Я смотрю на камеру, за нами наверняка следят. Рыжий снял перчатки и глядит на кожу большого пальца. – Всё нормально, – одними губами говорю я ему. Рыжий смотрит в окно, хотя планеты давно не видно. На мгновение я не чувствую одиночества. Рыжий, Пушинка и я всё ещё отличаемся от Коллектива. У нас сохранились лучшие человеческие черты. Лен волнуется и морщится от боли, но мне тяжелее всего видеть, как его подбородок дрожит от страха. Жаль, что мне неизвестно, что послужило причиной внезапной реакции и как её лечить. Если это от изменений, которым они подвергли кожу, я ничем не смогу помочь. Почему шаттл летит назад так медленно? Хочется сказать Лену, что это несправедливо, но тогда он поймёт, что я помню о сострадании и доброте. Даже если он умирает, всё равно остается частью Коллективного муравейника. Может разболтать Канцлеру. Шаттл с глухим ударом пристыковывается к кораблю. Канцлер по связи командует: «Всем оставаться на местах». Шаттл отходит от стартовой площадки и поднимается обратно к стыковочному блоку. Через несколько мгновений появляется герметичная переходная камера и медики в защитных костюмах и масках с каталкой. Они дистанционно опускают её, поднимают на неё Лена, и каталка парит в метре от пола. Лен, едва шевеля губами, шепчет мне: – Спасибо. Я изо всех сил стараюсь не реагировать, но глаза всё равно наполняются слезами. Никто не двигается, пока его не уносят. Мы остаёмся на местах. Теперь в переговорном устройстве голос Брика: «Отряд зетт, оставьте вещи и выходите из шаттла в сектор дезактивации». Мы выходим в коридор, ведущий в трюм. Его заменили на металлическую трубу. Мы, как хомяки, быстро несёмся вперёд. Туннель заканчивается тремя входами в комнаты, маленькие и прозрачные, как мамина теплица. Я снимаю комбинезон и кладу в угол. Иду под дезактивационный душ, моюсь, подставляя лицо, чтобы не увидели слёзы, если за нами наблюдают. Выйдя, нахожу новый костюм, висящий за дверью. Кожа чистая, дыхание нормальное. Если на Лена повлияло естественное облучение, меня оно не затронуло. Как только я застёгиваю на молнию комбинезон, ко мне подходит Канцлер Нила. Она делает глубокий вдох. – Зетта-один, благодарю за помощь Лену. – Для Коллектива, – говорю я, надеясь, что глаза не распухли от слёз. Она улыбается. – Хотя мне это нравится, попрошу вас в будущем такого не делать. Моё лицо измучено, как у собаки, которой давит намордник. – С Леном всё будет хорошо? Она наклоняется ко мне. Вены у неё под кожей цвета мерцающих водяных бабочек. Как одно существо может быть таким красивым, а другое… – Кто-то полезен для Коллектива, а кто-то нет. Она наклоняется, рассматривая меня. – Ты полезна и слишком ценна, чтобы рисковать ради того, кто бесполезен. Если я сейчас скажу не то, что надо, будет плохо. – Я… я была уверена, что это какой-то токсин, переносимый по воздуху, который возможно смыть водой. Прошу прощения, Канцлер. Я думала, это лучший способ послужить Коллективу. Она отстраняется, и я снова дышу. – Я познакомлю тебя с коллегой, будете вместе работать в лаборатории. – Она бросает взгляд в дальний угол трюма, на лабораторный комплекс. – Вместе вы создадите гербицид. Я совсем забыла. Думала, что меня уже не будет на корабле. Она пристально смотрит на меня фиолетовыми глазами. И, повернувшись, уходит. Я обнимаю живот, словно мне дали под дых. Ещё несколько дней – и мы уйдем, говорю я себе. Осталось немного. Из комнат дезактивации появляются с мокрыми волосами Рыжий и Пушинка. Мы проходим мимо пустых капсул родителей к лифту. Рядом с ним мигает свет над металлической дверью, которую нам в первый день показывал Бен. Запертый замок над задвижкой легко открыть, только подобрать подходящий инструмент. Внутри запасы продуктов и соломинки для фильтрации воды, которые предназначались для пассажиров, чтобы выжить на Сагане. В лифте поднимаемся молча. Я думаю, что они тоже вспоминают про Лена. Двери открываются, и мы, не говоря ни слова, выходим. Дойдя до комнаты, я падаю на постель в ячейке. Одно дело быть сильной, когда приходится, но сейчас я словно рухнула на землю после марафона. Я притворяюсь, что рада снотворному, которое предлагает Брик. Заложив его за щёку, иду в туалет и быстро выплёвываю. Когда я возвращаюсь, Рыжий и Пушинка уже в ячейках. Я укладываюсь и засыпаю под тихое сопение Рыжего. * * * Лита сидит на одеяле, прислонившись спиной к сосне. «Сhanguita. Иди ко мне», – улыбаясь, говорит она. Её голос во сне как настоящий, будто она здесь. Седые волосы раздувает ветер. Я уютно устраиваюсь у неё на груди, мне не хочется уходить. Вообще. Что-то толкает меня в руку. Смотрю – черепаха тычется носом. «Торопыжка!» Я глажу рукой панцирь. Торопыжка неожиданно прячет голову под панцирь. К нам подходит человек в радужном головном уборе из перьев. Рядом с ним маленький пушистый белый кролик. «¿Quieres escuchar un cuento?[27] – начинает Лита. – Знаешь историю о кролике и Кетцалькоатле?» Она кивает в сторону подходящих к нам человека и кролика, настоящих, как и Лита. Я думаю о радужном боге-змее и о кролике, спасшем ему жизнь. «Да, знаю, – отвечаю я. – Кетцалькоатль пришёл на Землю в человечьем обличье. Но обессилел и чуть не умер, ведь он не знал, что людям нужно пить и есть». «А кролик его спас», – шепчет она. Кетцалькоатль шагает по пустыне, возродившись в странном сне, как в сцене из либрекса. Он падает передо мной и Литой. В воздух поднимается пыль. Кролик прыгает к нему, трогает перья и тычется розовым носом богу в лицо. «Тебе нужно восстановить силы», – говорит ему кролик. Я толкаю Литу. «Это та часть, где кролик предлагает себя съесть, да?» Лита кивает. И, как в истории, которую я слышала раньше, Кетцалькоатля поражает самопожертвование и щедрость кролика. Кетцалькоатль не ест белого кролика. Он возносит его на небеса, и силуэт остаётся на поверхности Луны, чтобы всем напомнить о величии крохотного существа. Но этого не происходит. Вместо следования канону, кролик поворачивается к нам. «Иди за мной», – зовёт он. А смотрит не на Кетцалькоатля или Литу. На меня. «Я тебя спасу». «Мне не нужны еда и питье», – отказываюсь я. «Я предлагаю тебе гораздо большее, – сообщает кролик. – Риск и самопожертвование надо вознаградить». Я понимаю, что он говорит о Лене. «Мне кажется, я его не спасла». Кролик прыгает в сторону гор Сангре-де-Кристо.