Чуга совершил всего один промах — бросил взгляд на мужчинку с потёртым револьвером, — но этого было достаточно. Сокрушительный удар в челюсть словно взорвал его голову. Фёдора отнесло и приложило к столбу. Харт тут же врезал ему в солнечное сплетение, вышибая дух, и хуком двинул в ухо. Повалившись на коновязь, Чуга ударил Пегготи ногой, но лишь пуще разъярил братца Карибу да раззадорил его. Все пятеро набросились на помора, с размаху отвешивая пинки ногами. Боль толчками шла по всему телу, туманя сознание и отнимая силы. Единственный раз Фёдор сумел хлопнуть ладонью по кобуре, висевшей справа, и тут же заработал такой тычок сапогом, что внутри будто что хрустнуло. Чуга лежал на деревянном тротуаре, доски грохотали, пыль витала, скотокрады, хэкая от души, били и били, но натура брала своё — изнемогая, помор подтягивался, собирался, терпел… — Хватит, ребята! — сквозь звон в ушах донёсся до него голос Харта. — Я не собираюсь забивать его до смерти. Бад, тащи верёвку! Вздёрнем этого бычка во-он на том тополе! — Маршал будет против, Пег, — отозвался кто-то. — А мне наплевать! И на маршала, и на шерифа, и на президента! Кэш и ты, Регал, сажайте этот мешок с дерьмом на коня. Грубые руки перевернули Чугу на бок и попытались рывком поднять. Тому, что справа, Фёдор заехал локтем, ломая нос. Обратным движением врезал кулаком в подбородок стоявшему слева. Ладонь упала на рукоятку «смит-вессона» в левой кобуре — покуда его избивали, он придавливал её своим телом, будто сохраняя возможность дать достойный ответ. Кровь из разбитой брови заливала левый глаз, правый опух так, что видно было как в щёлочку, но холодная ярость, переполнявшая Чугу, помогала прозреть. И Фёдор открыл огонь. Первым пал опасный мужчинка — Регал. Задёргавшись, как кукла на ниточках, он рухнул в поилку, испугав привязанных коней. Вторым упал в грязь высокий, длинноволосый юнец — Кэш. Третий из «пыльных» заметался и бросился невзвидя света куда-то в сторону конюшни. Ковбои, пившие в салуне, выскочили было за дверь — и тут же порскнули в стороны, боясь словить шальную пулю. Упав на колено возле скулившего юнца, Чуга выстрелил вдогонку бегущему. Ушибленная правая рука у Фёдора плохо слушалась, но пальцы отобрали-таки у Кэша его «кольт» и выпустили две пули по бритоголовому. — Осторожно, Харт! — крикнул кто-то из залёгших ковбоев. — Это Теодор Чуга! Рот Харта болезненно дёрнулся, но его грязная ладонь, казалось, жила сама по себе — на неё предупреждение не подействовало. Заскорузлые пальцы сомкнулись на рукоятке, потащили «шоук-и-мокланахан» из кобуры, взвели курок… Два выстрела из «кольта» прозвучали так быстро, что их грохот слился воедино. Обе пули вошли Харту в сердце. Отверстия, оставленные ими, располагались так близко, что их можно было прикрыть одной монетой. Пегготи выронил револьвер, рухнул на колени, качнулся и повалился в пыль. Опасливо привставая, залёгшие ковбои молча смотрели на Чугу. Потом тот, который советовал Харту не связываться, сказал: — Всё по-честному. Фёдор боднул воздух головой, изображая кивок, и увидел давешнего щёголя с саквояжем, опасливо крадущегося вдоль стенки. Оглядев «поле боя», щёголь мрачно сказал: — Пегготи давно напрашивался. Я — Док Рингголд. Пройдёмте-ка на кухню, Сью даст нам тёплой водички, а я наложу швы. Вы не ранены? — Цел вроде… — прохрипел Чуга. — Почти. Взяв два доллара за услуги, Док Рингголд обработал Фёдору ссадины и «залатал» его в двух местах. Двумя минутами позже к «Сейвори-салуну» примчались Туренин с Беньковским. Они увидели хмурого помора с забинтованной головой и распухшим носом, с рассечённой скулой и разбитым подбородком, с заплывшим глазом и здоровенным кровоподтёком во всю щеку. — Опять мы не поспели! — в сердцах воскликнул князь. — А ведь я как чувствовал, что грядут неприятности! Помнишь, Карибу ещё говорил, что их пятнадцать? Ох и уделали тебя… — Покоцали как пасхальное яичко, — поддакнул Фима. Фёдор смолчал, мрачно сопя. — Это что, джентльмены, — бодро