Тут на неё навалилось всё сразу: Лена Пантелеева скорее всего убита. Кондрат украл Пояс Ориона, и Герман знает об этом. Они где-то его прячут. Сокровище ищут все кому не лень – служба безопасности и неведомые бандиты. Мишаков тоже что-то знает, поэтому и не стал ни о чём спрашивать Кондрата в Тонечкином присутствии, а тот придумал неведомого адвоката, чтобы ни о чём не рассказывать!.. Она посмотрела на себя в зеркало и не увидела отражения. …У Родиона нет паспорта, следовательно, билет на поезд не купить. Нужно позвонить матери и генералу, они приедут и заберут его на машине, а в Москве с документами что-нибудь придумается. Или попросить Степанова посодействовать, наверняка всесильная служба безопасности знает, как можно отправить человека без документов!.. Тонечка ещё немного попила. …Что же делать? Что теперь делать?.. Она вернулась в комнату, осторожно пристроилась на край широченной кровати и подумала горестно: как жизнь была хороша ещё десять дней назад! Как проста и прекрасна! В ней не было тайн и загадок – только те, которые она придумывала сама. Муж длинно всхрапнул и перевернулся на живот. В эту минуту Тонечка его ненавидела. Сергей Степанов, нужно отдать ему должное, явился по первому зову. Тонечка позвонила и назначила ему встречу в арсенале, где была выставка какого-то модернового итальянского художника. С утра она фальшивым голосом сообщила Герману, что у неё дела на местном телевидении – она будет принимать участие в программе, она обещала. Если он и удивился, то виду не подал. Тонечка накормила Родиона завтраком, предупредила администратора, чтобы в её отсутствие в номер не пускали никого из детей. Они зашли за Настей и Даней в «дом причта», и она проводила их почти до набережной, до дома Рукавишникова, выдала «содержание», чтобы они до вечера не умерли с голоду. И помчалась в кремль. Степанов уже был на месте. Едва влетев в зал, она заметила его возле какой-то мудрёной инсталляции. – У вас встревоженный вид, – заметил он, когда она подошла к нему. – Что случилось? Тонечка перевела дыхание. – У нас в номере вчера кто-то был. Все вещи перевёрнуты. – Что-нибудь забрали? – живо спросил фээсбэшник. – Ничего, в том-то и дело, – сказала Тонечка. – И я даже не знаю, что искали! Скорее всего, этот ваш Пояс Ориона!.. Степанов немного подумал: – Это маловероятно. – Почему?! – Как Пояс мог оказаться у вас в номере?.. Тонечка смешалась: – Но вы же… говорили, что… мой муж… что Саша может знать … – Антонина, – проникновенно начал Степанов. – Должно быть, я как-то плохо объяснил, о чём идёт речь. Этот Пояс не просто сокровище за много миллионов долларов. Это… как бы сказать… раритет, предмет культа в той стране, откуда он был вывезен. Вряд ли вор мог отдать его на сохранение! Даже если ваш муж знает о краже. Но этой вещи не место в гостиничном номере. Тонечка посмотрела сначала на него, а потом опять на инсталляцию. Произведение искусства представляло собой дурно сбитые деревянные козлы, в середину который был воткнут топор. Называлось произведение «Конец войны». – Тогда я совсем ничего не понимаю, – призналась она. – Кто мог к нам забраться? Что у нас искали?.. – Да всё, что угодно, – стоял на своем Степанов. – Например, деньги. – В таких отелях по номерам не воруют. – Допустим. Но вряд ли у вас искали Пояс. – Родиона, племянника Кондрата, избили на улице местные бандиты. Требовали, чтобы он вернул то, что взял. А он даже не знает, о чём речь!.. – Вы уверены? – быстро спросил Степанов. – Что он не знает?.. Тонечка кивнула. – Ему семнадцать лет, – сказала она, как будто это всё объясняло. – Он любит рисовать и маленьких собак. И я умею разговаривать с подростками! Я знаю, когда они врут. Родион не врёт. Сзади подошли какие-то люди и тоже стали рассматривать топор и козлы. – По мне, – заявил Степанов довольно громко, – метафора уж слишком очевидна. – Да это вообще никакая не