– Твой отец никогда не просил о прощении. Но я – да. И что Вулф? Он простил меня. Она поставила чашку и вышколенно приосанилась, твердым голосом делясь сокровенным: – Я биологическая мать Вулфа Китона. Алкоголичка в ремиссии, которая вместо того, чтобы приготовить сыну ужин, напилась до потери сознания в тот вечер, когда твой отец застрелил его брата Ромео. После случившегося его взяли к себе Китоны. Я не смогла победить систему, а смерть Ромео так встряхнула меня, что я решила побороть зависимость и легла в реабилитационный центр, а по окончании лечения постепенно вернулась в жизнь Вулфа. Кстати, его настоящее имя Фабио. Фабио Нуччи. Она улыбнулась, опустив взгляд. – Сначала он знать меня не хотел. Был ослеплен гневом из-за моего алкоголизма и из-за того, что его отправили в детский дом, из-за того, что я не смогла заставить себя приготовить ужин, и поэтому он потащил брата в «Мамину пиццу». Но шло время, и он потихоньку оттаивал. Его приемные родители наняли меня в качестве няни, поселили в своем доме, хотя он на тот момент был уже почти подростком. А после того, как их убили при взрыве… – Она резко выдохнула. В ее глазах блестели слезы, когда она говорила о своих почивших работодателях. – Это случилось через два года после того, как я закончила работу у Китонов. Вулфу тогда исполнилось восемнадцать, а я работала в клубе «У Сэма», но он снова нанял меня управлять особняком. Он заботился обо мне больше, чем я о нем, а ведь я предала его самым худшим способом: не смогла защитить их с братом от жизни в суровом квартале, где они выросли. Я выпрямилась, переваривая полученную информацию. Мисс Стерлинг была матерью Вулфа. Биологической матерью. Вот почему она так нежно его любила. Почему умоляла меня набраться терпения. Почему толкала нас в объятия друг друга. Она хотела, чтобы ее сын обрел счастье, которое не получил его брат. – Его брат был женат. – Я резко втянула в себя воздух, собирая все кусочки запутанного пазла, созданного моим отцом. – У него была жена. – Да. Лори. У них были проблемы с зачатием, – кивнула мисс Стерлинг. – Они прошли через несколько ЭКО, и она наконец забеременела. Но потеряла ребенка на шестом месяце, получив известие о том, что ее муж убит. Вот почему Вулф совсем не хотел детей. И вот откуда он был так осведомлен об овуляции и подходящем времени для секса. Он не хотел тех же страданий, хотя горе окружало его всю жизнь. Он потерял самых дорогих в жизни людей, одного за другим, и все по вине одного и того же человека. Мне казалось, будто мою грудь вспороли ножом и из нее вывалились все органы. Я прижала руку ко рту, желая, чтобы пульс успокоился. Это вредно как для меня, так и для малыша. Но безжалостная правда шокировала, и осмыслить ее было тяжело. Вот почему Вулф не хотел, чтобы я знала о его прошлом. Он знал, что я возненавижу себя на всю оставшуюся жизнь за то, что натворил мой отец. Черт, меня сейчас стошнит. – Спасибо, что поделились со мной, – поблагодарила я. Мисс Стерлинг кивнула: – Дай ему шанс. Вулф далек от совершенства. Но кто из нас нет? – Мисс Стерлинг… – я помедлила и оглянулась, – я потрясена вашими откровениями, но не думаю, что Вулф хочет попытаться заново. Он знает, что я у родителей, знает о моей беременности, но до сих пор не приехал. Даже не позвонил. Каждый раз, думая об этом, мне хотелось свернуться калачиком и умереть. По тому, как поморщилась мисс Стерлинг, стало ясно, что дела у меня действительно плохи. Я проводила ее до машины, и мы еще долго обнимались. – Франческа, всегда помни: ты значишь больше, чем все твои ошибки, вместе взятые. Когда мисс Стерлинг уехала, я поняла, что она права. Мне не нужно, чтобы меня спасал Вулф, чтобы меня выручал Анджело. Не нужно, чтобы мать наконец перестала быть бесхребетной или чтобы отец начал вести себя как мужчина. Я нуждалась лишь в одном человеке – в себе. Глава восемнадцатая Вулф Следующие несколько дней стали чистейшей воды наказанием. Микстурой, которую стоит разлить по бутылкам, зарегистрировать и использовать в качестве наказания для растлителей малолетних. Через три дня я сдался и набрал номер Артура. Теперь мир перевернулся, и неприступность изображал он. Единственным человеком, с которым я хотел поговорить, была моя жена, но ее прятали в королевстве Артура, а его владения охранялись мощнее, чем Букингемский дворец. Каждый божий день, ровно в шесть утра, перед посадкой в самолет, и в восемь вечера я приезжал к бывшему дому жены в надежде с ней поговорить. И всегда меня останавливал у ворот один из охранников Росси – а они были крепче и глупее всех мафиози, вместе взятых, – и не выказывал никакого желания пропускать мою машину, даже когда мои охранники начинали демонстрировать свои мускулы. Звонить и писать ей неуместно и трусливо. Особенно