Это замечание сделала глава компании, занимающейся производством мобильных устройств. Софии неоднократно приходилось объяснять ей, что пожертвования «Беженцам без границ» нельзя использовать на закупку дешевых телефонов для беженцев, прибывающих в Европу, ведь это значительно повысило бы рыночную стоимость компании и явилось бы нарушением правила о конфликте интересов. – В последнее время в общей картине небольших пожертвований произошли неожиданные сдвиги, которые до сих пор никто не может объяснить… – снова начала было София, но ей опять не дали договорить. – Вы имеете в виду «Сострадание», не так ли? – спросил муж депутата парламента. – Хорошо, а у вас есть план? «Определенно, этот тезис предложен командой его жены. – Софии всегда казалось, что европейцы гораздо больше, чем американцы, опасаются придурков, связанных с криптовалютой… – Но, как и в дипломатии, лучше направлять придурков, чем противостоять им». – Что такое это «Сострадание»? – спросил еще один член правления, удалившийся на пенсию федеральный судья, по-прежнему считавший факс величайшим изобретением техники. – Да, я действительно говорю о «Сострадании», – сказала София, стараясь смягчить свой тон. Она повернулась к главе компании по выпуску мобильных устройств. – Вы не хотите разъяснить нашему коллеге? Если бы София сама попыталась описать «Сострадание», глава компании обязательно перебила бы ее, так как терпеть не могла, когда кто-либо демонстрировал большую осведомленность в технических вопросах. Так что уж лучше постараться сохранить внешние приличия. Глава технологической компании с готовностью кивнула. – Все очень просто. «Сострадание» – это новое дезинтермедитационное[33] блокчейн-приложение, массово использующее смарт-контракты[34], но только в данном случае завернутое на подрыв деятельности традиционных благотворительных организаций на филантропическом рынке. Сидящие за столом недоуменно уставились на нее. Наконец судья обратился к Софии: – Быть может, вы проясните? София вернула себе контроль над заседанием, просто предоставив остальным возможность взять на себя непосильную задачу, – классический прием дипломатии. – Давайте разберем все по порядку. Начну со смарт-контрактов. Предположим, мы с вами заключаем контракт, по которому, если завтра пойдет дождь, я должна буду заплатить вам пять долларов, а если дождя не будет, вы заплатите мне доллар. – По-моему, не самая лучшая страховая политика, – заметил судья-пенсионер. – С таким предложением в Лондоне вы быстро прогорите, – вставил муж депутата парламента. Сидящие за столом откликнулись слабыми смешками. – В случае обычного контракта, – гладко продолжала София, – даже если завтра разразится гроза, вы, возможно, денег не получите. Я откажусь от своих слов и не стану платить или начну с вами спор относительно значения слова «дождь», и вам придется подавать на меня в суд. – Ну, в моем суде вам бы не удалось оспорить понятие «дождь»! – Естественно, но, как известно вашей чести, люди спорят о самых нелепых вещах. – София уже успела усвоить, что лучше дать судье возможность немного отвлечься, прежде чем вернуть его обратно на нужную тему. – А судебные процессы нынче стоят дорого. – Мы оба можем передать деньги доверенному другу и предоставить ему решать, кому он выплатит их завтра. Это называется депонированием, если вы не знали. – Совершенно верно. Замечательное решение, – сказала София. – Однако для этого требуется наше обоюдное согласие по кандидатуре независимого арбитра и, кроме того, нам придется заплатить ему за его хлопоты. Конечный итог: обыкновенный контракт сопряжен со множеством дополнительных издержек. – Так что произойдет, если мы заключим смарт-контракт? – Деньги будут переведены вам, как только начнется дождь. И я ничем не смогу этому помешать, потому что весь механизм взаимодействия определяется компьютерной программой. – То есть вы хотите сказать, что по сути своей контракт и смарт-контракт – это одно и то же. Но только первый написан юридическим языком и для того, чтобы его читать и интерпретировать, требуются люди, в то время как второй написан компьютерным языком и для его выполнения требуется только машина – ни судей, ни присяжных, ни депозита, ни возврата средств. София была поражена. Хоть и не особо подкованный в техническом плане, судья обладал острым умом. – Совершенно верно. Машины гораздо более прозрачны и предсказуемы, чем юридическая система, даже хорошо отлаженная. – Я в этом не совсем уверен, – возразил судья. – Но вы видите притягательность подобного подхода, особенно если потенциальный пользователь не доверяет… – Смарт-контракты сокращают стоимость транзакций за счет устранения посредников, – нетерпеливо вмешалась глава технической компании. – Можно было бы ограничиться этим замечанием, вместо того чтобы вдаваться в глупые пространные разъяснения. – Можно было бы, – согласилась София. Она также успела выяснить, что видимость согласия с этой женщиной также снижает стоимость транзакций. – Но какое