Рыжий выполняет приказ. Я судорожно дышу, а ассистент в перчатках и маске подходит к мальчику. За жужжанием вращающегося лазера следует запах палёного. Очень похоже на дым от жареных колбасок чоризо и яиц на пикнике в выходные, куда мы ездили семьей ещё до того, как узнали о комете. Инструмент Брика смолкает. В стакан с жидкостью падают два опалённых розовых нароста. У меня сжимается горло. Брик поднимает их, как диковинку, потом опускает на поднос к нашим анализам крови. Слава богу, мои гланды давно удалили. А у Хавьера нет. Но я не дам этим людям его мучить, даже если они перепрограммируют меня, как Суму. Тёплый ветерок, овевающий моё тело, прекращается. Брик помогает мне снова сесть. Он ногтями цепляет короткие волоски, снимая с меня резиновую шапочку, и волосы рассыпаются копной непослушных завитков. Брик таращит глаза, словно волосы собираются на него напасть. К счастью, долговязый Рыжий в этот момент решает рухнуть во время медицинского осмотра. Он, всё ещё липкий, падает обратно в капсулу. – Помогите, пожалуйста, Зетте-три! – зовёт женщина. – Нормальная реакция, – отвечает Брик. – Они в стазисе были почти пять единиц. Я быстро вычисляю. Если мы прибыли на место, каждая «единица» длится более семидесяти лет. – Что же мне делать? – в панике спрашивает женщина. – Пусть поспят, – хладнокровно советует Канцлер. Нет, вы только представьте! – Отдохнут немного и приступят к делу. Канцлер кладёт Рыжему в рот синюю капсулу. Она подносит к его губам чашку, наполненную зелёной жидкостью. Зелёная жидкость сияет на фоне его волос, словно рождественский венок. – Пей. Рыжий глотает таблетку, запивая зелёной водой, ложится и почти мгновенно тяжело сопит. То же самое повторяется со светловолосой девочкой. Брик подходит ко мне. Я, как и они, открываю рот, надеясь, что моя дрожь сойдёт за побочный эффект от выхода из стазиса. Брик кладёт таблетку мне на язык. Я закрываю рот и держу её за щекой. Потом делаю небольшой глоток зелёной жидкости и вдруг перестаю дрожать и успокаиваюсь. И это не игра воображения! Если они нашли способ управлять чувствами, то лучше затаиться и быть настороже, чем пить таблетки и жидкости. Я немного торопливо ложусь в капсулу и надеюсь, что соплю вполне естественно. Таблетка во рту набухает. Я быстро перекатываюсь на бок, чтобы спрятать раздутую, как у хомяка, щёку. – Давайте закроем комнату, пусть отдыхают, – уходя, говорит Канцлер. Большинство людей идут за ней, Брик и другая женщина плетутся сзади. – Чудесный день, правда? – шепчет женщина. – Разве они не прелестны? Во рту продолжает медленно расти комок, подбираясь к горлу. Брик цокает языком. Уверена, что понимаю его сомнения. Лита делала точно так же. Он вздыхает. – Может, хоть они оправдают ожидания. Он подходит к двери. – Настоящих экспертов не нашлось вплоть до извлечения Эпсилона, да и то было целую единицу назад. Будем надеяться, что эти порадуют нас непогрешимыми знаниями и покладистостью. Он выключает свет, и из коридора на примыкающую стазисную комнату падает зелёный свет. Там капсулы! Их разговор сбивает с толку, но я не могу зря тратить время, стараясь расшифровать странные слова. Нужно посмотреть, не перевели ли Хавьера в ту комнату. Услышав, как закрывается дверь, я наклоняюсь над всасывающей трубой капсулы и открываю рот. Густой комок падает в дыру вместе с остатками стазисного геля. Я сплёвываю, как в кабинете у зубного врача, и вытираю рот. Я на цыпочках иду на мерцающее зелёное сияние в узком коридоре. Ноги заплетаются. Знаю, что сейчас я ничего не смогу сделать, пока они не поднимут Хавьера из стазиса. Мне просто нужно увидеть его лицо. Желая убедиться, что никто не проснулся и не наблюдает за мной, оглядываюсь, потом продолжаю идти по коридору к комнате. Она оказывается пустой, кроме массы в чёрном углу, откуда исходит слабый зелёный свет. Как и в нашей комнате, окно, выходящее наружу, заколочено металлическим листом, закрывающим вид на звёзды или первый вид на Саган. В комнате слишком