Двухподъездный дом, в котором жили родители бесследно исчезнувшей чуть больше года назад Риты Слепцовой, находился почти на самом въезде в поселок и ничем не выделялся из стройного ряда аккуратных, весьма прилично выглядящих для своего солидного возраста собратьев. Илья попытался было вернуть болонку на пассажирское сиденье, но столкнулся с энергичным сопротивлением. — Я так понимаю, в машине ты больше оставаться не хочешь, — вздохнул Илья. Прежде чем выйти из «хайлендера», Илья взглянул на экран смартфона, повторил вслух нехитрую комбинацию цифр и, накинув на голову капюшон, побежал к подъезду, старательно отворачивая голову от не на шутку разошедшегося ледяного ветра. Внутри дом показался Лунину не таким симпатичным, как снаружи. Выкрашенные в насыщенный зеленый цвет стены тут и там были покрыты трещинами, а кое-где на них виднелись нацарапанные надписи с именами то ли жильцов подъезда, то ли каких-то странных людей, решивших увековечить себя для истории именно на площадке между первым и вторым этажами дома шесть по улице Ленина. Деревянная лестница, покрытая тем ужасным оттенком коричневого, который почему-то принято называть половой краской, пронзительно поскрипывала при каждом шаге Лунина, заранее предупреждая всех обитателей подъезда о появлении в доме постороннего человека. Издав восемнадцать скрипов, притом что каждый последующий отчего-то казался ему противнее предыдущего, Илья остановился перед дверью пятнадцатой квартиры и, предварительно отдышавшись, с силой надавил на кнопку звонка. Из-за обитой узкой вагонкой двери послышалось приглушенное жужжание. Едва успев оторвать руку от звонка, Лунин услышал, как щелкнул отпирающийся замок, а затем дверь распахнулась. На пороге квартиры стоял коренастый мужчина лет пятидесяти, с расплывшимся, одутловатым лицом и выпирающим из-под черной футболки пивным животом, который от полного выпадения прямо на лестничную площадку, как показалось Илье, удерживал лишь крепко затянутый чуть ниже пупка шнурок тренировочных штанов. Когда-то, очевидно уже в далеком прошлом, мужчина был обладателем пышной, волнистой шевелюры, но теперь от былого великолепия остались лишь жидкие пряди темных с легкой проседью волос, неопрятно свисавших по обе стороны красного, обветренного лица, покрытого то ли экземой, то ли еще каким-то, неизвестным Лунину видом раздражения. — Внимательно, — изрек мужчина, пристально оглядев Лунина от кончиков ботинок до самой макушки и задержав взгляд на высунувшей нос из-за отворота куртки болонке. — Что — внимательно? — уточнил Илья, тщетно пытаясь извлечь из внутреннего кармана зацепившееся за порвавшуюся подкладку удостоверение. — Слушаю тебя внимательно, — мужчина еще раз взглянул на Лунина снизу-вверх и осуждающе покачал головой, — приперся чего? — Так ведь, это, — Илья с силой выдернул руку из кармана и услышал треск рвущейся ткани, — познакомиться хотел. Вы как, не против? Распахнув удостоверение, Илья выставил его вперед, сразу почувствовав себя под защитой магического амулета, открывающего все двери и придающего сил его обладателю. — Под-пол-ковник. — Мужчина подался вперед и, близоруко щурясь, почти уткнулся носом в украшенный фотографией Лунина кусок картона. Лицо его на мгновение приняло выражение крайнего недоумения, которое затем вдруг сменилось несколько напугавшим Илью приливом безудержной радости. — Товарищ подполковник! Илья Олегович! До чего ж приятно! Мужчина выставил вперед мясистую, толстопалую ладонь, которая, как показалось Лунину, была покрыта той же самой экземой, что и его лицо. — Слепцов! Слепцов Игорь Михайлович! Отступать было некуда, и Илья осторожно пожал протянутую ему руку, рассчитывая на то, что рукопожатие не будет слишком долгим. Но ожидания его не оправдались. Игорь Михайлович не просто стиснул ладонь следователя. Вцепившись сразу двумя руками, он восторженно затряс ее с такой силой, будто пытался оторвать от самого Лунина и оставить себе на память об их неожиданном знакомстве. — Нашли, значит, Катюшку мою! Это ж надо, сами из Среднегорска приехали, да еще целый подполковник. А где она сама-то? Во дворе стоит? — Секундочку, — Илья решительно высвободил начавшую терять чувствительность руку. — У вас дочь как зовут, разве не