Герман заглушил работающий двигатель в красной машине, сунул в карман ключи. Сразу стало очень тихо, как и положено зимой в деревне. Он захлопнул дверь и пошёл к дому, продолжая на ходу оглядываться. – Не нравится мне всё это, – пробормотала Тонечка. – Что-то здесь не так… Большой лохматый пёс выбрался из будки, за ним тащилось сено, как видно он спал на нем, отряхнулся и вопросительно брехнул. Тонечка оглянулась: – Ты мой хороший! – сказала она псу. – Что-то у тебя вид заспанный! Ты охранный пёс или нет? – Тонечка, давай за мной! – Я иду, иду!.. В дом вели двойные двери, по виду старинные, на поверку оказавшиеся новомодными – металлические, с тяжелыми хромированными задвижками, почти банковские. Тонечка недоверчиво посмотрела на двери. Видимо, повар чего-то боялся. Или это его жена, звезда шоу «Любит – не любит», боялась?.. – Кондрат, алё! – проорал Герман из прихожей. – Ты где?! – Осторожней, Саня, – отозвался из глубины дома больной голос, который Тонечка сразу узнала. – Иди кругом, прямо не ходи! Александр Герман замер на пороге комнаты, мельком оглянулся на Тонечку. – Тоня, иди в машину, – велел он. Но она уже заглянула, конечно. Большая комната на три окна была разгромлена, словно в ней дрались стенка на стенку. Пол усыпан битой посудой и какими-то круглыми деревяшками – Тонечка не сразу сообразила, что это ножки от стульев. На светлом ковре, сбитом в сторону, тёмные пятна, много. Неровные, острые, страшные осколки стекла возле старинного буфета, из которого выбиты дверцы, закапаны чем-то красным. Кровь? Ветер колышет занавеску на распахнутом окне, на подоконнике перевернутые цветочные горшки, батареи засыпаны землёй. – Кондрат, мать твою! – Я здесь, на кухне. Большая комната была разделена на две условные части – кухню и столовую, и та часть, где располагалась кухня, тоже имела выход из прихожей. Возле гигантской плиты стоял высоченный мужик в тельняшке. Рыжая всклокоченная борода словно светилась в полумраке на фоне бледного, в голубизну, лица. – Что тут было?! На тебя напали?! Мужик пожал плечами и бородищей показал на Тонечку: – Ты зачем её привёл? Герман оглянулся. Тонечка ещё ни разу в жизни не видела, чтобы её муж был так растерян. И напуган. – Кого?.. – Мы вместе приехали, – выпалила Тонечка. – Такси долго бы ждали, пришлось мне за руль садиться. – Уезжайте, – сказал рыжебородый с трудом. – Сань, выпроводи её. Нечего здесь делать. Но Герману было не до Тонечки. – Ты что натворил, Кондрат?! – Или кто натворил? – встряла Тонечка. – Не знаю. Я проснулся… так уже было. А я ничего не помню!.. Тонечка осторожно обошла мужа и огляделась. На кухне не было никакого разгрома, словно сюда не дошло цунами. Больше того! Кухня сияла какой-то праздничной, новой чистотой, словно из неё только что вышла команда уборщиков. Тонечка ещё пооглядывалась по сторонам, а потом тихонько взяла со стойки стакан. – Не трогайте вы ничего, – выговорил рыжебородый с трудом. – Нельзя! Сань, чего теперь делать? Наряд вызывать, да?.. – Подожди, успеем, – сказал Герман. – Давай подумаем. Может, ты чего вспомнишь?.. – Мы с Ленкой в хлам поругались. – Это ещё при мне. – Я больше ничего не помню!!! Тонечка налила в стакан воды, бросила аспирин, который моментально зашипел, брызгая колючими крохотными фонтанчиками ей на руку. – Девушка, я же вам сказал, не трогайте ничего!.. Тонечка подала повару стакан. – Ну, давайте познакомимся, – предложила она деловым тоном. – Меня зовут Антонина Морозова. Вернее, Герман, но подписываюсь я Морозовой. Так удобней, потому что я сценарии пишу уже давно и под фамилией Морозова. Но Герман – звучит, правда? Она болтала без остановки, чтобы дать ему возможность отвлечься, рассмотреть её и выпить аспирин. – Я жена вашего друга Сани, то есть Александра Наумовича, конечно! А вы повар, и вас зовут Ермолай! Вернее, вас зовут Кондрат, а фамилия у вас Ермолаев, так что мы с вами оба называемся не так, как нам положено! Ермолаев Кондрат залпом допил воду, выдохнул и посмотрел на Германа. – Ну да, – тот кивнул, – она такая. Тонечка между тем пристроила рюкзак на стул и стала обходить кухню по кругу. Зачем-то она открывала ящики и заглядывала в шкафы. Вытащила какой-то свёрток, развернула, посмотрела и сунула обратно. – У вас образцовый порядок, – похвалила она. – Ну, когда я готовлю, здесь бардак. – Повар покрутил ручищей, на пальцах синела татуировка. – Страшный. – Я слышала, – подхватила Тонечка, – что настоящие повара никогда за собой не убирают и не моют! Они только всё разбрасывают и расшвыривают, зато у них получаются кулинарные шедевры. У вас получаются шедевры? Рыжебородый Кондрат Ермолаев пожал плечами. – Я не знаю. – Выпейте ещё вот… таблеточку. Это от отравления. Ваш организм отравлен алкоголем, – добавила она, сделав ударение на первом слоге, чтоб получилось смешно. Но никто не рассмеялся. – Слушайте, я вообще не пью никакие пилюли! Сань, скажи ей! – Тоня, он не пьёт пилюли! – А кто вчера убирал кухню? Кондрат с усилием проглотил таблетку. – В смысле? – Или вы сами убирали за собой? Саша сказал, что ужин был очень вкусный, и выпили много, потому что закуска была хороша. Вот вы приготовили ужин, а потом всё за собой сами помыли? Кондрат задумался – на лбу собрались складки. – Лена убирала, – сказал он наконец. – Точно, Лена! Она тогда ещё не уехала, и всё тут помыла. – Кто такая Лена? – Это его жена, – подсказал Герман. – Да, – согласился Кондрат, – это моя жена. Тонечка посмотрела на мужа недоверчиво. – Ты же сказал, что его жена ведущая – шоу! Гелла… Гелла… – Понтийская, – хором сказали мужики, и Кондрат продолжил: – Это для телека имя. А в жизни её зовут Лена Пантелеева. – Где она сейчас? Кондрат весь перекосился.