Карруж и Ле Гри, близкие друзья, затем — соперники, а ныне — заклятые враги, рассматривали друг друга, стоя по разные стороны зала. Другие гости, заметив эту дуэль взглядами, враз перестали веселиться и замерли, словно увидев вспышку молнии и ожидая, что вот–вот грянет гром. Соперничество двух сквайров уже давно стало предметом многочисленных сплетен, и об их грызне за земли, титулы и графское покровительство при дворе сюзерена местная знать была прекрасно осведомлена. Однако не последовало ни вспышек ярости, ни обмена колкостями, ни вызовов, ни угроз. Не было и неловких попыток в упор не замечать присутствия друг друга в переполненном зале. Вместо этого оба сквайра двинулись навстречу друг другу, благо атмосферу разряжало царящее повсеместно веселье и льющееся рекой вино. Болтовня и смех в освещённом факелами зале мгновенно стихли, все взгляды устремились в их сторону. По случаю праздника каждый сквайр надел короткую куртку, то есть дублет, в цветах своего фамильного герба, Карруж был в красном, Ле Гри — в сером. Они вышли в центр зала и встали лицом к лицу на расстоянии нескольких шагов, пристально изучая друг друга. Жан первым сделал шаг вперёд, протягивая правую руку. Ле Гри мгновенно собрался и, сделав встречный шаг, схватил протянутую Жаном руку и сжал её в стальном рукопожатии. — Карруж! — воскликнул сквайр в сером и приветливо улыбнулся — Ле Гри! — произнёс сквайр в красном, улыбнувшись в ответ. Поздоровавшись и заключив друг друга в объятья, оба сквайра положили конец своим распрям и помирились. Напряжение в зале вмиг спало. Дворяне, наблюдавшие эту сцену со стороны, одобрительно закричали, дамы — зааплодировали, а Креспен вышел вперёд, чтобы лично поздравить обоих. В то, что это встреча была чистой случайностью верится с трудом. Возможно, Креспен, прекрасно знавший и Карружа, и Ле Гри, выполнял приказ графа Пьера, пытавшегося примирить двух враждующих сквайров. Карруж, способный годами хранить обиду, за время своего затворничества в замке, вероятно, понял, что продолжение ссоры с Ле Гри ему лишь вредит. Да и Ле Гри после нескольких лет натянутых отношений с Карружем, вылившихся в ожесточённое противостояние, возможно, искал пути к примирению. Кто бы ни стоял за этой встречей, далее случилось нечто ещё более удивительное. Поздоровавшись и обняв Ле Гри, Жан повернулся к Маргарите и велел ей поцеловать сквайра в знак их примирения и дружбы. Маргарита в дорогих украшениях и элегантном струящемся платье по случаю торжества, вышла вперёд, чтобы поприветствовать Жака Ле Гри и поцеловать его в губы, как тогда было принято. Сохранившийся рассказ очевидца не оставляет сомнений в том, что она его поцеловала. Учитывая неприятную размолвку мужа со сквайром и прочей придворной братией, Маргарита, скорее всего, не горела желанием знакомиться с Жаком. Последние несколько лет Жан расписывал ей Ле Гри в самых чёрных красках, не забывая намекнуть про слухи о его распутстве. Вряд ли подобная дружба или даже знакомство льстило замужней даме. Поэтому отданный Жаном приказ поцеловать Ле Гри, ненавистного соперника, которого он винил во всех своих бедах, видимо, немало удивил Маргариту. Даже если это примирение было тщательно отрепетировано, и Маргарита знала об отведённой ей роли, она не могла не чувствовать, что, приказывая ей поцеловать Ле Гри, Жан заходит слишком далеко, и об этом довольно опрометчивом, сделанным под воздействием винных паров шаге он впоследствии горько пожалеет. Жак Ле Гри, видимо, был удивлён не меньше Маргариты. Едва он помирился Карружем после стольких лет ожесточённых споров и отчуждения, как прекрасная молодая жена Жана внезапно выходит вперёд и целует его в губы. Уже несколько лет как Ле Гри слышал легенды о красоте жены Карружа, поскольку женитьба Жана на юной наследнице была довольно обсуждаемой темой при дворе. Но Жак ни разу не встречался с Маргаритой и до сего дня не видел её воочию. Красота Маргариты, несомненно, произвела на Ле Гри сильное впечатление, как и на любого, кто её видел. И если сквайр с довольно скандальной репутацией искал новых приключений, то, скорее всего, он почувствовал влечение к молодой красавице, на мгновение прикоснувшейся губами к его устам. Возможно, именно в этот момент и вспыхнул интерес Ле Гри к Маргарите. 