Рита? — Р…ррр, — потерял дар речи Слепцов, — Рррита! — Так, — ничего не понимая, Илья поднес к лицу экран смартфона, — а супруга ваша — Татьяна Анатольевна, если не ошибаюсь. — Т…так, — испуганно подтвердил Игорь Михайлович. — Тогда кто такая Катюша? — потребовал ответа Лунин, пряча в один карман телефон, а в другой служебное удостоверение. — Так ведь машина, — бессильно опустив руки, Слепцов прислонился к стене, — машину у меня в Среднегорске полгода как украли. Номер К359АТ. Я ее Катюшкой и звал все время. Недолго, конечно, полтора года машине всего было. Так вы, значит, не из-за нее приехали? — Может, мы отсюда переместимся? — Илья махнул рукой в сторону темнеющей за спиной хозяина прихожей. — Да, конечно, — спохватился, отрываясь от стены, Слепцов и тут же уныло пробормотал: — А я думал, хотя бы машина найдется. Вскоре Илья уже сидел на небольшой кухне, с трудом втиснувшись в узкое пространство между стеной и обеденным столом, а хозяин квартиры суетливо перемещался то от распахнутого холодильника к газовой плите, на которой уже начинал посвистывать пузатый эмалированный чайник, то в обратном направлении. Позвонив жене, которая, как оказалось, ушла о чем-то поболтать с приятельницей, жившей по соседству, Слепцов почти насильно вложил телефон Илье в руку. — Вы посмотрите! Посмотрите сами, какая она у меня была красавица. Речь шла о Катьке, оказавшейся белоснежной «Тойотой-Короллой», добрых два десятка фотографий которой Лунин старательно пролистнул под пристальным взглядом Игоря Михайловича. — В кредит ведь брал, — объяснил Слепцов, широкими ломтями нарезая батон вареной колбасы. Затянутый в натуральную синюгу батон русской поблескивал белесыми аппетитными вкраплениями жира и издавал запах, от которого у довольно плотно пообедавшего Лунина моментально пробудилось желание вновь немного перекусить. — Каждый месяц по тридцать тысяч выплачивать надо. — Выложив колбасу на тарелку, Игорь Михайлович вновь схватил со стола нож и сосредоточился на безмолвно ожидавшем своей участи куске сыра. — А что страховка, получили? — Илье было интересно, когда, наконец, Слепцов спросит хоть что-нибудь о цели его визита, раз уж ему понятно, что вызван он отнюдь не угнанным автомобилем, но сам он решил пока события не форсировать, предпочитая дождаться появления супруги Игоря Михайловича и тогда уже обстоятельно пообщаться с семейной четой. Пока же вполне можно было довольствоваться бутербродами. — Получили, — лезвие ножа энергично рассекло воздух прямо перед лицом Лунина, — четыре месяца страховщики мозги… — Слепцов вновь махнул ножом, очевидно пытаясь насадить на острие одновременно подходящее по смыслу и звучащее в рамках приличий слово, — компостировали. Уже думал, в суд подавать придется, ан нет, перечислили. — Так, значит, вы уже новую машину купили. — Илья сделал самый простейший вывод и тут же по выражению лица собеседника понял, что ошибся. — Купили, — тоскливо вздохнул Игорь Михайлович, — как же, купили. Это ж один кредит гасить надо, другой брать, опять эту страховку оплачивать. А тут еще и машины в этом году все подорожали. Еще раз вздохнув, он повертел в руке уже ненужный нож и бросил его в кухонную раковину. — Так что решили мы деньги на ремонт потратить, у меня как раз в декабре отпуск, вот и займемся. Да и мебель заодно поменяем, а то ей всей уже лет по тридцать будет, давно пора к чертям повыкидывать. А коли чего останется, так летом можно будет и на море съездить, глядишь, к лету все эти карантины поотменяют. Сейчас-то страшно высовываться, а тогда чего ж не махнуть! — Логично, — одобрительно прочавкал Лунин и попросил: — Мне бы чайку. — Сейчас, сейчас организуем, — вновь засуетился Слепцов. Щедро плеснув в кружку темной, почти непрозрачной заварки, он схватил с плиты чайник, намереваясь добавить кипятка, и вдруг неподвижно застыл, превратившись на несколько секунд в странное, неуклюжее изваяние. — Вы, наверное, думаете, что ж я за человек такой, — наконец повернулся он к Лунину и поставил на стол полную почти до самого края толстую кружку с изображенной на ней пузатой не то мышью, не то крысой и надписью: «Счастливого Нового года», — какую-то чушь несу, машину эту свою под нос вам тычу, а зачем вы к нам приехали, даже и не