информации. – Виртуальная реальность настолько завязана на технике, что мы пока не можем прийти к единому мнению, какое значение в ней имеет «реальность». «Это угроза нашей национальной безопасности, – волновались сенаторы, требующие закрыть «Сострадание». – Эти люди могут переправлять деньги группировкам, враждебным нашим национальным интересам». «Вы просто панически боитесь того, что вас сместят с позиции компетентного арбитра, которую вы самовольно присвоили, – ехидничали пользователи «Сострадания», прячущиеся за анонимными зашифрованными счетами. – А тут настоящая демократия сострадания. Смиритесь с этим!» На смену консенсусу фактов пришел консенсус чувств. Эмоциональный труд чужого опыта, полученного через виртуальную реальность, заменил физическую и умственную работу анализа, оценки стоимости и преимуществ, принятия взвешенного суждения. И снова в качестве гарантии достоверности используются «доказательства выполнения работ» – просто теперь это уже другие работы. «Может быть, мы с журналистами, сенаторами и дипломатами могли бы создать свои собственные опыты виртуальной реальности, – подумала София, очнувшись от дремы, когда джип подскочил на ухабе. – Плохо, что так нелегко сделать привлекательной будничную, но необходимую работу всестороннего анализа сложной ситуации…» София выглянула в окно. Они проезжали через лагерь беженцев в Муэртьене. Мужчины, женщины, дети (в основном китайцы, если судить по внешнему облику) провожали джип безучастными взглядами. Выражение их лиц было знакомо Софии: ту же самую безысходность она видела на лицах беженцев повсюду. Успешное финансирование муэртьенской программы явилось сильным ударом для Софии и «Беженцев без границ». София проголосовала против, однако остальные держатели «битов помощи» подавляющим большинством сокрушили ее, и она в одночасье лишилась десяти процентов своих «битов помощи». Затем другие раскрученные с помощью виртуальной реальности проекты добились финансирования, несмотря на ее возражения, отчего ее счет «битов помощи» усох еще больше. Вынужденная оправдываться перед разъяренным правлением София приехала сюда, чтобы на месте попытаться придумать, как дискредитировать муэртьенский проект, доказать всем свою правоту. Приехав из Янгона, София поговорила с местным сотрудником «Беженцев без границ» и несколькими западными журналистами, работающими в стране. Они подтвердили то, в чем сошлись вашингтонские аналитики: проблема беженцев в значительной степени возникла по вине повстанцев. Население Муэртьена состоит преимущественно из этнических китайцев, у которых не слишком хорошие отношения с бирманским большинством в центральном правительстве. Повстанцы напали на правительственные войска, после чего попытались затеряться среди местных жителей. Центральной власти не осталось ничего иного, кроме как перейти к силовым действиям, чтобы не допустить отката назад молодой демократии и помешать расширению китайского влияния в сердце Юго-Восточной Азии. Несомненно, неблагоприятные инциденты имели место с обеих сторон, однако основная вина лежала на повстанцах. И их финансирование могло привести лишь к дальнейшей эскалации конфликта. Однако подобные сложные геополитические мудрствования держателям «битов помощи» были ненавистны. Они не желали выслушивать нравоучения: их убеждала непосредственная близость к страданиям. Джип остановился. София вышла из машины вместе со своим переводчиком. Она поправила регулируемый ошейник – это был опытный образец компании «Кэнон виртуал», который ей достала глава технической компании. Влажный жаркий воздух был насыщен запахами сточных канав и гниения. У Софии мелькнула мысль, что ей следовало быть готовой к этому, однако у себя в вашингтонском кабинете она почему-то не подумала, как здесь все будет «благоухать». Она уже собралась подойти к настороженной молодой женщине в пестрой блузке, когда ее сердито окликнул какой-то мужчина. София обернулась. Мужчина указывал на нее пальцем и что-то кричал. Вокруг него собралась толпа. Все смотрели на Софию. Напряжение нарастало. В другой руке мужчина держал пистолет. Частью