Дружба Жака Ле Гри и Жана де Карружа длилась уже не первый год. С тех пор как они поступили на службу к графу Пьеру, между ними установились теплые, доверительные отношения. Когда жена де Карружа Жанна родила сына, Жан попросил Жака стать крёстным отцом. В средние века это было большой честью, особенно среди знати, для которой крёстный отец становился практически членом семьи. На крестинах, с которыми тогда не затягивали, чтобы охранить хрупкую младенческую душу, Жак держал ребёнка на руках у крестильной купели. Когда священник окунал младенца в святую воду, Ле Гри поклялся беречь крёстного сына от козней дьявола и защищать его в течение семи лет «от воды, огня, лошадиных копыт и собачьих клыков». Если при графе Робере Жак Ле Гри процветал, то при Пьере его доходы просто взлетели. Как и его старый друг Карруж, Ле Гри вскоре после поступления на службу был назначен одним из графских камергеров. Но богатый сквайр был столь незаменим, что в какой–то момент даже одолжил графу Пьеру почти три тысячи франков, за что снискал особое расположение благодарного сюзерена. В 1378 году, спустя год после того, как оба сквайра присоединились к его двору, граф Пьер сделал Ле Гри довольно ценный подарок — поместье Ану–Ле–Фокон, недавно приобретённое сюзереном. Подарок с лихвой компенсировал Ле Гри его преданную службу и недавний довольно крупный кредит. Поскольку подарок последовал сразу же за выданным кредитом, можно предположить, что деньги Ле Гри понадобились графу Пьеру для покупки Ану–Ле–Фокон. Получается, Жак профинансировал сделку своего сюзерена. Столь показательный знак внимания неизбежно вызвал ревность и зависть других придворных в Аржантане, соперничающих за графскую милость. Должно быть, этим был весьма недоволен и старый друг Жака, Жан де Карруж. Род Жана был гораздо древнее и знатнее, чем у Жака, но звезда Ле Гри сияла при дворе графа Пьера намного ярче остальных. Оба были камергерами, с той лишь разницей, что Ле Гри был капитаном форта Эксме. Будучи графским протеже, Ле Гри довольно часто посещал королевский двор в Париже, и, как новый фаворит графа, богател день ото дня. Несмотря на продолжительную дружбу двух сквайров, успех и процветание Ле Гри раздражали Жана де Карружа, и их отношения начали портиться. В конце 1370‑х, вскоре после того, как оба сквайра поступили на службу к графу Пьеру и присоединились к его двору в Аржантане, Жан де Карруж понёс тяжёлую утрату: его жена Жанна заболела и умерла. Но беда не приходит одна: родившийся у супружеской четы несколькими годами ранее сын, крестник Ле Гри, отправился вслед за матерью. Вот так одним махом Жан потерял жену и единственного наследника. Причиной этой двойной трагедии в семье Жана могла стать любая из многочисленных болезней, с завидной регулярностью опустошавших средневековую Европу: чума, тиф, холера, оспа и дизентерия, от которых тогда ещё не было лекарств. Возможно, Жанна умерла во время родов, что было довольно частой причиной смерти у женщин Средневековья, которым приходилось рожать в антисанитарных условиях без должного медицинского ухода. В итоге большинство женщин просто умирали от полученной при родах инфекции. Вскоре после смерти родных Жан де Карруж покинул дом, бросившись в горнило очередной войны. В 1379 году смертельно больной Карл V решил очистить Нормандию от англичан, прежде чем оставить королевство своему десятилетнему сыну. Он собрал армию под командованием Жана де Вьена, легендарного адмирала Франции. Жан де Карруж присоединился к королевской кампании осенью 1379 года, поступив с собственным отрядом сквайров в распоряжение адмирала де Вьена в Нижней Нормандии. Каждый мужчина, подобно Жану, должен был прибыть со своими доспехами, слугами и лошадьми, получая за это ежедневное жалованье в пол–ливра. Кампания длилась почти пять месяцев и охватила весь полуостров Котентен, который активно грабили англичане из своей крепости в Шербурге. Многочисленные военные манёвры и сборы с конца октября 1379‑го по март 1380‑го показывают, что Жан и его войско довольно неровно продвигались через Котентен, по диагонали — до Бозевиля на северо–востоке, потом на юг до Карентана, а затем на