– Дефибрилляция Зетты-два. Разряд, – говорит кто-то у капсулы рядом с моей. – Положите Зетту-два на бок. – Голос Канцлера так близко. – Скажите, кто вы. Кто-то кашляет. – Я Зетта-два… – говорит Сума и снова кашляет. – Какая у вас роль, Зетта-два? – Я эксперт… Я… – Она пытается говорить. – Мне… мне холодно. – запинается Сума. – Программа не сработала? – спрашивает мужчина. Сквозь мои закрытые веки проникает свет. Я медленно делаю вдох. Мне нельзя привлекать внимание. Но я заставляю себя открыть глаза. Они горят, словно я случайно потёрла их пальцами, которыми чистила от семян перец хабанеро. Яркий свет режет глаза, и слёзы сами текут по щекам. Вижу всё, как в тумане: пять человек окружили Суму. Они стоят ко мне спиной с головы до ног в защитных костюмах. Я смотрю в сторону окна, надеясь увидеть небо или звёзды, но окно заварено листом металла. Комната, в которой было три ряда капсул, выстроенных, как картонная упаковка с яйцами, почти пуста. Я быстро ищу Хавьера. В комнате толкутся неясные фигуры по крайней мере восьми человек, маленьких среди них нет. Люди в перчатках поднимают Суму. Её тело шлёпается на стол между нашими капсулами. Гель капает на пол. Сума лениво открывает глаза и вздрагивает. – Мама? – говорит она дрожащим голосом. – Бен? – Полное разочарование, – ледяным голосом говорит Канцлер и бросает ког Сумы в чашку. Ког звякает. – От этой избавляемся, Канцлер? Я не знаю, как помочь Суме. Людей слишком много. Их не побороть. Неожиданно желудок напоминает о себе. Что-то подкатывает к горлу. Только не тошнота. Только не это! Канцлер держит новенький блестящий чёрный шарик. – В этом нет нужды. Положите её назад, в капсулу. С новой усовершенствованной загрузкой… Она наклоняется к экрану. – …Сума Агарваль будет Зеттой-два всю оставшуюся жизнь. Суму поднимают и возвращают в капсулу. Она вяло извивается у них в руках, словно умирающая рыба. Канцлер наклоняется над ней, неподвижно зависая, как палочник. – Жаль. Перепрограммирование отнимает драгоценное время. Можно было бы использовать её способности в первом задании. Она кладёт усовершенствованный ког в инсталлятор и нажимает кнопку активации. Потом ведёт мерцающий ког до ямки на шее Сумы и поворачивается к остальным. – На этот раз от прежней жизни не должно остаться ничего. Наши родители их в порошок сотрут… надеюсь. Я едва вижу слабое свечение шарика, он словно тает у Сумы в позвоночнике. Она морщится, всхлипывает и затихает. Не говоря ни слова, капсулу заливают гелем. Сума погружается в него. У меня так сильно колотится сердце, что его наверняка слышат все. Один из них поворачивается, и я закрываю глаза. Я не дам им себя перезагрузить! Какие там были строки? Я Зетта-один… Меня снова поливают водой: грудь, живот, ноги. Тело поднимают и кладут на более мягкую поверхность. Заворачивают в одеяло. – Сканирование мозга. В черепе появляется жужжание, тихие гудки перемещаются с одной стороны головы на другую. Боюсь открыть глаза. Что же так сильно напугало Суму? Что может быть таким страшным? Они просто люди. – Капсула двенадцать, детский сектор. Расскажите о своей роли, – говорит Канцлер так близко, что я чувствую её дыхание, сладкий запах гиацинта. Я бы не ответила, даже если бы очень хотелось. Я дышать не могу, не то что разговаривать. Надо что-то делать, чтобы не подумали, что я «сплошное разочарование», как Сума. Канцлер кладёт руку мне на щёку. – Зетта-один, откройте глаза. Я открываю глаза и едва сдерживаюсь, чтобы не ахнуть. Под прозрачной кожей Канцлера вьются кровеносные сосуды и сухожилия, похожие на взлётные полосы. Он гладит бледными болезненными руками мой лоб. Только не реагировать. Я сглатываю. Существо передо мной мало похоже на человека. Больше на креветку-призрак, какую я однажды видела в аквариуме Альбукерке. Как и креветка, она и прекрасна и ужасна одновременно, под бледной кожей мерцают красным и голубым вены. Тёмные скулы слишком высоко находятся на лице, бросая тень на линию челюсти, синюшные губы слишком полные. У неё такие светлые глаза, что за радужкой проступает паутина капилляров. Она улыбается. Тёплая вода капает мне на лоб и в рот. Я смотрю в сторону, где должна стоять капсула Хавьера. Её нет, как и многих остальных. Слова отца хлещут меня, словно он сейчас здесь. «В их целях ничего страшного нет, а вот в том, как они собираются их достичь, – да». Сума плавает у двери в мерцающем зелёном геле. Как до этого дошло? Что бы ни представлял из себя Коллектив, придётся довольно долго убеждать их, что я соответствую их стандартам. «Зетта-один, эксперт по ботанике и геологии. Служу Коллективу». Всё будет хорошо, только бы найти родителей и Хавьера. И кто бы ни были эти люди, они не заставят меня забыть. Меня зовут Петра Пенья. Мы покинули Землю 28 июля 2061 года. Сейчас 2441-й, мы прибыли на Саган. Я разыщу свою семью во что бы то ни стало. Глава одиннадцатая Мама распутывает последний узел моих волос. – Ты назвала меня греческим словом, которое означает «камень», – говорю я. Мама смеётся. – Вообще-то, имя предложил папа. Но я подумала, что звучит красиво. – Вижу в зеркале, как она качает головой и улыбается. – Он не говорил, что оно значит, пока я не согласилась. – Камень, – повторяю я. – Моё имя означает «старый грязный камень». – У тебя красивое имя, Петра. Как ты сама. Из маминой косы до талии выбиваются пряди. Её зелёные глаза под лучами солнца приобретают синеватый оттенок с золотистыми искорками. На носу веснушки. Мне никогда не стать такой симпатичной, как она, но, судя по её взгляду, она думает иначе. – И это имя тебе очень идёт. Ты сильная. Я поднимаю голову и вижу, что её глаза полны слёз. – Однажды ты начнёшь по-настоящему великое дело. Я закатываю глаза. «Ты не разрешаешь мне заниматься тем, что мне нравится». Я даже не пытаюсь озвучивать то, что всегда остаётся за кадром. Своё мнение. Но как тут можно что-нибудь основать, если она не даёт даже попробовать. Или всегда подталкивает меня к ботанике, вместо того что я по-настоящему люблю? Я бы могла стать сказочницей. Теперь всё портят нейросети. Я сразу вижу: человеком написана книга или бездушной программой. А я лишь хочу, чтобы истории были жизненными. Я складываю руки на груди. Мама заплетает мне косу и закрепляет резинкой. – Тебе не обязательно любить меня всё время, Петра. Она встаёт и целует меня в лоб. – Я стараюсь тебя уберечь, устроить для тебя самую счастливую жизнь.