Тонечка нажала латунную пупочку звонка – дверь была заперта – и прислушалась. Подождала и ещё раз нажала. Родион перчаткой отряхивал с якоря снег. – Зачем ты на штаны метёшь? Мети в сторону! Тут в замке щёлкнуло, дверь немного подалась, Тонечка потянула её на себя и зашла. Родион следом. Прямо перед ними оказалось лестница, и холодно здесь было, почти как на улице. Они поднимались по второму маршу, когда на площадке появился человек. – Добрый вечер, – сказал он негромко. – Здрасти, – тяжело дыша от восхождения, проговорила Тонечка, улыбнулась куда-то вверх и добавила: – Лестницы – враг панды. Кажется, человеку это понравилось, потому что он сделал шаг навстречу. – Проходите. С площадки они зашли в небольшое помещение, где стояли несколько книжных шкафов, с правой стороны доска с фотографиями сердитых мужчин, а с левой короткий коридорчик и ещё одна дверь. – Музей на ремонте, – сообщил человек, пока Тонечка оглядывалась. – Это черный ход. – А это кто? – вылез мальчишка. – На портретах? – Все директора нашего завода, начиная с самого первого. – Чего-то больно много! Человек вздохнул и представился: – Григорий Александрович Самгин. – Антонина Герман, – выпалила Тонечка. – А это Родион. Поздоровайся по-человечески! Родион болтнулся всем телом, изобразив поклон. Видимо, он считал, что здоровается по-человечески. – Пройдём в кабинет? Он пошел через комнаты, зажигая по дороге свет. Со всех сторон на них смотрели люди со старых фотографий, детали машин, части механизмов, модели катеров и пароходов, даже снятая рубка подводной лодки, на которой белыми буквами было выведено С-13, даже водолазный скафандр с круглым шлемом и латунными заклёпками!.. За стеклом лежали кованые детали, компасы, книги и схемы. – Я же говорила, что здесь страшно интересно! – втолковывала Тонечка Родиону. Щёки у неё горели, свежая причёска почти расстроилась, и она опять стала прежней, на взгляд Родиона – прекрасной. – Вы у нас бывали? – Нет, никогда! Но мне очень хотелось!.. Директорский кабинет располагался слева от самого большого зала, где, судя по всему, были собраны предметы и документы военного времени. Кабинет оказался не совсем кабинетом – здесь было много витрин с моделями подводных лодок, шкафов, полных книг и переплетённых газетных подборок, несколько картин, очень неплохих, Родион сразу подошёл и уставился. И письменный стол у директора был знатный: громоздкий, с выпуклыми тумбочками и слоновьими ногами. Стол был покрыт зелёным сукном, на нем масса штучек – чернильный прибор с пресс-папье, бювар бордовой кожи с тиснением, малахитовый стакан для карандашей, искусно выполненная модель парохода «Максим Горький» с золотыми буквами по борту. – Как здорово! – Тонечка разглядывала модель. – Он выполнен в точности по эскизам, – поделился директор. – А вообще это стол моего отца. Он был когда-то директором завода «Красное Сормово». Когда на пенсию вышел, стол отдали мне. Тонечка покрутила головой от восторга. – Присаживайтесь. – Директор отодвинул перед ней кожаное кресло. – Раздеваться не советую, у нас холодно, батареи перед ремонтом отключили. – О чём вы хотите со мной поговорить? Нина сказала, вам срочно. Тут вдруг Тонечка – голова садовая! – сообразила, что говорить при мальчишке она ни о чём не сможет!.. – Можно, Родион пока в том зале макеты посмотрит? Директор пожал плечами: – Ну, разумеется, – и пропустил мальчишку в дверь. – Итак? – Вы знаете Лену Пантелееву? – сразу же бухнула Тонечка. – Она жена Кондрата Ермолаева, а его вы уж точно знаете, потому что дружили с его сестрой Зосей. Тут она вдруг сообразила, что дала маху не только потому, что притащила Родиона с собой! Она дала просто грандиозного маху! Ведь если этот самый Григорий Самгин знал Зосю и был в неё влюблён, вполне может статься, что Родион – его сын!.. …Щёки у неё запылали ещё больше. Как вести разговор дальше – она не знала. Директор музея обошёл свой великолепный стол и сел напротив Тонечки в точно такое же кресло. Теперь они почти касались друг друга коленями, и это очень мешало. Посмотреть ему в лицо она боялась – вдруг окажется, что они с Родионом похожи?.. – Кондрата я знаю, конечно, – проговорил Григорий медленно. – И сестру его… да, знал. Тонечка перевела дыхание. Она сильно волновалась. – Почему он вас интересует, этот человек? Ей не понравилось, что Григорий Самгин назвал Кондрата «этот человек». – Видите ли, – зачастила она, – Кондрат старый друг моего мужа. Они много лет не виделись. Когда мы приехали, произошло недоразумение, и Лена, его жена, пропала. Мне нужно её найти. Директор музея опять помолчал. Вообще он говорил медленно, словно обдумывал каждое слово. – А она зачем вам понадобилась? – Кондрата задержали по подозрению в убийстве жены, – выпалила Тонечка. Теперь она смотрела ему в лицо, не отрываясь, в надежде что-нибудь там высмотреть. – Но мы с мужем уверены, что никого он не убивал, просто получилась какая-то нелепица!.. Григорий полез в карман пиджака и вынул сигареты. – Не возражаете?.. Тонечка помотала головой – она не возражает, а можно сказать, приветствует!.. – Я работаю с телевизионщиками, – объяснила она. – А на телевизионном производстве курят все. Некурящие – значит, профнепригодные. Он улыбнулся. …Что это Нина сказала, что он «незаметный»! Нет, на красавца из отечественного сериала не тянет, конечно, зато вполне подошёл бы на роль в британском – худой, узкий, длинноносый, светлоглазый. Такими обычно бывают герои-интеллектуалы, в противовес простакам-сержантам! Ездят на «Астон-Мартинах», носят твидовые пиджаки и вельветовые брюки. Директор музея как раз был облачён именно в твидовый пиджак и именно в вельветовые брюки!.. Вокруг шеи мягкий шарф, на ногах меховые мокасины. Он закурил и сообщил, что Кондрата не видел лет двадцать, а то и больше, о жене его вообще не слыхал. …Расследование опять захлебнулось! Внезапно дверь в кабинет распахнулась – и показалась голова Родиона. – Там кто-то ходит, – заявил он и показал подбородком, где именно. Директор вскочил: – Где? Мы здесь одни, больше никого нет. И почти выбежал в зал, потеснив в дверях мальчишку. Удивлённая Тонечка велела Родиону ждать здесь и отправилась следом за убежавшим директором. Они столкнулись возле доски с портретами сормовских директоров. – Я позабыл форточку закрыть, – объяснил директор, несколько запыхавшись. – Сквозняк. Идёмте. И пропустил Тонечку вперёд. …Пф-ф-ф, подумала Тонечка. Зачем вы меня обманываете, уважаемый?.. В музее холод собачий, батареи не работают, я в куртке, и то уже почти продрогла, у вас вон нос красный, и вы то и дело потираете руки, пытаетесь согреть, а про открытую форточку толкуете! За каким лешим вы её открыли?.. Они вернулись в кабинет – Родион в большом зале рассматривал какую-то массивную штуковину, то ли пароходный гудок, то ли штамповочный станок. – Поверьте, я не из праздного любопытства, – оправдывалась Тонечка, как давеча в разговоре с Ниной. – Мне правда нужно как можно больше узнать о Кондрате! Вокруг какая-то сплошная путаница, ерунда и туман.