северо–запад до Брикебека, что неподалёку от Шербурга, и наконец, на юг до Кубенса, примерно на середине пути от Шербурга до Сен–Мишеля. Отряд Карружа вырос с четырёх сквайров в октябре до девяти в январе месяце, затем снова сократился, вероятно, из–за военных потерь. Несмотря на риск умереть в любую минуту, Жану, похоже, нравилось воевать. Котентенская кампания вырвала овдовевшего сквайра из его одинокой жизни в Карруже и бросила в волнительный водоворот жарких баталий и приключений со своими братьями по оружию, людьми из собственной свиты и прочими вояками, которых он, должно быть, хорошо знал. Но поскольку Карруж неоднократно рисковал жизнью, воюя с англичанами, и даже потерял близких ему людей, он знал, что подвергает опасности весь свой род, который может на нём же и пресечься. Если его убьют, то и его фамилия умрёт вместе с ним, и земли больше не будут принадлежать роду Карружей. Если он выживет, ему придётся как можно быстрее снова жениться, и желательно удачно. Его братья были священниками и не оставили законных наследников, а сестра, выйдя замуж, более не была носительницей фамилии. Именно от Жана зависело, продолжится ли род Карружей. По мере продвижения Жана по Котентену ему приходилось останавливаться между сражениями в городах и замках Безевиля, Карентана и Кутанса, где он высматривал подходящих молодых дворянок. Будучи случайным гостем в Большом зале местного сеньора или капитана крепости, сквайр имел возможность познакомиться за столом с молодыми девушками из нормандской знати, рассматривая их как претенденток на роль будущей супруги. За улыбками и комплиментами скрывался холодный расчёт, связанный не с любовью или романтикой, а с землями, деньгами, властью, семейными союзами и рождением наследников. Идеальной невестой для сквайра была бы девушка знатного происхождения, с богатым приданым, которое увеличило бы его земли и доходы. Помимо этого, она должна быть молодой и плодовитой, чтобы нарожать здоровых сыновей, и желательно девственницей, хотя последнее трудно было просчитать. К тому же она должна быть добродетельной и целомудренной, чтобы не оставалось сомнений в законности наследников. Не помешает, если эта девушка вдобавок ко всему будет ещё и красива. 2 РАЗЛАД В 1380 году на французский трон взошёл новый король, а матримониальные планы Жана де Карружа наконец–то увенчались успехом. Вскоре после возвращения из Котентенской кампании овдовевший сквайр женился на богатой наследнице по имени Маргарита. Единственная дочь, наследница древнего нормандского рода, Маргарита до этого не была замужем, и возможно, на момент помолвки являлась ещё подростком. Молодая, знатная, богатая, к тому же очень красивая, она казалась идеальной невестой для дворянина, стремящегося продолжить свой род и обеспечить его процветание. Как единственная наследница своего отца, Маргарита принесла мужу щедрое приданое, а со временем ей предстояло унаследовать ещё больше. Судя по всему, Маргарита была утончённой юной особой. «Молода, красива, умна, добра, скромна…» — такими терминами награждает её один из современников в своих воспоминаниях. Последний термин подразумевает, что девушка не была жеманницей или кокеткой. Другой описывает её как «очень красивую и сильную духом женщину». Лишь одно описание, составленное монахом–женоненавистником, ставит под сомнение её внешние данные и характер. Сам Жан де Карруж впоследствии заявлял в суде, что его вторая супруга была «молода и красива», а также «добродетельна и целомудренна», впрочем, его мнение предвзято, и вряд ли стоит принимать его в расчёт. Портрет Маргариты некогда украшал стену монастыря в Кане, рядом с изображением её мужа в полном рыцарском облачении, но время стёрло её черты, и ни одного достоверного описания её внешности, увы, не сохранилось. Однако писатели и художники того времени восторженно отзывались о её красоте. У идеальной по тем временам француженки–северянки были светлые волосы, ослепительно белый лоб, изогнутые брови, серо–голубые глаза, тонкий нос, маленькие, пухлые и алые губы, лёгкое дыхание и ямочка на подбородке. Помимо этого, у неё должна быть длинная тонкая шея, белоснежная грудь и «стройный, гибкий стан». Она должна носить прямое, либо подпоясанное цепочкой льняное платье, как правило белое, а для торжественных случаев цветное. Многие дворянки носили украшения: брошь или ожерелье, возможно, золотое кольцо с драгоценными камнями. Как хозяйка замка или усадьбы, Маргарита должна была вести хозяйство и помогать мужу в управлении поместьем. Хотя, вероятно, она была ещё в нежном возрасте и брала на себя бремя правления замком лишь на время отлучек Жана по делам при дворе или в периоды военных кампаний, нацепив на поясок своего длинного прямого платья огромную связку ключей от многочисленных подвалов, сундуков и кладовых. В её обязанности входило отдавать приказы слугам, приглядывать за детьми, заботиться о прибывших гостях и сидеть во главе стола во время трапез в Большом зале. Возможно, с глазу на глаз она обсуждала с мужем его карьеру при дворе, поскольку имела там некоторое влияние, благодаря высокопоставленным друзьям и родственникам. Маргарита должна была вести себя, как подобает истиной даме, то есть безупречно. Быть вежливой, набожной, заниматься благотворительностью (как говорится, «положение обязывает»), скромной, а главное, преданной своему мужу. Голубая кровь требовала, чтобы в жизни образцовой аристократки был один единственный мужчина — её муж, дабы в древние фамилии не затесались всякие бастарды сомнительного происхождения. Какие бы вольности ни позволяли себе мужья с селянками или городскими шлюхами, от собственных жён они требовали исключительного целомудрия. Женившись на девушке, воспитанной в строгих правилах, сочетающей красоту и добродетель, Жан де Карруж надеялся, что Маргарита станет ему верной женой и нарожает законных наследников. Маргарита была гораздо моложе Жана, и сквайру, видимо, неоднократно приходилось слышать старинную поговорку: «Старый конь глубоко не пашет». Тем не менее, дворяне почтенного возраста частенько находили себе жён намного моложе, ведь молодость подразумевала плодовитость и считалась залогом рождения здоровых наследников. У Маргариты был лишь один существенный недостаток, который поначалу мог вызвать у Жана сомнения относительно их брачного союза. Она была дочерью печально известного Робера де Тибувиля, нормандского рыцаря, дважды предававшего французских государей. Факт двойной измены сира Робера случился задолго до рождения Маргариты, в начале 1360‑х, но его предательство бросало тень на всю семью, и девушка выросла с клеймом «дочери предателя». Род Тибувилей был древнее Карружей, их родовой замок по сию пору украшает нормандский пейзаж. Семья Маргариты происходила из Эра, одной из южных областей Франции, с влажным климатом и плодородными землями. К югу от того места, где Сена, огибая Вернон и Ле–Андели, стремится к морю. Замок её отца, Фонтейн–Ле–Сорель, располагался в живописной долине, пойме реки Рисл, рядом со старым Римским трактом, ведущим на запад из Эвре в Лизьё. Родом из этих мест был и первый Робер де Тибувиль, чей сын сражался под знамёнами Вильгельма Завоевателя в битве при Гастингсе. В 1200 году Робер де Тибувиль II выступал поручителем или вторым секундантом в некоей судебной дуэли. Примерно в это же время и был создан фамильный герб Тибувилей: серебряное поле, разделённое надвое по горизонтали синей полосой, на каждой стороне по три красных горностая — геральдических символа, напоминающих перевернутый цветок лилии. Отец Маргариты Робер де Тибувиль V практически полностью лишился богатств, столь кропотливо собираемых его родом на протяжении трёх столетий, когда в 1340‑х годах присоединился к нормандским мятежникам, восставшим против короля Филиппа VI. Попав в плен в бою, он предстал перед королём и его советниками на суде по обвинению в измене. Робер едва избежал смерти и провёл в тюрьме три позорных года. Десять лет спустя, опять оказавшись на волосок от смерти, он вновь изменил клятве, на сей раз королю Иоанну, встав на сторону короля Наварры Карла Злого, претендовавшего на французский престол. Но Роберу вновь удалось обмануть смерть, и в 1360‑м он был помилован в числе более трёх сотен нормандских мятежников. Вскоре Робер вернул утраченное. К 1370 году он стал