Брик быстро наклоняется к ней. – Покинем? – Одна из других подходящих для жизни планет, которые мы обнаружили, находится на расстоянии двух единиц, – сообщает она, глядя в сторону. Если триста восемьдесят лет составляют пять единиц… Я пытаюсь перевести дыхание. Две единицы длятся две жизни. Брик смотрит в сторону, словно тоже вычисляет. – Но это потребует… Окружающие нас люди пьют тоник и показывают на проплывающие звёзды, не подозревая о решении, принятом об их жизни. – Жертв, – говорит она жёстким голосом. – Да, именно этого и потребует. У нас долг перед Коллективом найти постоянный дом, где нам никто и ничто не будет угрожать. Мы обязаны и предыдущим поколениям, и следующим, даже если придётся провести свою жизнь в поисках во Вселенной. Голова идёт кругом. Я прижимаюсь щекой к холодной колонне. По противоположной стене медленно летит спутник. Несколько человек с любопытством следят за ним. Брик снова переводит взгляд на голографическое шоу. – Конечно, Канцлер. А что это значит для нас? Зетта-четыре, Рыжий и я всю жизнь будем у них на корабле прислугой? Родители застряли где-то в стазисе неизвестно на какой отрезок времени. Но это не хуже, чем если окружающая среда на Сагане всех погубит. Нила, может, и бессердечная, но она права: нужно удостовериться, что условия жизни на планете людям подходят. И, кажется, она сделает всё, чтобы защитить людей. А я не могу больше ждать. Надо выбраться отсюда и разыскать маму и папу. Глава четырнадцатая Мы с папой выгружаем мешок с торфяным мхом, который просила мама. Поднимаем за концы, и папа делает вид, что мешок тяжелее, чем на самом деле. – Не знаю, как бы я без тебя управился, – говорит он, и я чувствую себя взрослой, хотя толку от меня, девятилетней, понятно, чуть. Мы проходим с ним через заднюю калитку. Мама с Хавьером спят посреди сада на постеленном на траве одеяле. Солнце быстро садится за горизонт. Черепаха Торопыжка скатывается в норку рядом с дорогой, ведущей в пустыню. Мы с папой бросаем мешок со мхом на землю. Мама потягивается и садится. – На закате солнца из похода возвращаются прекрасный принц и его оруженосец с подарком – со сфагнумом. – Я так рад, что мы выжили после опасного поручения и вернулись в родной дом. – Ну, оглядевшись вокруг, я бы сказала, что игра стоила свеч. – Мама кивает на сад. – Это наше средневековое поле битвы. Я планирую погибнуть с граблями или мотыгой в руке. Папа смеётся. – Петра, остаётся только рассчитывать, что ты скатишь наши трупы прямо в компостную яму. – Фу, гадость какая! – кричу я. Хавьер вздрагивает, просыпается и ноет. – Я его возьму. Папа поднимает Хавьера и перекидывает через плечо. Пухлые ножки брата болтаются у папы на груди. – Пойду искупаю. Мама берёт телефон и включает фонарик. – Петра, хочешь отправиться навстречу приключению перед сном? Я быстро киваю. До рождения Хавьера нас было только трое. С тех пор прошло достаточно лет, я вспоминаю, как мы жили без него, и он не крал у меня счастливые минуты наедине с родителями. – Как насчёт охоты на фей? Мама подмигивает и встает. Я не могу удержаться от улыбки. Она знает, чем меня соблазнить. – Но в пустыне фей не бывает. Они живут только в лесах. – Это и есть лес. Просто пустынный. – Мама вдруг ахает: – Ты это видела? Она направляет фонарик на первое дерево на тропе и направляется к нему. Дерево всё в розовых цветах. – На пустынной иве? – спрашиваю я, следуя за ней. – Точно. Молодец, – улыбается она. Пытаюсь вообразить, что цветочные лепестки – это крылья, но вижу только цветы. – Ничего не увидела. Не обращая на меня внимания, она направляет фонарик в другую сторону. – Ах да, это она, неуловимая шалфейная фея. Я щурюсь на куст с тёмно-фиолетовыми цветами. – Кажется, я что-то заметила. – Англичане считают, что их лаванда привлекает фей. Наш пустынный шалфей ей не уступит. Смеркается, небо багрянеет, оставив на горизонте едва заметный оранжевый след. Мама направляет фонарик вперёд на тропу и подносит палец к губам. – Тсс. Я иду за ней и шепчу: – Фея гигантского трубчатого кактуса. К небу тянутся огромные побеги колючей зелени. – Под ним должен быть сказочный город, как Альбукерке, – говорю я. На этом моё воображение не останавливается. – Подозреваю, тут они дают шикарные балы. У каждого побега кактуса своя волшебная дверь, и цвет у них разный. Я показываю на самый высокий стебель. – Самая большая дверь мерцает золотом. Влетающие феи должны преодолеть полосу препятствий из обручей с шипами розы, которые могут порвать их хрупкие крылья. Им придётся уворачиваться от взрывающейся ромашки, которая мгновенно погружает в сон, и медовых сот, капли которых склеивают крылья. Но если они всё преодолеют… – до шёпота понижаю голос я и прищуриваюсь, – тогда их ждёт загадка: я в каждой радуге. Тянусь вверх руками. – И в небе. Опускаюсь на колени. – В океанских глубинах. Шевелю пальцами. – Я в перьях сойки. Кто же я? Мама улыбается, но смотрит не на меня, а оглядывает пространство сзади в поисках чего-то ещё. Я делаю реверанс.