темно, и глазам трудно привыкнуть. Тихий гул и слабые контрольные гудки поддерживают определённый ритм. Я медленно, чтобы ни на что не наткнуться, направляюсь к зелёному свечению. Без постоянного гула пополняемого стазисного геля тихо так, что можно услышать падение нанокристалла. Подойдя к углу, вместо капсул, наполненных сияющим гелем, вижу только какое-то оборудование и монитор, подающий свет от метеостанции корабля. Хавьера нет. Больше не беспокоясь, что на что-нибудь налечу, обхожу пустую комнату, размышляя, куда они могли его переместить. Придётся подождать, пока они его не вытащат из капсулы, или найти родителей. Я медленно пячусь к своей комнате и на что-то наталкиваюсь. Вскрикиваю и поворачиваюсь. – Зетта-один, вам помочь? Ко мне подходит Брик, в голубой подсветке из коридора похожий на блестящую рыбку. Крохотный глоток снотворного внезапно перестаёт действовать. Я прячу за спиной трясущиеся руки, не в силах ответить. – Вы должны спать, – говорит он. – Туалет, – хриплю я между короткими вдохами. – Пойдёмте, – улыбается он и ведёт меня по коридору к моей комнате. – Кажется, об этом мы не подумали. Конечно, откуда вам знать. В коридоре между комнатами он нажимает кнопку на стене, и открывается дверь в небольшой открытый туалет с четырьмя унитазами в ряд, как партами в классе. – Нет, – непроизвольно вырывается у меня. Неужели они буквально стёрли из нашей памяти и стеснительность? – Что вы сказали? – Просто откашлялась, – отвечаю я, входя в туалет, и спешу закрыть за собой дверь, оставив Брика снаружи. Брик ждёт, насвистывая не какую-то счастливую песенку, как делают родители, поощряя детей, не желающих ходить на горшок. Просто повторяет снова и снова три ноты. Я закрываю глаза и стараюсь представить журчащий ручеёк. Спустя минуту пустого ожидания, нажимаю на смыв. Я встаю и ищу раковину. Вместо этого появляются два рукава из того же материала, что и банное одеяло, встроенные в тумбочку. Я просовываю под один руку и чувствую ладонью тёплую воду, а потом тёплый воздух. Открыв дверь, вижу Брика, который ждёт меня, чтобы отвести в комнату. – Хотите ещё снотворного или тоника? – Нет! – слишком быстро отвечаю я. Он следит, как я ложусь в капсулу. От храпящего Рыжего шума, как от переполненной вертолётной площадки. Я думаю о том, что связывает меня, маму, папу и Хавьера. В детстве я часто жила у Литы и, когда разражалась гроза или мне приснился кошмар, забиралась в её теплую постель, и она, чтобы успокоить, рассказывала мне историю. Её ночная сорочка пахла цветами, а дыхание – кофе с корицей. А капсула холодная и пахнет дезинфицирующим средством. Я закрываю глаза и притворяюсь, что подушка – это грудь Литы. Очутившись в её объятиях, я слышу, как тихий голос шепчет мне в ухо: «En los tiempos viejos[23] жили-были два враждующих короля. У одного была дочь Истаксиуатль, белокожая дама, носившая длинное белое платье и красный цветок тюльпанового дерева в чёрных волосах». Лита вздыхает, словно Истаксиуатль была её дорогой подругой. «Истаксиуатль, – говорит она, толкая меня локтем, – или Иста, как мне нравится её называть, была обещана в жёны заносчивому сыну жадного до власти высокопоставленного священника, но влюбилась в храброго вождя племени по имени Попокатепетль. И он тоже влюбился в Исту». Мне эта легенда была знакома ещё до рассказа Литой её версии. Картина с Попокой и Истой на чёрном бархатном фоне висела на стене папиного любимого мексиканского ресторана. Это натолкнуло меня погуглить легенду. «Когда отец Исты послал Попоку на войну, коварный шаман, желавший женить на Исте сына, солгал, рассказав ей, что Попока погиб в жестокой битве». Лита качает головой. «От ужасной новости Иста погрузилась в печальный сон». Я закатываю глаза. Я уже знаю, что в легенде Иста умирает. Я сажусь и взглядом прошу Литу сделать перерыв. «В самом деле? Просто заснула?» Лита шикает на меня. «Когда Попока вернулся, он нашёл Исту под заклятием глубокой печали и сна». «Нет, правда, разве она не умерла?»