военным капитаном Вернона, стратегически важной военной крепости на берегу Сены, с огромной круглой башней в двадцать два метра высотой, примерно в тридцати милях к югу от Руана. В том же году Робер женился на Мари де Клер. Получается, что к тому времени первая его жена умерла, и Маргарита во возрасте восьми–десяти лет осталась без матери. Маргарита родилась, когда её отец сидел в тюрьме, и, видимо, потеря матери и жизнь в доме, управляемом мачехой, наложили на неё свой отпечаток. К тому же второй брак отца уменьшал её наследство, ведь мачеха Мари тоже имела право на часть имущества Тибувиля. Однако, будучи единственным ребёнком в семье, Маргарита была довольно лакомым кусочком, суля своему избраннику богатое приданое. Жан де Карруж, скорее всего, познакомился с Маргаритой через её кузена Гийома де Тибувиля, бывшего тогда правителем Креверкур–ан–Ожа, важного форта в нескольких милях к северу от Капомесниля, одного из фамильных владений Карружей. Богатство Маргариты, вероятно, сильно привлекало Жана, быть может, даже сильнее, чем её красота и благородное происхождение. И всё же поначалу Жан, возможно, тянул с обручением из–за сомнительной репутации семьи Маргариты. У него были опасения, что это поставит под угрозу его положение при дворе нового сюзерена, графа Пьера, где он числился всего три года. Оказавшись во время войны заложником и как двоюродный брат короля, Пьер, разумеется, люто ненавидел всех нормандских мятежников. И, вероятно, он задавался вопросом, почему Жан де Карруж, его личный камергер и приближенный вассал, выбрал себе в жёны одну из Тибувилей, рода дважды предававшего королей Франции и присягнувшего их врагам. Но Тибувиль был одним из заложников, сопровождавших Пьера в Англии. Да и сам Пьер недавно приобрёл у отца Маргариты имение Ану–Ле–Фокон, позднее подаренное им Жаку Ле Гри. Возможно, жажда приобрести эти желанные земли, граничащие с его владениями, оказалась сильнее ненависти к старому врагу. Или, может быть, он глубоко уважал королевское милосердие, проявленное к сиру Роберу двадцать лет назад, если к тому же того требовала столь выгодная сделка. Во всяком случае, не сохранилось никаких свидетельств, что граф Пьер возражал против женитьбы своего вассала. Жан и Маргарита сыграли свадьбу весной 1380‑го. Вероятно, церемония проходила в церкви Святой Маргариты Карружской, всего в двух милях от замка Жана, названной так в честь самой невесты. Святая Маргарита жила в Антиохии в третьем веке и помимо красоты отличалась редкостным благочестием, сохраняя целомудрие перед лицом домогательств и угроз со стороны грозного эпарха. И когда в тюрьме к ней явился Дьявол в образе дракона и проглотил её, она рассекла его чрево крестным знамением. Также она слыла покровительницей рожениц и способствовала плодородию. Церковь Святой Маргариты была выстроена в форме латинского креста с закруглёнными римскими окнами и квадратным нормандским шпилем. Здесь Жан и Маргарита стояли перед алтарём при свете сальных свечей в благоухающем облаке ладана, соединив правые руки под взглядами многочисленных родственников и друзей. Священник, держа в руках молитвенник, трижды осенил новобрачных крестным знамением, произнося слова, освящающие их союз: «Ego conjungo vos in matrimonium, in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen».»{4} За мессой последовало более мирское мероприятие — пир в Большом зале замка жениха. Менестрели, танцы, многочисленные гости, вино рекой, а по завершении горничные наконец–то оставили Маргариту одну, приготовив её к брачной ночи, и священник лично освятил свадебное ложе, чтобы обеспечить молодой семье плодовитость. ПИР С МУЗЫКАНТАМИ. Свадьбы в благородных семьях, как правило, приурочивались к большим праздникам. МС. Харли 1527, фол.368 с 36. Печатается с разрешения Британской библиотеки. Венчанию и свадебным торжествам предшествовала ещё одна важная церемония. Таковой являлся гражданский брак, который традиционно заключался заранее, перед венчанием, вне церковных стен, на паперти, откуда партнёры публично объявляли о своём согласии, обменивались кольцами и поцелуями, передавая друг другу свои земли и богатства. Акт