муэртьенской программы было финансирование контрабандистов, готовых переправлять для беженцев оружие через китайскую границу. София это знала. «А сейчас я пожалею о том, что приехала сюда без вооруженного эскорта, да?» Из джунглей донеслись звуки приближающихся вертолетов. За разнесшимся над головой громким воем последовал взрыв. Отрывистое стаккато выстрелов прозвучало так близко, будто стреляли в лагере. Кто-то толкнул Софию в спину, заставляя распластаться на земле. Толпа взорвалась ужасом, все с криками бросились врассыпную. София сложила руки на затылке, защищая видеокамеры и микрофоны, однако объятые паникой ноги, топчущие спину, вынудили ее ахнуть, разжимая руки. Утыканный видеокамерами ошейник свалился с шеи и откатился в сторону, и София бросилась за ним, невзирая на собственную безопасность. Однако прежде чем ее пальцы дотянулись до ошейника, нога в сапоге раздавила его с громким хрустом. София выругалась, но тут кто-то из пробегающих ударил ее ногой по голове. Она провалилась в небытие. * * * Боль, от которой раскалывается голова. Надо мной небо – совсем близко, можно дотянуться рукой, – оранжевое и безоблачное. Судя по ощущениям, я лежу на чем-то твердом и песчаном. Я внутри виртуальной реальности? Я Гулливер, смотрю на небо лилипутов? Небо вращается и качается, и даже несмотря на то что я лежу, мне кажется, будто я падаю. Меня вот-вот стошнит. – Закрой глаза до тех пор, пока не пройдет головокружение, – говорит чей-то голос. Тембр и интонации мне знакомы, но я не могу вспомнить, кто это. Я только знаю, что уже давно не слышала этот голос. Я жду, когда мне станет лучше. Лишь теперь я замечаю неудобную коробку носителя информации, впившуюся мне в спину, она закреплена скотчем. Я ощущаю прилив радости. Пусть видеокамеры пропали, но самая важная часть оборудования в передряге уцелела. – Вот, выпей! – говорит голос. Я открываю глаза и силюсь сесть, и чья-то рука подхватывает меня под лопатки. Рука маленькая, но сильная – женская. В тусклом освещении у меня перед лицом, словно в камере-обскуре, материализуется фляжка. Только тут до меня доходит, как же мне хочется пить. Я смотрю на лицо за фляжкой – Цзяньвень. – Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. Все вокруг по-прежнему кажется нереальным, но я начинаю понимать, что нахожусь внутри палатки – вероятно, одной из тех, которые видела в лагере. – Нас обеих привело сюда одно и то же, – говорит Цзяньвень. За столько лет она почти не изменилась: по-прежнему строгая, деловитая, все те же коротко стриженные волосы, все тот же твердый подбородок, бросающий вызов всем и вся. Цзяньвень просто немного похудела, высохла, словно годы выжали из нее остатки мягкости. – «Сострадание». Это я его создала, а ты хочешь сломать мою работу. Ну конечно, мне следовало догадаться! Цзяньвень всегда недолюбливала официальные организации и мечтала их разрушить. И все-таки мне приятно снова встретиться с ней. Когда мы еще учились на первом курсе, я написала статью для университетской газеты о сексуальных домогательствах на вечеринке в клубе. Жертва не была студенткой и впоследствии отказалась от своих показаний. Все осудили мою заметку, назвали меня нерадивой, заявили, что я, в погоне за сенсационным материалом, забыла о необходимости тщательного анализа фактов. Вот только я знала, что была права: жертва пошла на попятную под давлением, однако доказательств у меня не было. Лишь Цзяньвень поддержала меня, защищая при любой возможности. – Почему ты поверила мне? – спросила я тогда. – Я не смогу это объяснить, – ответила она. – Это чувство. Я услышала боль в голосе той девушки… И я знаю, что ты тоже ее услышала. Вот как мы сблизились. Я могла быть уверена в том, что Цзяньвень поддержит меня в самую трудную минуту. – Что там произошло? – спрашиваю я. – Все зависит от того, с кем говорить. В Китае в новостях это не покажут совсем. Если это появится в Соединенных Штатах, все будет представлено как очередная незначительная стычка между правительственными войсками и повстанцами, выдававшими себя за беженцев, что заставило правительственные войска нанести ответный удар.