Непривычная к столь громкому изъявлению эмоций Рокси возмущенно гавкнула. — Все на выход, — решительно скомандовал Лунин и кивнул в сторону сидящего на стуле Беляева, — этого тоже. И наручники с него снимите. — Может, не будем спешить? — невинно захлопал ресницами Зубарев. — А то вдруг он опять об дверь шандарахнется. — Сними, — коротко отозвался Илья и первым направился к выходу из гаража. Уже стоя в дверях, он обернулся и, стараясь не смотреть в сторону сползшего покрывала, попросил: — Вы только не уходите никуда. Мне еще с вами побеседовать надо будет. — Я и не собиралась, — фыркнула женщина. — Я так, предупредил на всякий случай, — миролюбиво отозвался Лунин, — а то мало ли, вдруг вы тем же путем решите… Не закончив фразу, он обвел взглядом собравшихся и вышел в окончательно сгустившуюся за дверью темноту. Из шести вышедших на воздух мужчин тут же закурили четверо, включая периодически потирающего разбухший нос Беляева. Илья вместе с Колычевым немного отошли в сторону, встав так, чтобы относимые едва заметным ветром клубы выдыхаемого курильщиками дыма не попадали в лицо. — Это ж надо до такого додуматься, с наружной стороны вторую дверь прорубить, — громким шепотом высказал свое возмущение участковый, — а ведь с того края все сплошь кустарником заросшее, я ведь знаю. Там ни зимой, ни летом ничего не углядишь. — Зимой должны быть следы, — возразил Лунин после некоторого размышления. — Там вдоль кустов тропинка как раз проходит, местные в лес ходят, на родник. Никиткин родник у нас тут есть, говорят, серебряный, — оживленно отозвался Колычев, — думаю, врут, но народ все время туда похаживает. Мы, бывает, с женой тоже, если погода, конечно, хорошая да день свободный. — Тропинка, значит, — вздохнул Лунин. — Ну да, — закивал участковый, — получается, шаг в сторону сделал, и ты уже в кустах затерялся, еще шаг, и все — у двери будешь. — Очень интересно, — пробормотал Илья и тут же окликнул кинолога: — Скажите, Беляев, а почему вы со своей дамой разными дверями пользовались? — Так, а что ж тут непонятного? — Беляев попытался усмехнуться, но, поскольку кроме носа у него оказалась разбита еще и губа, усмешка вышла не очень убедительной. — Ежели Марьянка через парадную дверь ходить будет, так на второй день все село узнает. — И Ксюшка, — ехидно добавил Колычев. — И Ксюшка, — моментально помрачнев, согласился кинолог. Догадавшись, что речь идет о супруге незадачливого донжуана, Лунин лишь покачал головой и уточнил: — Это понятно. Почему вы оба задней дверью не пользовались? Тогда бы вас точно никто не заметил. — А шум? — немного подумав, отозвался Беляев. — Марьянка… она пошуметь любит. Я сюда даже телевизор притащил, включаю всегда погромче, чтоб не разобрать было, кто орет-то. — Так вы что, сюда ругаться ходите? — На лице Лунина отобразилось неподдельное удивление. — Почему ругаться? — вновь попытался усмехнуться Беляев. — Ругаться мне и дома есть с кем. — А чего ж она кричит тогда? Беляев несколько мгновений вглядывался в лицо следователя, пытаясь уловить насмешку, затем сплюнул себе под ноги и, пробормотав что-то неразборчивое, отвернулся. — Так ведь они того, — Колычев похлопал правой ладонью по сжатому кулаку левой руки, — этого… — Очень интересно, — кивнул Лунин и, подойдя к гаражу, кулаком постучал в закрытую дверь. — Вы оделись? Мне надо поговорить с вами. — Заходите, — приглушенно донеслось из-за железной двери. — Марьяна, я хотел бы уточнить у вас некоторые подробности… Захлопнувшаяся с металлическим лязгом дверь не позволила остальным услышать окончание фразы. — Слушайте, мужики, а он у вас нормальный, следователь этот? — с недоумением в голосе огляделся по сторонам Беляев. — Нормальный, — буркнул в ответ Вадим, — разведенный только. Уже год фактически. Кое-что забывать начал. — Бедолага, — понимающе кивнул кинолог и, зачерпнув ладонью пригоршню снега, стер с лица извилистый кровавый ручеек, протянувшийся к подбородку из разбитого носа. Маленьким черным метеором шайба пересекла площадку по диагонали и, ударившись о борт, отскочила прямо под клюшку нападающего. Не тратя время на замах, он сделал неуловимо быстрое движение кистью. Это движение передалось через рукоять прямо на крюк, выбросивший вперед с какой-то фантастической небрежностью и в то же время быстротой каучуковый диск, который, бешено вращаясь, устремился в сторону изготовившегося к прыжку вратаря соперников. «Го-о-о-о-ол!» — громогласно возопил комментатор, отчего Лунин вздрогнул и тут же переключился на соседний канал, где несколько весьма странного вида уже немолодых людей оживленно дискутировали на тему того, кто из них является внебрачным ребенком не так давно скончавшейся звезды отечественного кинематографа. Болезненно поморщившись, Илья выключил телевизор и положил пульт рядом с собой на диван. Образовавшийся у него перед глазами черный прямоугольник потухшего экрана неожиданно подействовал на Лунина благотворно. Расслабившись, он откинулся на спинку дивана, наслаждаясь образовавшимся вокруг него беззвучием и без… В самый разгар размышлений Лунина, безуспешно пытавшегося понять, как можно одним словом выразить