дарения, или «дотация», гарантировал Жану и Маргарите право наследования в случае смерти одного из супругов, скрепляя тем самым соглашение, достигнутое во время помолвки. Владетельные дворяне решали мирские дела по обмену землями и богатствами вне Церкви, это была предтеча, во всех смыслах, благословенного союза, освященного пред алтарём в божьем храме. Несмотря на восторги Жана от женитьбы на юной, красивой и богатой Маргарите, его настроение в день свадьбы, возможно, было омрачено условиями брачного контракта, подписанного на церковной паперти. Каким бы заманчивым ни было приданое невесты, в нём недоставало важного клочка земли, который так жаждал заполучить Жан. Это было поместье Ану–Ле–Фокон, которое отец Маргариты в 1377 году продал графу Пьеру Алансонскому, а тот, в свою очередь, подарил его год спустя Жаку Ле–Гри. Сделка принесла отцу Маргариты более восьми тысяч ливров и, возможно, увеличила приданое Маргариты, но сам факт потери земель, будущей ренты и права наследования возмутил сквайра. Двумя годами ранее Жан де Карруж признал, что столь щедрый подарок Пьера, как Ану–Ле–Фокон, явственно говорит о предпочтениях графа и причисляет Ле Гри к придворным фаворитам. Но тогда Жан и подумать не мог, что Ле Гри осчастливили за его счёт. Лишь когда он решил жениться на Маргарите и возник вопрос о её приданом, до Жана дошло, что Ану–Ле–Фокон упорхнуло от него прямиком в руки соперника. Когда Жан понял, что мог бы сам наложить лапу на поместье, как на приданое своей супруги, он тут же перешёл от слов к делу. Он затеял судебный процесс по взысканию земель и оспорил законность продажи Ану–Ле–Фокона, хотя Ле Гри уже некоторое время был владельцем поместья. К маю 1380 года яростная борьба за этот клочок земли приобрела такую огласку, что достигла ушей французского короля. Весной 1380‑го Карлу оставалось жить всего несколько месяцев, вскоре он оставит свою раздираемую войнами и отягощённую непосильными налогами страну несовершеннолетнему сыну. Изнурённый бесконечной войной с Англией, огромным неоплаченным выкупом за отца, народными бунтами против поборов и прочими напастями, свалившимися на его голову, Карл получил петицию от графа Пьера с просьбой гарантировать дарение земель одному из его вассалов. Граф, со своей стороны, хотел раз и навсегда прекратить этот спор за Ану–Ле–Фокон, заручившись королевской санкцией на свой подарок. Получив эту просьбу от графа Пьера, своего двоюродного брата, а также одного из самых могущественных нормандских вассалов, смертельно больной и измученный король, охотно согласился. 29 мая 1380 года в королевском замке Боте–сюр–Марн, недалеко от Парижа, король вручил графу Пьеру грамоту, подтверждающую дарение Ану–Ле–Фокона Жаку Ле Гри. В королевской хартии уточнялось, что земля компенсировала сквайру его многочисленные заслуги перед графом, в том числе и недавний кредит в две тысячи двадцать франков золотом (сумма, указанная в документе). Поместье было «безотзывным подарком», который граф Пьер обещал «гарантировать, защищать и отстаивать» против любых юридических притязаний, возбужденных Жаном де Карружем. Король подписал хартию, запечатал её зелёным воском и приказал зачитать вслух жителям Ану, чтобы у тех не осталось ни малейших сомнений относительно того, кто их истинный господин и повелитель. Публичное оглашение состоялось 10 июня в приходской церкви Ану перед аудиторией из тридцати девяти человек. Жан де Карруж с треском проиграл дело. Королевская хартия отрезала его от вожделенного феода не хуже крепостной стены. Риск женитьбы на дочери предателя оказался ничем по сравнению с тем ущербом, что нанёс себе Жан этой тяжбой за Ану–Ле–Фокон. Он оскорбил и оттолкнул своего старого друга и коллегу–камергера Жака Ле Гри, так и не вернув утраченное имение. Он пошёл наперекор графу Пьеру, своему сюзерену, главному покровителю и благодетелю. Кроме того, его имя при дворе будет отныне ассоциироваться с этим неприятным процессом. Пробыв на службе у графа Пьера всего три года, Жан уже успел обрести репутацию человека крайне импульсивного и вспыльчивого, даже по нормандским меркам. Если отношения Карружа и Ле Гри дали трещину из–за их