после того, как Стерлинг призналась, что выдала все секреты прошлого наших семей. Поскольку Франческа полагала, что мой первоначальный план состоял в том, чтобы запихнуть ее в темную башню и медленно покончить с ее отцом, лишив его и его жену всего их имущества, я знал, что ей необходимо немного больше, чем гребаная гифка «извини». Нам надо обсудить все с глазу на глаз. Мне столько нужно ей рассказать. О том, сколько всего я узнал с тех пор, как она уехала. Я люблю ее. Я безумно ее люблю. Я безжалостно, катастрофически без ума от юной девушки с огромными голубыми глазами, которая разговаривала с растениями. Мне нужно сказать, что я хочу ребенка не меньше ее. Не потому, что вообще хочу детей, а потому, что хочу все, что она может мне предложить. И все, что не может, тоже хочу. Не обязательно владеть этим, но можно же просто любоваться. Осознание, что я влюблен, не пришло за одну блистательную минуту, как бывает в фильмах от «Холлмарк». Это случилось постепенно, за ту неделю, что мы провели порознь. С каждой неудавшейся попыткой связаться с женой я понимал, как важно для меня увидеться с ней. Всякий раз получая от ворот поворот, я смотрел на окно ее спальни и хотел, чтобы Франческа появилась из-за белых ажурных занавесок. Но этого не случилось. Именно поэтому я принципиально избегал любовных связей. Вся эта чушь, от которой ты лезешь на стену, была не для меня. Но я лез. Пинал. Ломал. Репетировал речь, которую ей скажу. Скрывался от сотрудников, которые все звонили и звонили, говоря, что мне нужно выступить с заявлением по поводу текущей ситуации в моей семейной жизни. Это моя проблема. Моя жизнь. Моя жена. Все остальное перестало иметь значение. Даже моя страна. Через неделю удовольствия под названием «разбитое сердце» я решил нарушить правила и поторопить судьбу. Франческа возненавидит меня за это, но, откровенно говоря, у нее и без того, до моего следующего фортеля, хватит поводов плюнуть мне в лицо. На седьмой день разлуки я вынудил Феликса Уайта во всей его лоснящейся потом славе составить мне компанию во время визита в дом Артура с нетерпящим отлагательств ордером на обыск. Что пропало? Моя чертова жена. У Уайта не было реальных оснований выдавать ордер. Он просто не хотел, чтобы я обнародовал собранный на него компромат. Истинный слуга двух господ, за несколько часов до обыска он написал Артуру, чтобы тот притащился домой к тому моменту, когда я к нему заскочу. В общем, вот как мне удалось прорваться в дом Франчески. С шефом полицейского управления Чикаго, ордером и двумя копами. А еще говорят, что романтиков не осталось. Когда Росси открыл дверь, лоб его был так сморщен, что он походил на бульдога. Он просунул голову в щель, и его глаза превратились в две узкие щелочки. – Сенатор, чем обязан вашему вниманию? – Он совершенно не обратил внимания на Уайта, чертовски хорошо зная, что тот скомпрометировал себя, прислав сообщение. – Не время для игр, – с прохладцей улыбнулся я. – Если только не хочешь проиграть. Впусти меня или приведи ее. Я в любом случае сегодня с ней увижусь. – Сомневаюсь. Не после того, как ты расхаживал на глазах у всего города с той русской шлюхой, когда дома тебя ждала беременная жена. – Я не знал. Понятия не имею, почему я оправдывался перед Росси. Но если он полиция нравов, то Майкл Мур[15] – треклятый гуру здоровья. – Как бы то ни было, я семь дней пытался с ней связаться. Из надежного источника мне известно, что ты сам захочешь открыть дверь, иначе мне придется кое-что сделать, и ты пожалеешь. – И ничего ты не сделаешь, пока затронуты интересы твоей беременной жены. – Артур имел наглость ехидно мне ухмыльнуться. Стоявший возле меня Уайт кашлянул: – Мистер Росси, если вы нас не впустите, мне придется вас арестовать. У меня есть судебный ордер на обыск вашего дома. Очевидно, все же один человек на пороге верил, что я могу кинуть своего тестя на съедение волкам. Артур медленно открыл дверь и впустил меня в дом. Уайт держался сзади и переминался всем своим грузным весом, как подросток, не знавший, как пригласить девчонку на выпускной. Этот мужчина обладал харизмой банки с содовой. – М-может, я тут подожду? – заикаясь, спросил Уайт. Я махнул на него рукой: – Продолжай притворяться, что ты спец в своем деле. – Уверен? – Он стер пот со лба, а голубая вена на его шее продолжала пульсировать. – Ты напрасно тратишь мое драгоценное время и испытываешь мое терпение. Уходи. Повернувшись ко мне спиной, Артур повел меня в кабинет. В последний раз я был там, когда требовал у него руку дочери. И пока мы поднимались по лестнице, я стал вспоминать. На этой площадке у нас случилась одна из первых перепалок. Также вспомнилось, как на верху лестницы я сжал ее хрупкое запястье и силком потащил вниз, думая, что она мне изменила.