откликнулся Док Рингголд. — Видели бы вы, какие синячищи у него на теле! Помор засопел ещё громче. — Я замечу хоть раз скотокрада, — ровным голосом проговорил Беньковский, — я сделаю несчастье. — Так уже не спеши! Возникший из ниоткуда шериф оглядел побоище. — Нельзя даже на часок отлучиться, — брюзгливо пожаловался он, — чтоб кто-нибудь не затеял стрельбу! Кто тут чего не поделил, Док? Врач обстоятельно поведал представителю закона об инциденте. Шериф поморщился и сказал Чуге официальным голосом: — Нам тут не нужны неприятности, ковбой. — Мне тоже, — процедил Фёдор. — Завтра мы покидаем ваш гостеприимный город, — с приятной улыбкой сказал князь. — Надеюсь, — буркнул человек закона и удалился. Покачиваясь, Федор добрался до конюшни и взобрался на чалого, чувствуя себя так, словно разваливается на части. Мирное население потихоньку выглядывало из окон и дверей — всё, дескать? Натешились? Можно возвращаться к обычной жизни, не боясь её потерять? Помор осторожно набрал воздуху в грудь, боясь потревожить сломанное ребро. Док его так перетянул кушаком, что ни вздохнуть ни охнуть. Сгорбившись в седле, Фёдор протянул конюху серебряный доллар. — Будь другом, — глухо сказал он, — оттащи хоть мертвяков с улицы. — Си, сеньор! — с готовностью ответил мексиканец. — Я перенесу их в амбар старого Джада, он будет не против. — Вот и отлично… Фёдор тяжко вздохнул. Сколько народу он уже перевёл… Чуга тут же озлился: да ну их всех к чёрту! Нравится им отправляться на Бут-Хилл?[107] Туда им и дорога! Пусть хоть все там лягут, воздух чище станет! Мануэль Бака… Коттон Тэй… Эфроим Таггарт… Или этого не считать? Всё ж таки он его на пару с князем уложил. Сайлас Монаган… Добан Мейси… Прайд Бершилл… Ньютон и Хэт… Керли Стоун… А скотокрады? Это ж сколько душ человеческих он успел погубить, мать честная… Помор возвёл очи горе. «Олёна, ангелица моя, ты оттуда всё видишь, знаешь, что невиноватый я… Пусть простятся мне грехи мои…» Глава 11 КАРАВАН Солнце уже клонилось к западу, когда кассир из банка «Экспресс-компани» выложил на стойку пухлые пачки денег. Тридцать с лишним тысяч долларов! Недрогнувшей рукой Чуга сразу же вручил каждому бакеру по две тысячи в руки. — А шо так много? — оробел Исаев, сжимая тугую пачку. — Заработал, — коротко ответил Фёдор. — Сеня, ты не знаешь шикарной жизни! — сказал Фима, засовывая деньги за пазуху. — Ну так шо имеете сказать? Мы едем до какого места или мне забыть вас навсегда? — Лично я собрался в Калифорнию, — ответил Чуга. — Лично я — туда же, — поддакнул Туренин. — Обратно согласен! — воскликнул Беньковский. — С детства скучал по Калифорнии! Так шо ты мине скажешь за нашу совместную жизнь, Сёма? — Таки едем всей мишпухой,[108] — решил Исаев. — А меня возьмёте? — спросил Ларедо. — Уговорил! Братья Гирины переглянулись и сказали: — Мы как все! — Собираемся тогда, грузимся… Вперёд и с песней! Увесистый остаток Фёдор честно поделил напополам с князем. Вышло по десять тысяч на брата. С копейками. Туренин понюхал пачки и закатил глаза. — Пахнет-то как! — сказал он. Мысли у Чуги метались, как вспугнутое вороньё. Множество желаний подступило сразу, а деньги были той волшебной палочкой, что исполнит их с лёгкостью. Усилием воли Фёдор приглушил возбуждение. Доллары здорово помогут ему с ранчо, но первым делом надо будет купить фургон. Одной «конестогой» не отделаешься. Ведь всё надо будет везти с собой — инструменты, припасы, оружие, лекарства, одежду. Печку голландскую надо прихватить, чугунную, и ещё одну, из листового железа, стёкла оконные, гвозди, маслобойку, кастрюлю с длинной ручкой, посуду — дешёвую оловянную и дорогую эмалированную, котёл, сковородки… Ох, да легче сказать, чего не надо с собой прихватывать! — Первым делом, — мечтательно проговорил князь, — я накуплю книг! Блэкстоуна, Плутарха, сэра Вальтера Скотта, Пушкина — если достану… Буду читать и перечитывать по вечерам, сидя у камина… Ну если ты, конечно, пустишь бакера в хозяйский дом!