метафора, – поддержала Тонечка разговор об искусстве. – На метафору не тянет. – А как же топор войны? – То есть, вы хотите сказать, это намёк на борьбу индейцев с белыми? Топор войны – это что-то из Фенимора Купера! И они перешли к следующему произведению. – Вам не удалось узнать достоверно, знает ваш муж о Поясе или нет? Тонечка покачала головой. – Он со мной почти не разговаривает, – призналась она. – А я не знаю, как спросить. А вы узнали, когда Кондрата освободят? – Я был занят другими делами, – сообщил Степанов сухо. – Мне даже на руку, что он пока за решёткой, меньше хлопот. Я должен найти этот Пояс! – Как он мог украсть такую вещь? – спросила Тонечка. – Вы же говорите – предмет культа, раритет! Его, должно быть, охраняли! – Нет такого раритета, который нельзя было бы украсть. Это закон. Охраняй не охраняй, если задаться целью, украсть можно всё, что угодно. – Да, но зачем это нужно? – недоумевала Тонечка. – Его ведь, наверное, даже не продашь! – Говорите тише, пожалуйста, – попросил Степанов довольно сердито. – Вы не на митинге. Тонечка покивала. – Продать можно тем, у кого украли, – объяснил фээсбэшник неохотно. – Это довольно хлопотно и опасно, нужно уметь. Но за такие вещи платят огромное деньги! Не коллекционеры, разумеется, а как раз те, кто понимает их истинную ценность. Тонечка рассматривала синтетическую ёлку, увешанную смятыми банками из-под кока-колы, рулонами туалетной бумаги и пустыми пластиковыми бутылками. Композиция называлась «Дубрава». – Всё же поговорите с мужем, – посоветовал Степанов. – Хотя бы попробуйте!.. Вдруг нас что-то наведёт на след. – Пока что никто не доказал мне, что мой муж в сговоре с ворами и бандитами, – сквозь зубы выговорила Тонечка. Степанов улыбнулся. – Не волнуйтесь так, – попросил он. – Я ведь ничего не утверждаю!.. Я просто обязан проверить все версии и найти это чёртово сокровище, где бы оно ни было. Вполне возможно и даже скорее всего, Герман ни при чём. Но я должен убедиться. – Понятно, – сказала Тонечка. Они еще постояли перед композицией. – Здесь тоже слишком ясен смысл, – вымолвила она наконец. – В современном мире дубрава выглядит именно так – куча мусора на синтетическом дереве. Никакое это не искусство. – Если узнаете что-нибудь, позвоните мне. И присмотритесь повнимательнее к племяннику. Всякое бывает, вы уж мне поверьте. Тонечка собралась было возмутиться, но когда повернулась, Степанова рядом не было. И в зале его не было, и в дверях. Он словно испарился. Она ещё минут двадцать послонялась по залу, а потом вышла на улицу. Ей предстояло нелегкое и даже опасное дело, но она думала о нём с радостью – придётся действовать, а не страдать и мучиться!.. Тонечка посмотрела на часы и заторопилась, до музея «Красного Сормова» путь был неблизкий, а ей нужно ещё подготовиться!.. Она вызвала такси, вспомнила, как вчера они с Родионом ехали на автобусе, и улыбнулась. Хороший мальчишка, настоящий художник. Вот кто-кто, а он точно не имеет никакого отношения к краже драгоценностей, будь это хоть Пояс Ориона, хоть алмаз Кох-и-Нор!.. Она доехала до заводской проходной, перешла скверик – до здания музея было рукой подать. Потом обошла музей кругом, закинув голову, посмотрела в окна второго этажа, свет нигде не горел. Спрятаться было негде, и Тонечка решила, что будет ходить, но так, чтобы всё время видеть входную дверь, автобусную остановку и скверик. По её подсчётам, директор должен был появиться с минуты на минуту. Ходила она довольно долго – подсчёты оказались неверны. Она считала шаги и думала, думала. Потом стала замерзать и немного пробежалась. Когда к остановке подкатывал очередной автобус, Тонечка устремлялась к музею, чтоб не упустить добычу. Машин на этой улице было совсем мало, Тонечка провожала каждую глазами. После расчетного времени прошёл, должно быть, час, когда из притормозившей маршрутки выскочил директор музея и зашагал через дорогу.