отношение это имеет к благотворительности? – спросил муж депутата парламента. – Есть люди, которые видят в благотворительных организациях бесполезных посредников, наживающихся на доверии, – снова вмешалась глава технической компании. – Разве это не очевидно? И снова сидящие за столом встретили ее слова недоуменными взглядами. – Действительно, некоторые поборники смарт-контрактов доходят до крайностей, – признала София. – На их взгляд, благотворительные организации, вроде «Беженцев без границ», значительную часть своих средств тратят на аренду офисных помещений, зарплату персонала, проведение дорогих мероприятий, на которых богатые развлекаются и общаются друг с другом, а нецелевое использование пожертвований приводит к обогащению связанных с фондом… – Абсолютно абсурдная точка зрения, которой придерживаются придурки, очень агрессивно стучащие по клавиатуре и начисто лишенные здравого смысла… – раскрасневшись от негодования, начала глава технической компании. – Или совершенно не разбирающиеся в политике, – перебил ее муж депутата парламента, словно брак автоматически сделал его экспертом в политике. – Мы также координируем усилия по работе на местах, приглашаем международных экспертов, создаем общественное мнение, успокаиваем чересчур рьяных местных чиновников и обеспечиваем, чтобы деньги доходили до тех, кто в них действительно нуждается. – Вот на какое доверие мы опираемся, – заключила София. – Однако у поколения «Вики-Ликс»[35] любые упоминания об экспертизе и властях автоматически вызывают подозрения. С их точки зрения, даже то, как мы используем наши финансовые программы, является неэффективным. Как мы можем знать, каким образом потратить деньги, лучше тех, кто действительно нуждается в помощи? Почему мы исключаем для беженцев возможность обзаводиться оружием и защищать себя? Как мы можем работать с коррумпированными местными властями, которые набивают себе карманы пожертвованиями, а до жертв доходят лишь жалкие крохи? Лучше просто направить деньги напрямую детям, которые не могут позволить себе школьные обеды. И широко освещенные в средствах массовой информации неудачи международных благотворительных программ в таких странах, как Гаити или Северная Корея, только укрепляют позицию наших критиков. – Так какую же альтернативу они предлагают? – спросил судья. * * * Цзяньвень смотрела на бегущие по экрану подтверждения, извещающие о завершении очередного смарт-контракта, прописанного в совершенно обезличенной криптовалюте. В настоящее время, когда многие правительства всеми силами стремились укрепить свою власть, запрещая оборот наличных денег, значительная часть бизнеса велась именно так, особенно в развивающихся странах. Цзяньвень где-то читала, что теперь уже свыше двадцати процентов глобальных финансовых расчетов велось в различных криптовалютах. Однако переводы, которые она наблюдала сейчас, были другими. Предлагались запросы о помощи и обещания предоставить средства; у них не было никакой другой цели, кроме потребности делать хоть что-нибудь. Блокчейн-сеть «Сострадание» сортировала и группировала предложения в многосторонние смарт-контракты и, как только выполнялись необходимые условия, осуществляла перевод денег. Цзяньвень увидела много запросов на детские книги, на свежие овощи, на садовый инвентарь, на противозачаточные средства, на то, чтобы приехавший новый врач остался надолго, а не оказался бы просто каким-то волонтером, который заглянет на месяц и быстренько смотается, оставив все незаконченным и недоделанным… Молодая женщина мысленно молила о том, чтобы эти предложения были приняты, удовлетворены системой, даже несмотря на то что не верила в бога (ни в какого). Хотя именно Цзяньвень создала «Сострадание», она была бессильна влиять на конкретные операции. В этом заключалась вся прелесть системы – никто не мог ею управлять. Обучаясь в колледже в Соединенных Штатах, Цзяньвень возвратилась на летние каникулы в год великого Сычуаньского землетрясения, чтобы помогать жертвам той страшной катастрофы. Китайское правительство приложило много сил для ликвидации последствий, даже привлекло армию. Солдаты Народно-освободительной армии, ровесники Цзяньвень и даже моложе, показывали ей страшные раны на руках, полученные, когда они разбирали разрушенные здания в поисках оставшихся в живых и тел погибших. – Я вынужден был остановиться, потому что у меня очень болели руки, – рассказывал один из них, еще совсем мальчишка, и в голосе его звучал стыд. – Мне сказали, что я потеряю пальцы, если буду продолжать. У Цзяньвень перед глазами все помутилось от ярости. «Почему правительство не обеспечило солдат спасательным снаряжением или хотя бы простыми лопатами?» Она представила себе разбитые в кровь руки молодых ребят, содранное до кости мясо на пальцах, с которыми солдаты продолжали пригоршнями разгребать землю в надежде найти кого-нибудь живого. «Вам нечего стыдиться!» Вернувшись в Америку, Цзяньвень поделилась тем, что узнала, со своей соседкой по