спрашиваю. Так ведь? — М-мм-м! — неопределенно отозвался Илья, усиленно дожевывая бутерброд. — Так, — кивнул Игорь Михайлович. — Только зачем мне спрашивать? Я и так понимаю. Вы ведь из-за Риты пришли? Все знают, что, как у Кноля дочка пропала, в поселок полиция понаехала. А тут вы, следственный комитет, аж целый подполковник. Вам тоже рассказали эту историю про голубую луну, вы и поверили, теперь в этой деревне маньяка искать собрались? — А почему про голубую? — Управившись с первым бутербродом, Илья был готов без промедления приступить к следующему, но все же любопытство оказалось сильнее. — Оказывается, англичане так говорят, once in a blue moon. По-ихнему это что-то такое, чего бывает редко совсем. Вот когда два раза в одном месяце полнолуние — это как раз blue moon. Вас что, Колычев на эту тему не просветил? Он тут всему поселку уши уже прожужжал, черт старый. — А в прошлом году, разве там тоже этот блюмун был? — нахмурился Лунин. — Это же какое число было, четырнадцатое? — Четырнадцатое, — брызнув в лицо Лунину слюной, выкрикнул Слепцов, — не было там ничего! Ни блюмунов, ни маньяков. Ничего там не было. И Ритки уже нет. — Это откуда такая уверенность? — Илья потер вдруг неимоверно зачесавшееся правое запястье и обеспокоенно взглянул на руку. Похоже, мучившее хозяина квартиры кожное раздражение успело уже перескочить и к нему. — Я чувствую. Вот здесь чувствую. — Игорь Михайлович вдруг с силой ударил себя по левой стороне груди, отчего откуда-то изнутри его грудной клетки до Лунина донесся глухой гул. — Вы что думаете, у отца сердце не знает, что с его дочерью? Нет ее больше! Сжав внушительные кулаки, Слепцов поднес их к лицу, несколько мгновений удивленно рассматривал, словно не понимая, как столь мощное оружие оказалось неспособным защитить его семью, затем бессильно опустил руки. — Я первый месяц места себе не находил. Всю округу излазил, тайгу на двадцать километров во все стороны сам обошел. Танька-то, жена моя, все талдычила, что, мол, умотала в город Ритка. Как обустроится, так сама даст о себе знать. Оно, так-то посмотреть, Танька, на первый взгляд вроде и права была. Ритка ж у нас выросла ни в мать, ни в отца. Мы что, так себе оба, не бог весть чего. Я, конечно, по молодости посимпатичнее выглядел, это сейчас себя запустил, да все равно, не бог весть какой красавец был. Да и Танюха, если честно, не принцесса, всегда в кости широковата была. А Ритка годам к четырнадцати это ж прям вылитая Барби получилась. Вот и нельзя вроде про свою дочь так говорить, только как иначе скажешь. Грудищи — во! — Слепцов потряс перед собой растопыренными пальцами, — попища — во! — теперь его ладони переместились несколько ниже, — а талия при этом вот такусенькая! Тонюсенькая! Помню, как-то по телику молодую Гурченко показывали, уж не помню, сколько сантиметров там у нее было, но я вам точно скажу, у Ритки не больше. Привычным движением Игорь Михайлович ногой подцепил и вытянул из-под стола табуретку. Усевшись на нее, он уперся в стол локтями и подпер голову сжатыми кулаками. — Радости только с ее красоты нам никакой не было, — поморщившись, Слепцов ловко сдул упавшую на нос прядь волос, — женщиной она, видишь ли, себя почуяла. А раз женщина, значит, что? Значит, мужик при ней должен быть. Ладно бы еще со сверстниками лазила, я бы понял. Сейчас времена такие, уже в пятнадцать лет все друг к другу в койку прыгают. Так ведь нет, пацанов, с кем училась, она за людей не считала. Мол, только прыщи на лице давить могут, а в постели не энерджайзер. — Это как? — уточнил Лунин. — Раз — и разрядился, — фыркнул Слепцов, — и главное, стерва такая, нам не говорила, с кем развлекается, но то, что у нее мужик был взрослый, — это я точно знаю. Нутром чую! Илья вздохнул. Он вполне допускал возможность того, что чувствительное нутро гостеприимного хозяина не ошибалось, вот только запротоколировать показания этого самого «нутра», к сожалению, возможным не представлялось. — Хотя, знаете, она и на взрослых мужиков с колокольни поплевывала. — Пригладив вздыбившийся на макушке клок волос, Слепцов удивленно уставился на тарелку с бутербродами, словно не понимая, откуда она появилась. — Кабеля! Да, по-другому и не называла никого. Кабеля! Или «ко», как