3 БИТВА И ОСАДА Весной следующего года истощённый многочисленными проигранными тяжбами с графом Пьером и несмотря на недавнее применение со сквайром, Жан де Карруж решил на время покинуть Нормандию и попытать счастья на стороне, присоединившись к французскому военному походу в Шотландию. Кампания, начатая в мае 1385‑го, была инициирована французским королём. Армия французских рыцарей и вооружённых солдат направилась в Эдинбург, чтобы объединить силы с шотландцами и, аккурат к сбору урожая, двинуться дальше — на юг, огнём и мечом прорубая дорогу через английские земли, грабя и разоряя на своём пути города и замки, деревни и поселения. Возглавлял экспедицию сир Жан де Вьен, прославленный полководец. Назначенный в 1373 году адмиралом Франции, Вьен, которому тогда было всего тридцать два года, полностью восстановил французский флот, организовал береговую оборону и совершил ряд победоносных морских рейдов против англичан. Кроме того, он разбил Карла Злого в 1378-ом и возглавил Котентенскую кампанию в 1379-ом. Карружу посчастливилось несколько месяцев служить под его командованием. Армия адмирала насчитывала более тысячи рыцарей, сквайров и вдвое большее количество арбалетчиков и слуг–оруженосцев, вместе с которыми общая численность войска приближалась к трём тысячам. К кампании примкнули многие французские дворяне, среди которых был и Жан де Карруж, возглавляющий свой отряд из девяти сквайров. Карруж имел склонность к авантюрам, а кампания давала ему возможность забыть на некоторое время о неудачах при дворе графа Пьера в Аржантане. Должным образом проявив себя на поле брани, можно даже заслужить рыцарское звание. Прежде всего, Карруж надеялся нажиться на этой экспедиции, компенсировать награбленным в английских городах и замках добром своё пошатнувшееся материальное положение. Перед отъездом Карруж должен был отпроситься с военной службы у своего сюзерена. Граф Пьер охотно удовлетворил его просьбу. После всех этих бесконечных тяжб с Карружем за последние несколько лет граф был только рад хотя бы на короткое время избавиться от беспокойного вассала. Может, он втайне надеялся, что Карруж больше не вернётся, а поскольку сквайр всё ещё не обзавёлся наследником, то некоторые его земли перейдут под графский протекторат, и Пьер сможет раздать их более лояльным подданным. Жан должен был позаботиться о комфорте и безопасности супруги в своё отсутствие. Нормандию по–прежнему опустошали вражеские войска и разбойничьи шайки, и возможно, Маргарита боялась, что в замке де Карруж без мужа она не будет в безопасности. А может, просто Жан не доверял молодой супруге. Поблизости ошивались солдаты из военного гарнизона, да и до двора графа Пьера и соседних замков было рукой подать. Поэтому, прежде чем отправиться в поход, Жан доставил Маргариту в замок её отца Фонтейн–Ле–Сорель, примерно в двадцати милях к юго–западу от Руана. В этом замке Маргарита родилась, выросла и покинула его лишь пять лет назад, выйдя замуж за Жана. Возможно, она сама выбрала Фонтейн–Ле–Сорель, хотя теперь там и хозяйничала её мачеха. Можно было, конечно, остаться с овдовевшей свекровью, но такая перспектива Маргариту вряд ли прельщала. Так надолго Маргарита с Жаном ещё не расставались со дня свадьбы, и возможно, у