соперничества при графском дворе, то тяжба за Ану–Ле–Фокон и вовсе вбила меж ними клин. О разрыве свидетельствует тот факт, что Ле Гри, крёстный, увы, безвременно ушедшего сына Жана (знак высочайшей признательности и доверия), не присутствовал на свадьбе своего старого друга и явно не примкнул к хору поздравляющих, которые чествовали новоиспечённую супружескую чету после свадьбы. Вероятно, Ле Гри отсутствовал по делам, но возможно, его просто не пригласили на торжество. Ведь Жак Ле Гри не только пропустил свадьбу, но и с самой Маргаритой познакомился намного позже, чем остальные. В течение последующих нескольких лет положение Жана при дворе графа Пьера сильно пошатнулось, в то время как влияние Жака Ле Гри росло с каждым днём. В августе 1381‑го граф Пьер посетил королевский двор, пристроив сквайра в свою свиту. Там Ле Гри выпала честь присутствовать на высочайшем совете бок о бок с дядей короля герцогом Людовиком Анжуйским. Совет собрали, чтобы обсудить претензии алчного герцога на Неаполитанский престол, в свете очередного возглавляемого им Крестового похода, который благословил авиньонский Папа. Присутствующий на совете Жан Ле Февр, епископ Шартрский, упоминает Ле Гри в своих дневниковых записях от 23 августа, как «сквайра скромного происхождения, проникшего в высшее общество». «…монсеньор герцог Анжуйский; я, епископ Шартрский; сеньор Шатофромон; сеньор Бюля; сир Раймон Бардиль; сир Раймон Бернар и некий Жак Ле Гри, сквайр герцога Алансонского». Сам граф Пьер на совете не присутствовал, послав вместо себя Ле Гри в качестве своего поверенного, что свидетельствовало о высочайшем доверии, оказываемом фавориту. Ле Гри хоть и был всего лишь сквайром из худородной семьи, теперь получил доступ в круг приближённых к монаршей особе, как протеже графа Пьера. Примерно в то же время Ле Гри назначают личным сквайром короля, почётнейший пост, прекрасно отражающий ценность сквайра для графа Пьера, королевского кузена. Что же касается Жана де Карружа, то его даже в Париж не пригласили. После свары за Ану–Ле–Фокон граф Пьер не горел желанием накануне визита к королевскому двору включать в свою свиту скандального сквайра. Карруж, отпрыск знатного дворянского рода с не менее знатно раздутым самомнением, должен был стоять в сторонке и наблюдать, как его старый друг Ле Гри, пусть и худородный, но более тонко чувствующий придворную политику, поднимается всё выше и выше по карьерной лестнице. Тогда как его собственное и без того шаткое положение лишь усугубляется. В 1382-ом между Жаном де Карружем и графом Пьером вспыхнула новая, ещё более яростная ссора. В том году умер отец Жана, оставив сыну всё своё состояние и освободив должность капитана Беллема, довольно престижный пост, занимаемый покойным Карружем последние двадцать лет. Жан рассчитывал унаследовать эту должность, поскольку звание капитана по традиции переходило от отца к сыну. Но его желаниям не суждено было сбыться. Граф Пьер, унаследовавший Беллем после смерти своего брата Робера и теперь вынужденный назначить Жана капитаном, доверил управление этим важным замком другому придворному. Узнав, что его карьерные ожидания обмануты, Жан пришёл в ярость. И было от чего: почти одновременно от него ускользнули и принадлежавший Тибувилям Ану–Ле–Фокон и занимаемая его отцом должность. Жан всё острее чувствовал себя обделённым при дележе наследства. Решение графа не просто принижало влияние и общественный статус Жана, но фактически было публичной пощёчиной. Всё это словно открыто заявляло всем придворным в Аржантане, что Жан не достоин идти по стопам отца и возложить на свои плечи ответственность за знаменитую крепость и её военный гарнизон. Ещё сильнее его раздражало то, что Жак Ле Гри продолжительное время был капитаном другого ключевого форта — Эксме. Поэтому, лишившись Беллема, Жан опускался на ступень ниже Ле Гри при дворе графа Пьера. Из–за Беллема Жана де Карружа обуял такой гнев, что он вновь начал процесс против графа Пьера. Средневековье было эпохой тяжб, а нормандская знать славилась своей склонностью к сутяжничеству, да и не было ничего необычного в том, что нормандский дворянин обжаловал в суде решение