комнате в общежитии, Софией. Та выразила гнев в отношении китайского правительства, однако лицо ее нисколько не изменилось, когда она слушала рассказ про молодого солдата. – Он лишь инструмент в руках автократии, – сказала София таким тоном, словно не могла представить себе эти окровавленные руки. Цзяньвень посетила районы стихийного бедствия не от какой-то официальной организации – она просто была одной из тысяч добровольцев, которые самостоятельно отправились в Сычуань в надежде хоть чем-нибудь помочь пострадавшим. Как и другие волонтеры, девушка привезла с собой еду и одежду, полагая, что именно это понадобится в первую очередь. Но женщины просили у нее книжки-раскраски и игрушки для своих плачущих детей, крестьяне спрашивали, когда будет восстановлена сотовая связь, жителей городов интересовало, можно ли получить инструменты и строительные материалы, чтобы приступить к восстановлению разрушенных зданий. Одна маленькая девочка, потерявшая всех своих родных, спрашивала, сможет ли она окончить школу. Цзяньвень не обладала нужной информацией; у нее не было того, что просили пострадавшие, – похоже, этого не было ни у кого. Чиновники, возглавлявшие спасательные работы, относились к присутствию добровольцев недоброжелательно, поскольку те никому не подчинялись, и посему ничего им не сообщали. – Все это показывает, почему необходим опыт, – позже сказала подруге София. – Нельзя просто заявиться на место нестройной толпой, не имеющей конкретных целей, и рассчитывать сделать что-нибудь полезное. Возглавлять спасательные работы должны те, кто знает, что делать. Цзяньвень ее слова не убедили – она не увидела свидетельств того, что даже эксперты способны предусмотреть все необходимое. В другом окне на экране стро́ки текста замельтешили еще быстрее, показывая заключение новых контрактов: запросы о поддержке греческих учителей, о возведении новой вышки сотовой связи, о медицинском обслуживании, о консультантах, которые помогут беженцам решать проблемы с визами и разрешениями на работу, об оружии, о перевозчиках, готовых доставлять продукты народных промыслов, сделанные беженцами, потенциальным покупателям… Среди запросов были такие, удовлетворить которые никогда не смогла бы ни одна некоммерческая благотворительная организация. Цзяньвень категорически отвергала мысль о том, что какие-то чиновники станут диктовать тем, кто борется за выживание, что им нужно, а что нет. Те, кто находится в эпицентре зоны бедствия, лучше знают, что им нужно. Поэтому лучше всего просто давать им деньги, чтобы они смогли купить все необходимое: многие бесстрашные торговцы и находчивые искатели приключений с готовностью доставят пострадавшим запрошенные товары и услуги, когда на этом можно будет получить прибыль. Деньги воистину правят миром, и это не так уж плохо. Без криптовалют ни один из проектов, осуществленных «Состраданием» к настоящему времени, не был бы возможен. Перевод денежных средств через государственные границы стоит дорого и привлекает к себе самое пристальное внимание государственных регуляторов. Практически невозможно передавать деньги в руки конкретным людям без помощи какого-то центрального органа, который запросто приберут к своим рукам всевозможные чиновники. Однако, имея дело с криптовалютой и «Состраданием», достаточно лишь смартфона, чтобы сообщить всему миру о своих нуждах и получить помощь. Все переводы осуществляются анонимно и надежно. Можно объединиться с другими, имеющими схожие потребности, или действовать в одиночку. Никто не сможет вмешаться и помешать выполнению смарт-контрактов. Цзяньвень с восторженным возбуждением наблюдала за тем, как творение ее рук начинает работать – именно так, как было задумано. И тем не менее множество запросов о помощи, поступающих в «Сострадание», оставались невыполненными. Денег не хватало: жертвователей было слишком мало. * * * – …вот суть дела в двух словах, – закончила София. – Объемы пожертвований в «Беженцы без границ» сократились вследствие того, что многие жертвователи из числа молодежи отдают свои деньги в сеть «Сострадание». – Подождите, вы же сами только что говорили, что по этой сети переводится так называемая криптовалюта, правильно? – спросил судья. – Это какие-то фальшивые деньги? – Ну не фальшивые. Просто это не доллары или иены – хотя криптовалюты можно обменивать на настоящие деньги. Это электронный маркер. Что-то вроде… – София задумалась, ища подходящее сравнение, понятное для пожилого судьи. – Вроде музыкального файла на вашем планшете. Но только его можно использовать для оплаты какого-нибудь товара или услуги. – Почему я не могу отправить кому-нибудь одну копию в качестве оплаты, но при этом другую копию оставить себе, как рассылают своим друзьям любимые песни подростки? – В электронном учетном журнале записано, кому принадлежит та или иная песня. – Но кто ведет этот журнал? И что мешает хакерам взломать его и изменить все записи? Вы же говорили, что никакого единого центрального управления нет.