девушки были на этот счёт дурные предчувствия. Вероятно, Маргарита гадала: не наскучила ли она супругу за пять лет брака, а может, просто разонравилась? Она так и не родила ему наследников, а ведь это было главной причиной, по которой он выбрал её себе в жёны. Но сам Жан позже утверждал, что до его отъезда в их отношениях «царили любовь, мир и согласие». Видимо, Жан был в прекрасных отношениях с семьёй Маргариты. По прибытии супругов в Фонтейн–Ле–Сорель (это случилось, по всей видимости, в апреле месяце), к ним присоединился двоюродный брат Маргариты Робер де Тибувиль, один из десяти сквайров, сопровождавших Жана в походе. Вскоре Маргарита проводила мужа на войну. Она также попрощалась и с кузеном. Маргарита понимала, с какими опасностями им предстоит столкнуться в море и на поле битвы, а потому опасалась, что, возможно, видит их в последний раз. Чтобы присоединиться к кампании, Жану, Роберу и их боевым товарищам пришлось отправиться из Нормандии в Слёйс, ключевой французский порт на фламандском побережье, где собирались все желающие присоединиться к армии и флоту адмирала Вьена. В конце апреля — начале мая Жан и его соратники прибыли в шумный порт, где их взглядам предстала гавань, заполненная двумя сотнями мощных кораблей с закруглёнными бортами, пренназначенными для плавания в северных водах. Снующие портовые рабочие с важным видом грузили на корабли оружие и доспехи, среди которых были довольно примитивные пушки и огромный запас провизии, необходимой для годичной зарубежной кампании. Многие перевозили лошадей, незаменимых на поле битвы и как гужевой транспорт для перевозки багажа. Корабли везли многочисленные подарки для шотландцев, включая полусотню доспехов и пятьдесят тысяч золотых франков, надёжно запертых в прочных сундуках. Перед отплытием адмирал Вьен выплатил армии жалованье за два месяца вперёд. Смотр войск, проведённый 8 мая 1385 года, показал, что «Жан де Карруж, эсквайр» прибыл в Слёйс с девятью сквайрами под своим командованием, и ему заплатили триста двадцать ливров, по пол–ливра в день на каждого человека. 20 мая адмирал отдал команду к отплытию. Погода стояла хорошая, и дул попутный ветер. Французы проплыли вдоль фламандского побережья на север от Слёйса, мимо Зеландии, Голландии и Фрисландии, а затем повернули на запад, к Шотландии, в залив Фёрт–оф–Форт. Когда французы сошли на берег близ Эдинбурга, быстро распространился слух, что прибыла гигантская иностранная армия, и шотландцы тут же принялись ворчать, приговаривая: «Какого чёрта они припёрлись? Кто их сюда звал? Мы что, разучились сражаться с англичанами? Пусть убираются туда, откуда прибыли, мы и без них прекрасно справимся». Шотландский король Роберт пошёл на поводу у своих подданных и теперь не желал идти войной на Англию, пока ему не заплатят приличную взятку. Окружённый шотландцами и не имея другого выхода, адмирал Вьен вынужден был согласиться на возмутительные требования короля Роберта. Иначе он попросту лишился бы помощи союзников. Объединённая армия французов и шотландцев численностью примерно в пять тысяч человек в начале июля наконец выступила из Эдинбурга. Продвигаясь на юг, она пресекла реку Твид и двинулась дальше к морю, сжигая и грабя попадающиеся на пути деревни и поместья. В конце концов, она заняла крепость Уорк, построенную на скалистом уступе над Твидом. Замок Уорк имел массивную четырёхэтажную башню с входом на каждый этаж, в виде высокого каменного свода с «пятью большими убойными отверстиями» — бойницами для метания снарядов или стрельбы. В Уорке находился сэр Джон Люсборн, который предусмотрительно перевез туда жену и детей. Предупреждённый о приближении врага, сэр Джон усилил воинский гарнизон и разместил на стенах замка «большие бомбарды» — тяжёлые