отсутствие изображения, в гостиную спустился Зубарев. — Сидишь? — иронично осведомился он, плюхаясь на диван рядом с успевшим в последний момент передвинуть пульт Луниным. — Думаешь, кого завтра в темницу потащим? Ничуть не смутившись отсутствием реакции Лунина, продолжавшего разглядывать выключенный экран телевизора, Вадим плавно перешел от не имеющих смысла вопросов к столь же обогащенным смысловой нагрузкой утверждениям. — А что, нормальная схема у нас вырисовывается. Сперва кого-то хватаем, тащим в острог, к Григоричу. Ну или не тащим, можно и на месте буцкнуть. Потом присматриваемся, видим, что не того взяли, извиняемся, отпускаем. Если по такой схеме все село прогнать, то рано или поздно мы кого-нибудь выловим. — Буцкать, между прочим, я никого не просил, — по-прежнему не отрываясь от экрана, отозвался Илья. — Что, если он жалобу накатает? — Кто, Беляев? — искренне обиделся за кинолога Зубарев. — Не накатает. Антон нормальный мужик. Мы с ним, между прочим, стрелу забили. — Стреляться будете? — появившаяся перспектива настолько заинтересовала Лунина, что он даже повернул голову к оперативнику и внимательно осмотрел с ног до головы, словно прикидывая, в какое именно место может попасть пуля, если выстрел Беляева будет удачным. — Пуля — дура, — отверг предположение Вадим, — он меня в зал позвал. Схлестнемся со всеми удобствами. Пойдешь за меня болеть? Обещаю место в первом ряду. — Ну, если в первом, то куда деваться, конечно, приду, — кивнул Илья. — А ты чего притащился? Ты ж вроде спать ушел. — Не спится чего-то, — заметив лежащий на диване пульт, Вадим включил телевизор, — время ведь еще детское. Да и ребята сейчас наши звонили, из управления. — Чего хотели? — Ничего они не хотели, — усмехнулся Вадим, — это мы хотели. Ты же просил «ренджровер» пробить? — Не прошло и полгода, — фыркнул Лунин, тоскливо глядя на вновь оживший экран, где все еще продолжалась энергичная дискуссия потенциальных наследников звездного мертвеца. — А потому как не все так просто, — заступился за коллег Зубарев, переключаясь на хоккейный матч. — Третий период уже, надо было раньше включать! Машинка-то на одного человека записана, а ездит на ней совсем другой. По документам проходит некто Грабцов Анатолий Ильич. Слышал про такого? — Был должен? — Как тебе сказать, — ткнув пультом в сторону телевизора, Вадим уменьшил громкость, так что появилась возможность говорить, не повышая голоса, — колхозный рынок ты ведь знаешь? Илья кивнул. — Интересное, скажу тебе, место. Хлебное. А Анатолий Ильич на этом хлебном месте главный царь горы. — А что, есть еще и не главные? — удивился Лунин. — Есть. Их там несколько совладельцев, но Грабцов самый центровой. У него, кроме рынка, еще кое-что есть по городу, но это основная кормушка. — Значит, «ренджровер» его, — заключил Илья. — Значит, машина оформлена на него, — поправил Зубарев. — Я так думаю, что на «рендже» другой человек не просто ездит, он ей по факту и владеет. — Это с чего такой вывод? — С личности этого самого человечка. Ринат Саитович Аглиуллин, он же Ринат Китаец. — А он китаец? — Ну какой он на хрен китаец? Хотя, с виду есть малость. В Китае он жил года три, может, четыре. По молодости, лет двадцать назад, в Шаолинь рванул, к монахам. Ну, сам знаешь, — руки Вадима вдруг стремительно замелькали прямо перед носом у Лунина, — пьяный кулак и все такое. — А что, монахи разве пьют? — засомневался Илья, на всякий случай отодвигаясь немного в сторону. — Монахи, чтоб ты знал, шампанское изобрели. — Так это ж французские. — Изобрели, может, и французские. А пьют все. Только другие, как напьются, идут грехи замаливать, а эти на шпагате сидят, пока не протрезвеют. Вот у них Ринат года три и тусовался. Может, конечно, не все время непосредственно в монастыре, но то, что он оттуда вернулся прокачанным, как черепашка-ниндзя, — это факт точный. Само собой, умные люди это все дело быстренько оценили и парня к себе подтянули. — Умные люди, я так понимаю, — это те, с кем мы как бы боремся? — на всякий случай уточнил Лунин. — Хорошо сказал, — одобрил оперативник. — Они умные, а мы как бы. Все так и есть. А Ринат за эти годы нормально поднялся, он сейчас у нас по области интересы Дамира Ильхоева представляет. — А Дамир — это у нас кто? — Все понятно, — разочарованно покачал головой Зубарев, — видно, что по оргпреступности ты никогда не работал. Ильхоев, его иногда еще Дамиром Казанским кличут, хотя он на самом деле в Уфе обитает, по мандаринам работает. — А мандарины — это у нас что? — не очень уловил смысл объяснения Лунин, уверенный, что Вадим окончательно перешел на какой-то свой узкопрофессиональный и понятный лишь борцам с организованной преступностью жаргон. — Мандарины — это мандарины, — вздохнул Вадим, — оранжевые такие, круглые. Их к нам грузовиками возят. А в придачу к ним апельсины, яблоки и прочие помидоры. В общем, фрукты-овощи. И Дамир эту всю тему на строгом контроле держит. Это ж раньше махновщина была, все кому не лень на трассе фуры бомбили, а сейчас цивилизация, все кто на трассу выезжают, по установленному тарифу оплачивают. — Платон[8], — кивнул Илья.