правильно? Единственный, к кому она хорошо относилась, — это Мама был. Мама Люба. — Они что, знакомы были? — насторожился Илья. — Так ведь Маму в поселке все знают, — криво усмехнулся хозяин дома, — как такого не знать. Да только люди ж, они злые, все больше норовят посмеяться, если у человека с головой нелады. Тихонько, конечно, за спиной, злить-то его боятся. А Ритка, уж не знаю с чего, всегда останавливалась, если его встречала. Скажет, бывает, ему чего, он и лыбится от уха до уха. Я ее потом спрашиваю, о чем с дураком толковать можно. А она знаете, чего отвечает? Илья покачал головой. — Он, говорит, из всех мужиков кто, когда со мной общается, в глаза мне смотрит. Остальные-то, они ж на все другое пялятся, а он, понимаешь, в глаза. Так чего я толкую… — Нервно мотнув головой, Игорь Михайлович сунул в рот один из приготовленных им бутербродов, и Илья тут же последовал его примеру. — Танька глупости говорит. Ритка, конечно, уехать была готова, но вот чтобы так, без вещей, без денег… Не могло быть такого. Я и следователю тому, что год назад приезжал, и рассказывал, и показывал. — Что показывали? — перестал жевать Лунин. — Шкаф показывал. Полку, где у меня труселя лежат. У нас под ними всегда деньги хранились. Как Ритка домой не пришла, я сразу проверил, все деньги на месте, до единого рублика. А ведь она знала, где мы прячем! Решила бы уехать, точно взяла бы. Может, и не все, там около ста тысяч как раз накопилось, но половину точно бы забрала. Вскочив с табуретки, Игорь Михайлович открыл дверцу навесного шкафа и поставил на стол литровую бутыль, до половины заполненную прозрачной жидкостью светло-рубинового оттенка. — Будете? Илья отрицательно покачал головой. — Ну да, служба, понимаю, — Слепцов явно именно такого ответа и ожидал, поскольку одновременно с бутылью на столе появилась и одинокая рюмка, — а я полтишок хлопну для успокоения нервов. Вы на это дело шибко не смотрите, это не зараза какая-то, — он помахал рукой у Ильи перед носом, — даже в район к врачам ездил. Сказали, нервное. Мол, как успокоюсь, само пройдет. Оно ж у меня знаете, как выскочило? Не дожидаясь ответа, Игорь Михайлович опрокинул рюмку в рот и тут же продолжил: — Поначалу, первый месяц, ничего не было. Бегал я по округе, как оглашенный, Ритку искал. Все на что-то надеялся. А потом как-то утром проснулся и чувствую — пустота в сердце. Будто нет его вовсе. Прижал руку к груди — вроде бьется, а все равно пустота. Понял я, значит, что нет больше нашей девочки. И видать, то, что она там занимала, — он, на этот раз не так сильно, похлопал себя по груди, — теперь пустое это место, незаполненное. И здесь тоже, — красный шелушащийся палец ткнулся в висок, — здесь тоже пустота. Ни мыслей, ни эмоций. Ничего не осталось. Встал я с кровати и пошел в ванную бриться. К зеркалу подхожу, смотрю, ах ты пень-колода, чего у меня на лице выскочило. Словно в кипяток макнули. Кожа красная, лохмотьями с меня лезет. Потом глянул — а и с руками то же самое. Мне потом врач объяснил. Говорит, что у меня якобы стресс был слишком сильный для организма, вот он защищаться и начал. Взял и из себя его выкинуть попытался. Да только полностью не получилось, застряла вся эта гадость на поверхности. Так что, пока я сам изнутри этот стресс подпитывать не перестану, с меня вся эта красота сама не слезет. Ну а мне чего, я ж водителем на деревокомбинате работаю. Мебель вожу по всей Сибири, мне особо мордой светить негде. Порой сядешь в машину да за три тыщи километров едешь. Хорошо! Ты, дорога, радио играет. Вроде все, как и было раньше. Словно и не менялось ничего. Таньке со мной, конечно, не бог весть какая радость, ну да мы уже четверть века вместе, оба пообвыклись. Услышав, как хлопнула входная дверь, Слепцов обернулся. — Мать, ты словно через все село добиралась. Я ж тебе сказал, что к нам человек по делу пришел. — Сказал ты, — послышался из прихожей недовольный голос, — ты как сказал, я так и побежала. Только из Ленкиного подъезда выскочила, так ногу и подвернула. Кой-как встала, а дальше так на одной ноге прыгала, хорошо, девчонки мимо шли как раз наши, школьные, так хоть придержали меня с двух сторон, а то я бы наверняка опять свалилась. — Ну ничего, дошла же, — философски заметил Слепцов.