своего сюзерена, как это уже делал Жан в отношении Ану–Ле–Фокона. Тем не менее, повторно втянувшись в эту тяжбу Жан ступил на скользкую дорожку, которая впоследствии заведёт его ой как далеко. Вторая попытка Карружа выиграть дело потерпела фиаско. И вновь эта тяжба ещё больше углубила пропасть между ним и графом Пьером, и это в те времена, когда вся карьера и положение вассала в обществе зиждились на расположении его сюзерена. Свара из–за Беллема напрямую не касалась Жака Ле Гри, но в споре за Ану–Ле–Фокон он, несомненно, принял сторону своего покровителя и сеньора. И после повторной тяжбы отношения между Карружем и Ле Гри окончательно испортились. Вскоре за второй тяжбой между Жаном де Карружем и графом Пьером последовала очередная, уже третья за столь короткий промежуток времени, окончательно разведя двух сквайров по разные стороны баррикад. Новый спор вспыхнул, когда Жан в очередной раз заявил свои права на утраченные земли. Желая отыграться за недавние неудачи и имея для этого необходимые средства (вероятно, из приданого Маргариты), Жан решил прикупить новые земли. 11 марта 1383 года он приобрёл два феода, Куиньи и Плейнвиль, у рыцаря Жана де Воложера. Оба поместья, одно возле Аржантана, другое — на севере, в местечке, известном ныне под названием Кальвадос, славились как плодородные сельскохозяйственный угодья, обещающие богатые урожаи и отличную ренту. Если желание Карружа обладать ими ещё можно объяснить, то расположение Куиньи аккурат между землями графа Пьера и Жака Ле Гри было для Жана тревожным звоночком, к которому тот не прислушался. Вскоре сделка сорвалась. 23 марта 1383 года, спустя всего двенадцать дней после продажи, граф Пьер заявил свои прежние законные права на оба поместья и потребовал, чтобы Карруж их уступил{5}. Знал ли Жан о претензиях графа на эти земли или сознательно пошёл ему наперекор? Всё может быть, учитывая скандальный характер сквайра. Напористость, превращавшая его в отважного воина и, возможно, не раз спасавшая ему жизнь на поле боя, тянула его карьеру при Аржантанском дворе ко дну. Там для продвижения вверх требовались тактичность и дипломатия, а не примитивная бравада или грубая сила. По итогам третьей тяжбы с графом Пьером Жан де Карруж вынужден был уступить Куиньи и Плейнвиль, так и не успев вступить во владение. Граф Пьер полностью компенсировал сквайру потраченные на покупку земель средства. Но если бы это стоило Карружу лишь земель и ренты, которые он мог бы завещать своим потомкам! Ведь его снова макнули лицом в грязь, причём на глазах у всего аржантанского двора. Возмущённый своевольством графа, но вынужденный подчиниться воле сюзерена, Жан де Карруж обрушился с праведным гневом на своего соперника. Карруж негодовал из–за того, что Ле Гри втёрся в доверие к графу Пьеру, стал его новым придворным фаворитом и злоупотреблял своим положением при графском дворе. Ле Гри был капитаном крепости Эксме, а Карружа лишили Беллема. Ле Гри ездил в Париж и стал королевским сквайром, а Карруж остался не у дел. Хуже всего, что Ле Гри получил в дар от графа драгоценное поместье Ану–Ле–Фокон, а Карружу пришлось прилично потратиться на покупку дорогих земель, и то лишь затем, чтобы граф вскорости оттяпал их себе. Вне себя от собственных неудач и карьерных успехов Ле Гри, Карруж сделал вывод, что Жак плетёт интриги за его спиной. Всё это время, рассуждал он, Ле Гри настраивал графа против него, получая при этом личную выгоду. Причина, по которой граф Пьер за последние годы трижды захватывал законную собственность Жана (сперва Ану–Ле–Фокон, затем Беллем и, наконец, Куиньи и Плейнвиль) заключалась в том, что за всем этим стоял Ле Гри, нашёптывающий сюзерену дурные советы. Для озлобленного и подозрительного Карружа напрашивался один вывод: его старый друг, которому он некогда безгранично доверял, нагло предал его ради собственных карьерных интересов. Ле Гри делал карьеру при дворе, наступая на голову Карружу. Пламя третьей ссоры Жана с графом Пьером спалило последние мосты, соединявшие двух сквайров. Карруж, винивший старого друга во всех своих несчастьях, теперь начал откровенно ненавидеть Ле Гри. Должно быть, Жан жаловался