пушки. Помимо установленных на зубчатых стенах пушек и арбалетов замок со всех сторон опоясывал глубокий ров, чтобы замедлить продвижение осаждающих, сделав их удобной мишенью для расположенных сверху орудий. ОСАДА ЗАМКА УОРК (1385 г.) «Во время Французской кампании в Британии Жан де Карруж участвовал в штурме и разграблении английских замков». Фруассар. Хроники. М. С. Royal 18. Фр-Л.,фол.345. С разрешения Британской библиотеки. Адмирал Вьен послал к сэру Джону гонца с требованием сдать крепость, грозя осадой. В ответ сэр Джон с высоты крепостных стен осыпал его ругательствами и посоветовал отступить со своими войсками подобру–поздорову, пока он не стал жертвой этих пройдох–шотландцев. Переговоры завершились штурмом. Легкие пехотные отряды французов и шотландцев действовали по принципу «жги и разрушай» и не были оснащены тяжёлыми осадными орудиями вроде требушетов, метающих массивные каменные ядра в стены замков и на крыши вражеских домов. Маленькие переносные пушки не могли пробить толстые каменные стены. Добротный каменный фундамент замка не давал сапёрам никаких шансов сделать подкоп, чтобы обрушить стены. А спешка, в которой проводилась кампания, не позволяла ждать, пока отлично снабжённый гарнизон вымрет от голода. Поэтому адмирал приказал устроить эскаладу. Его люди связали между собой деревянные шесты, соорудив лестницы, по которым им предстояло взобраться на стены замка; самые отчаянные — в первых рядах, за ними остальные. Приставив лестницы к стенам, французы бросились в бой словно львы: карабкались на отвесные стены и бились в рукопашную, плечом к плечу, клинком к клинку. Сэр Джон Люсборн показал себя довольно искусным воякой, умело истребляя карабкающихся по стенам французов. На головы нападающим лили кипяток, сыпали раскалённый песок и негашёную известь, сбрасывали со стен, пронзали бронебойными арбалетными болтами. Неумелый нападающий мог легко оступиться на стенах и упасть, разбиться насмерть в своих громоздких доспехах, а то и опрокинуться вместе с лестницей и увлечь за собой других штурмующих, едва добравшись до вершины, где их поджидали защитники замка, вооружённые длинными шестами. Шотландцы не стали принимать участие в осаде, но французские арбалетчики, расставленные по периметру замка, умело отстреливали англичан смертоносными болтами, мгновенно пронзая любую голову, неосторожно показавшуюся над зубчатыми стенами. Французские войска были столь многочисленными, а их атаки такими яростными, что в конце концов замок был взят, а рыцарь вместе с укрывшимися в крепости женой и детьми попали в плен. Ворвавшиеся в крепость французы пленили более сорока человек, после чего замок разграбили и подожгли, поскольку удержать его не было возможности, слишком уж далеко они зашли вглубь Англии. Продвигаясь вдоль побережья на юг, захватчики вторглись в земли, принадлежавшие Генри Перси, графу Нортумберлендскому, попутно разоряя ещё больше деревень и поселений, сжигая всё на своём пути. Страх и ужас витали в воздухе. Жан де Карруж с товарищами с головой погрузился в водоворот войны, убивая вражеских солдат и мирных жителей, уводя скот, расхищая всё, на что упадёт взгляд. Французский летописец говорит, что они принесли в страну «убийства, грабежи и поджоги», «сметая всё на своём пути огнём и мечом, безжалостно перерезая глотки крестьянам и любому, кто попадётся у них на пути, независимо от его возраста и пола, не щадя даже стариков и младенцев». Вскоре английские лорды, хозяева разорённых земель, мобилизовались для ответного удара. Юный король Ричард II, вне себя от столь подлого удара в спину, собрал армию и спешно выехал из Лондона на север, поклявшись уничтожить французских захватчиков, а Эдинбург превратить в пепел, в назидание шотландцам. Французы через своих