другим на своего коварного соперника. Возможно, при дворе в Аржантане он даже публично бросал ему в лицо гневные обвинения. Агрессивное поведение Жана лишь закрепило за ним репутацию человека крайне неуживчивого и импульсивного, и он покинул двор. Хотя официально Жан по–прежнему числился графским камергером, фактически он стал персоной нон–грата. В течение последующего года, а то и больше, Жан избегал появляться при дворе в Аржантане, который хоть и находился всего в двенадцати милях от замка Карружа, однако их разделяла непреодолимая пропасть. В августе 1383 года Жана призвали на службу, помогать графу Пьеру во Фландрии, но он покинул кампанию уже на восьмой день — ещё один намёк на возникший разлад между ним и сюзереном. Должно быть, для Маргариты это были трудные времена. Они были всего три года как женаты, а её озлобленный, сварливый муж полностью изолировал себя от двора и затворился в фамильном замке и за его толстыми крепостными стенами не переставая брюзжал о несчастьях, обрушившихся на его голову. Несомненно, она была наслышана о Жаке Ле Гри, про которого ей без умолку твердили вот уже несколько лет, но никогда его не видела. Отчуждение Жана от графского двора и от Жака Ле Гри продлилось год, а то и больше. Лишь на второй год, в 1384‑м, когда, видимо, вражда несколько поутихла, произошло определенное сближение. Событие, вырвавшее Жана из добровольной ссылки от графского двора, вероятно, случилось осенью того же года или, скорее, ближе к Рождеству. Яблоневые сады в Нормандии уже полностью сбросили листья и плоды, а её бескрайние поля лежали под паром, лишь некоторые щетинились зелёной озимью. Осень принесла в Нормандию холод и дожди, а зима выдалась ещё хуже. Дождь, вперемежку со снегом и ледяной крупой превратил дороги в непролазное грязное месиво, а затем их сковало зимней стужей, от которой люди пытались скрыться, сгрудившись вокруг пылающих очагов. Огромные дровяные камины высотой с человеческий рост и как минимум такие же по ширине в больших залах нормандских замков обогревали высокие, продуваемые сквозняками залы, чьи толстые каменные стены одинаково сырые и холодные в любое время года{6}. В конце 1384‑го, когда ударили трескучие морозы, Жан де Карруж получил приглашение от старого друга, сквайра по имени Жан Креспен. Жена Креспена недавно родила сына, и, чтобы отметить крестины ребёнка и удачное разрешение супруги от бремени, Креспен пригласил всех своих родственников и друзей на домашнее торжество. Креспен жил примерно в десяти милях к западу от Карружа, близ Ла Ферте–Масе, города, граничащего с королевским лесом, где он служил егерем, отвечая за охоту и поставку древесины к королевскому двору. Жан взял с собой на празднование Маргариту. После эмоционального расставания с двором в Аржантане это, возможно, был один из редких его светских визитов за прошедший год. Маргарита, у которой поводов покинуть замок Карруж было и того меньше, учитывая, что весь минувший год, а то и более, она выслушивала жалобы мужа на постигшие его несчастья, вероятно, больше супруга радовалась возможности покинуть замок и смешаться с веселящейся толпой. У Креспена она рассчитывала увидеть знакомые лица, а также завести новые знакомства. Ведь уже четыре года минуло с тех пор, как она покинула замок своего отца далеко на севере и переехала жить к мужу. Помимо Жана и Маргариты в числе приглашённых было много других знатных и уважаемых особ. Креспен, неоднократно бывавший при королевском дворе в Париже, также был вхож и к графу Пьеру. Впрочем, Ла Ферте–Масе лежал далеко от Аржантана, в противоположной стороне от замка Карруж, и вряд ли Жан мог столкнуться там с толпой ненавистных ему графских клевретов. Возможно, это сыграло не последнюю роль в решении Жана, подавленного неудачными и разорительными тяжбами с графом Пьером. Тем не менее, едва Жан прибыл к Креспену и проследовал с Маргаритой в Большой зал, он встретил в толпе приглашённых Жака Ле Гри, который мирно потягивал вино и весело общался с другими гостями. Разумеется, Маргарита никогда прежде не видела сквайра. Всё, что она слышала о Ле Гри, исходило из уст её мужа, и вряд ли эти слова льстили Жаку.