шпионов узнали о приближении англичан. Адмирал Вьен не меньше короля Ричарда жаждал решающей битвы. Но шотландцы, встревоженные известиями о многочисленности английской армии и обеспокоенные задержками с поставкой провизии, настаивали на отступлении в Шотландию, чтобы организовать там надёжный тыл к моменту встречи с врагом. Адмирал Вьен, не желая терять шотландских союзников, согласился. Едва перейдя Твид, англичане прибегли к аналогичную с французами тактике, «вдоволь насладившись грабежами, убийствами и насилием, оставив за собой на шесть миль вдоль всей прифронтовой линии лишь выжженную землю». К удивлению французов, шотландцы не оказали сопротивления захватчикам, спокойно глядя, как те разоряют их земли. Встревоженный назревающей изменой, адмирал Вьен послал шотландцам депешу, вопрошая: «Что предпринять союзникам, которых вы призвали себе в помощь?» На что шотландцы ответили: «Всё, что душе угодно». Адмирал приказал своим людям вооружиться, оседлать лошадей и ждать его сигнала. В ту ночь английская армия расположилась лагерем в нескольких милях к югу от Эдинбурга, и уставшие солдаты заснули, выставив в дозор лишь несколько часовых. По приказу адмирала вся французская армия под покровом темноты двинулась на юг мимо дремлющего английского лагеря. Проснувшись поутру и подойдя к Эдинбургу, англичане увидели, что ворота города распахнуты настежь, улицы пусты, а все жители разбежались. Пока французы удирали под покровом ночи, шотландцы вывезли из города всё до последнего гвоздя и, не забыв прихватить весь скарб и скотину, рассеялись по округе кто куда. Несколько дней спустя Ричард узнал, что французы вернулись в Англию, чтобы снова жечь, убивать и грабить его земли. В ярости он приказал своим людям сжечь Эдинбург дотла. 11 августа англичане превратили город в пепелище, хотя крепость на вершине холма уцелела. После этого Ричард со своей армией отправился вдоль побережья к Абердину, опустошая всё на своём пути. В ста пятидесяти милях к югу французы и кое–кто из верных им шотландских приспешников сеяли хаос и разрушение в Камберленде, зелёном холмистом графстве к северу от Озерного края. Во время этого, уже второго набега на Англию Жан де Карруж со своими людьми надеялся сорвать неплохой куш за счёт награбленных богатств и пленных. Продвигаясь вдоль побережья, французы и шотландцы оставляли после себя выжженную землю. Захватчики почти не встречали сопротивления («ибо страна было сильно обескровлена, а все, кто мог держать оружие, сопровождали английского короля в походе»), пока, сделав круг, не вернулись обратно в Карлайл. Карлайл был когда–то фортом на римском рубеже и замыкал вал Адриана, остатки которого все ещё возвышались над пустошами Ньюкасла и далее вдоль береговой линии. Теперь это была английская крепость с высокими крепостными стенами, башнями, рвами и большим запасом провизии, рассчитанным на длительную осаду. 7 сентября французы и шотландцы напали на город, подняв лестницы для штурма крепостных стен. Собрали в кулак всю свою военную мощь, явно собираясь либо разнести город по кирпичику, либо взять его штурмом. Но яростная атака провалилась. Столкнувшись с непреодолимой преградой, которую нельзя просто так разграбить и уничтожить, и опасаясь нападения в глубине вражеской территории, захватчики решили прекратить бесполезную осаду. Когда французы уже возвращались обратно на север, замешкавшись из–за тяжести награбленной добычи, разразилась катастрофа. Сэр Генри Перси, сын и наследник графа Нортумберленда, внезапно атаковал их с тыла. Молодой Перси, получивший прозвище Хотспур (Сорвиголова) за стремительность и свирепость в конных поединках, напал на захватчиков ночью, «многих из них убив и обратив в бегство», а также взял в плен «двадцать шесть влиятельных персон». Жану де Карружу и Роберу Тибувилю посчастливилось избежать участи быть убитыми или захваченными в плен. Так повезло далеко не всем их товарищам. Проведённый адмиралом месяцем позже, 28 октября, армейский смотр показывает, что Жан потерял пятерых из десяти товарищей. Некоторые из них, вероятно, были убиты в предыдущих сражениях или умерли от болезней. Но кто–то, возможно, пал во время яростной ночной атаки Хотспура на отступающую французскую армию. Собственно, этой битвой кампания и завершилась. Череда жестоких схваток подошла к концу, армии покинули театр боевых действий, и адмирал Вьен решил перезимовать с потрёпанной армией в Эдинбурге. Жанн де Карруж не был дома уже больше полугода, и, скорее всего, ему и его поредевшему в битвах отряду предстояло остаться в Шотландии минимум до следующей весны. Но шотландцы (впрочем, как и всегда) не были рады таким гостям. «Адмирал и его бароны, рыцари и сквайры терпели лишения, потому что денег им хватало, только чтобы не околеть с голода. Запасы вина, пива, ячменя, хлеба и овса были довольно скудными, их лошади дохли с голода либо падали от истощения». Адмирал ещё более усугубил ситуацию, завязав интрижку с шотландской принцессой. И в его адрес стали поступать откровенные угрозы. Многие знатные дворяне начали отказываться от такой зимовки, опасаясь встретить здесь свою смерть, если не от голода, то от рук приютивших их шотландцев. Адмирал нехотя дал разрешение всем желающим отбыть домой. Ввязавшись в войну с англичанами, французы покидали страну, кипя от гнева на шотландцев. «Они возвращались во Францию через Фландрию и прочими окольными путями, оголодавшие, без оружия и лошадей, кляня Шотландию и тот день, когда их нога ступила на эту проклятую землю». Вернувшиеся во Францию рыцари со своей свитой «были столь бедны, что не могли позволить себе приличную лошадь», случалось, некоторые «отнимали лошадей у работавших в полях крестьян и возвращались домой не на боевых конях, а на спинах кляч, пригодных разве что тащить за собой плуг или гужевую повозку». Жан де Карруж вернулся в Нормандию в конце 1385 года, его казна и здоровье находились в плачевном состоянии. Собираясь в этот поход, он рассчитывал щедро компенсировать затраты награбленным золотом, серебром, лошадьми и прочими ценностями. Но с таким же успехом он мог бы выбросить деньги в какое–нибудь шотландское болото. Как и многие его соотечественники, он привёз из похода лишь хроническую лихорадку, которая периодически валила его с ног, заставляя трястись, истекая холодным потом. Подорвав здоровье, потеряв уйму денег и пятерых товарищей по оружию за полгода бесполезной кампании, Жан де Карруж вернулся с единственной стоящей наградой — рыцарским званием. На армейском смотре поредевшей французской армии после её возвращении в Шотландию в конце октября его описывают, как «сира Жана де Карружа, рыцаря», с указанием, что он заслужил это звание, отличившись в кампании летом или осенью того года. Жану де Карружу было около пятидесяти, и до сих пор при дворе графа Пьера ему не посчастливилось удостоиться рыцарского звания. Отныне новый статус давал ему право именоваться «шевалье», и он несомненно будет настаивать, чтобы именно так его и называли, когда вернётся ко двору в Аржантане. Звание также удваивало его жалованье, до одного ливра в день, хотя он всё ещё не получил сумму, причитающуюся ему за участие в кампании, так сильно были просрочены выплаты. Высадившись в Слёйсе, либо в Арфлёре или в любом другом из французских портов, он поспешил в Фонтейн–Ле–Сорель, где семь месяцев назад оставил Маргариту на попечении её отца. Его сопровождал двоюродный брат Маргариты Робер, который вместе с ним стоически переносил жестокие битвы, болезни и тяготы морских путешествий.